Страница 49 из 63
Женский мир, женский взгляд, женская дружба, женский ум, женская логика, женская интуиция… В одних случаях снисходительно или раздраженно звучащие клише, в других – оксюморон. Или даже сплошные ошибки. Ошибки понимания, ошибки формулирования, ошибки оценки, вплоть до ошибок в выборе жизненного пути. Этой проблеме была посвящена монография «Вторая ошибка Бога» [1], в которой мы обозначили актуальный смысл социокультурных и нравственно-психологических подходов к гендерной проблематике в современной российской массовой культуре.
Ф. Ницше назвал женщину «второй ошибкой Бога» [3]. Знаменательная оговорка: в большинстве переводов фигурирует не «ошибка», а «промах» (именно из такого перевода взята и цитата, которая появится ниже); но нашему, русскому, восприятию, включая жителей Интернета, активно обсуждающих вопрос о том, кто или что было ошибкой первой – хотя автор реплики это сам все назвал, – гораздо приятнее масштабное слово ошибка, чем почти небрежное – промах.
Не будем спорить с классиком. Как не будем спорить вообще с мужчинами, для которых даже не победа женщины в споре, а сам факт «женского» спора подчас является тяжким оскорблением. Просто и скромно обсудим, не возникают ли ошибки в восприятии миром самих женщин.
Российская массовая культура носит отчетливо выраженный антифеминистический характер, в связи с чем вопрос о присутствии в ней признаков женского архетипа приобретает особое значение.
Принято считать, что в России женщин не любят. За то, за что их можно не любить: за болтливость, пристрастие к беготне по магазинам, за переменчивость настроений и въедливость по мелочам. И за то, за что любят мужчин: за быструю и, что еще хуже (для женщин), верную реакцию, за твердость в принятии решений, за способность к самопожертвованию (он может быть рыцарем, а она – ?), за долгую, вопреки стереотипному мнению, память и короткие реплики в споре, за умение быть убедительными, за неуступчивость в отношении чужого влияния.
Не слишком любят женщин и за то, что уж больно они разные, причем это известно не только психологам и антропологам, физиологам и искусствоведам, но и самим женщинам. Женщины отличаются не только от мужчин, но и друг от друга.
В современной массовой литературе, в том числе в материалах, «гуляющих» в Интернете, архетипы описываются в удобной для запоминания форме, сопоставляются с реальными людьми-современниками, визуализируются через фотографии обычных людей или через образы богов/ богинь. Характерно то, как «разбавляются» и иллюстрируются представления об архетипах через сочетание обыденных реплик с упоминанием о персонах современной массовой культуры.
Как это принято в сфере массовой культуры, один из интернет-источников бросает характерный в своей краткости и соблазнительности призыв: «Узнай себя!» Интересующимся предлагается рассмотреть четыре архетипа, каждый из которых включает «светлую» и «темную» стороны. Показательно, что, в отличие от классической традиции, названия здесь даются не самим архетипам, а лишь их вариантам, видимо, для архетипов формулировки не удалось подобрать. Правда, авторы интернет-материала приводят примеры, называя как реальных людей, так и литературных или кинематографических персонажей, но мы не дадим такие ссылки во избежание претензий со стороны реальных людей. Первый архетип, который мы бы назвали «девочкой», включает «принцессу» (студентка-отличница, мечта о принце, пристрастие к бусикам-браслетикам, позитивное отношение к миру) и «дрянную девчонку» (пристрастие к эпатажу, поведение девицы «при рок-тусовке», активное раздражение против мира). Второй архетип можно определить как «женщину в мужском мире». В нем интернет-источник видит «жрицу/музу» (любовь, поклонение, признаки «истинной леди») и «ведьму/снежную королеву» (хладнокровная обольстительница, ведущая себя как «центр вселенной»). Третий архетип мы бы определили как «женщину в мире без/против мужчин». Не слишком четко разделяя ипостаси, интернет-источник предлагает видеть в этом архетипе «охотницу» (что включает и бизнес-леди, и женщину-милиционера, чей девиз звучит: «я сама!») и «амазонку» (которая одинока и не соревнуется с мужским полом, поскольку считает себя выше «этих слабаков» и даже стремится уничтожить их). Четвертый архетип, который, по-видимому, у составителей текста вызывает снисходительное раздражение, можно назвать «женщиной-вне-возраста, погрязшей в своем женском предназначении» (достаточно распространенный, по мнению публики, российский типаж, воплощающий опеку как удобную бытовую атмосферу и как отвратительное давление). В позитивной версии это «хозяйка» (мать, поддержка, опора, которая кормит и ухаживает, проявляя бескорыстную – читай глупую – жертвенность), в версии негативной это «квочка» (душит своей любовью, командует и дает никому не нужные советы, исходя из безжалостного утверждения «я знаю, как надо!»).
Обращаясь же к классической научной традиции, видим, что именуемые архетипами образы, в версии К. Г. Юнга, «…являются в определенной степени обобщенной равнодействующей бесчисленных типовых опытов ряда поколений» [4]. Напомним сказанное выше: в отношении женского архетипа К. Г. Юнг утверждает чувство как «специфически женскую добродетель», видя парадокс в том, что «очень женственным женщинам» бывают свойственны сила и стойкость. «Специфическая женская добродетель» в России имеет полемически явленную составляющую.
По истечении ХХ века очевидно, что на отечественную массовую культуру влиял женский архетип в его французской версии (героини Дюма, Гюго – роковая Миледи, нежная Эсмеральда, позднее от Ф. Саган – растерянная и потерянная в мире любовь), в английской версии (от шекспировских Катарины-Джульетты-леди Макбет как разных граней женской страсти до гротескно-трогательной Элизы Дулитл Б. Шоу), в немецкой версии (гетевская трогательная созидательница Гретхен и брехтовская беззащитная разрушительница Кураж). В силу специфики формирования заокеанского культурного опыта американское влияние, активизировавшееся во второй половине ХХ века, было связано не с литературными образцами, а с кинематографическими (сексапильная М. Монро, изысканная О. Хепберн) либо музыкальными (раскованная Э. Фицджеральд).
Применительно к России представляется существенным выявить и подчеркнуть особые качества, которые добавляются к женскому архетипу, – и это не та вечная женственность, долготерпеливость, кротость и безответность, о каких рассуждали в XVIII–XIX веках, а совершенно иные качества, на которые обратим внимание ниже, взяв за основу опыт современной массовой литературы и современного актерского искусства. Особый взгляд обусловлен тем, что и массовые авторы-писательницы, и актрисы – далеко не самые простые и обычные люди, обладающие яркой индивидуальностью, парадоксальными личностными и творческими проявлениями.
Продукты влияния и контрдоводов в отношении растиражированного феминизма, культа семьи либо культа деловой карьеры, инфантильной уверенности в своих силах либо закомплексованной потребности в опеке – персонажи и, главное, бытовые реалии отечественных авторов бестселлеров (детективных и мелодраматических): Д. Донцовой, Е. Вильмонт, Т. Устиновой, Д. Рубиной, Н. Нестеровой, М. Метлицкой, Т. Гармаш-Роффе, М. Брикер и еще десятков двух авторов. Главный посыл архетипа, воплощенного в актуальной российской версии авторского лица и персонажей, – «можно!».
Существенно значение гендерной специфики, если угодно – традиционного обыденного представления о женщине как изначально связующем звене, о ее склонности, готовности, предназначении к гармонизации человеческих отношений.
Текст и его единоличный автор (в так называемых первичных видах искусства) в особой мере показателен, когда создается с точки зрения неофитов, ностальгирующих и по своему прошлому времени/пространству, и по своим ощущениям людей «чужих» в общем, большом и потому очень неуютном мире ушедшей молодости.