Жульё

Шурф предпринял последнюю попытку и поймал себя на давно не случавшемся: не на шутку распалился, завела подруга... Препятствия бодрят! Похлопал по бедрам, пытаясь согреться, наскреб напора еще на один заход, изумился, что, изменяя договоренности с собой же, предпринимает уже третий - нет, четвертый окончательный штурм.

Акулетта первой углядела приближавшуюся машину, шагнула с тротуара, даже не протягивая руки, рассчитала, что сам вид ее не может оставить равнодушным.

Мишка с тоской наблюдал, как машина замедляла бег, как ткнулась в невидимую стену прямо у ног Акулетты. С ума сошла! В машине мужиков полк, едва не выкрикнул мясник, но дверца уже захлопнулась, и путешественники с непроницаемыми лицами умчали Акулетту.

Шурф перебежал дорогу, нырнул в купающийся в кромешной мгле сквер. Ночь преображала все: и деревья, и голые клумбы, и фонари, и газетные витрины, и расклеенные на тумбах нестерпимо яркие при дневном свете, а сейчас тусклые афиши. Мишка подумал, что надо крепко стоять на ногах, чтобы без тени раздумий нырнуть посреди ночи в машину с четырьмя ездоками. Вдалеке на противоположном конце аллеи мелькнула тень, прохожий медленно приближался к Шурфу. Кто бы это мог быть? Куда и зачем продвигается? Мишка невольно поднял воротник, поежился, сжал связку ключей, здорово утяжеляющую кулак.

Человек миновал мясника, в его взоре похоже мелькнуло: кто же это вышагивает мне навстречу? Куда и зачем?..

Мишка голову бы дал на отсечение, что упрятанные в карманы кисти встречного, скорее всего, сжаты в кулаки. Всеобщая враждебность, посетовал мясник.

Акулетта меж тем притиснулась к смотрящему прямо перед собой мужчине на заднем сидении, деловито указала адрес.

- Не страшно? - участливо поинтересовался сосед Акулетты.

- Чего бояться? - встрял водитель, - мы друг друга вечность знаем.

Акулетта кивнула Лехе-четыре валета. Сосед расхохотался:

- А я-то возмущаюсь, ишь, наглючка, ни здрасте, ни прощай, ни куда путь держите? сразу адрес врубает меж глаз, а мы уж полтора часа колесим по разным надобностям. Приустали. Надо ж... - не успокаивался неожиданно говорливый сосед, - в таком городе, в разгар всеобщего ночлега налететь на знакомца.

- Подумаешь, - уточнил Четыре валета, - ее пол-Москвы знает.

- Три четверти, - поправила пассажирка, а дальше полилось: помнишь?.. Отвертку? Укатила... в Эдинбурге теперь обретается, находка для Шотландии. А Марочка в Бремене. Помнишь, представлялась толстопузому со слуховым аппаратом: "Я не просто Марочка, я Бундесмарочка!" Роллекс второй год нары утюжит. Помнишь его приколы? "Роллекс" - предмет туалета всякого интеллигентного, процветающего мужчины! Послушайте, давайте без взаимных обид и подозрений. Все сертифицировано, вот документы, коробка, сургуч, "Роллекс" с иголочки и всего тринадцать штук! Дорого? Помилуйте! Это же как золото, как камни, как ценные бумаги принимается в качестве платежей где угодно. "Роллекс"-то всучить норовил фуфельный, только что не штамповка...

- Ты откуда? - Четыре валета машинально дотронулся до парика, все же с женщиной переговаривался.

- От Мишки Шурф.

- Романитесь?

- Перестань, - Акулетта недовольно отодвинулась от пышущего жаром соседа. - Крутим... педали в две ноги...

- А-а, - протянул Леха, - общие заморочки... Мишка все по мясу, торчит на файв?

- А ты поруби, - отрезала Акулетта, как профессионал не любила, когда вышучивают профессионалов, - поди не легче, чем в деберц крапом промышлять.

Леха тоже озлился: в его тачке его же поддевать! Вышвырнуть ее что ли в назидание и для показа мужикам, что крут?.. Не стоит. Акулетта баба злопамятная, концы имеет дай Бог, зачем враждовать. Четыре валета прикончил размолвку мастерским анекдотом.

Акулетта съезжала с одной квартиры на другую не реже двух раз в год, и сейчас Леха вез полночную странницу в район ему неизвестный, понукаемый то и дело властными - вправо, влево, за углом на стрелку...

Морока долгих бдений подкралась незаметно, смежила веки женщине, тепло пышущего жаром - не от шампанского ли Васьки Помрежа? - соседа добило: дрема окутала Акулетту, и в конце пути звонкость команд сменилась бормотанием. Шурф разъярил Акулетту: зачем же уши растопырил словно пятерню? Зачем так нудно тянул до середины ночи, если выпроводить собирался? Уязвленное самолюбие трепало, перемежая тычки в самые больные места смешками, Акулетта любила подтрунить над собой тайно от других. Шурф так участливо выслушивал жалостливый треп, так облизывал глазами икры и колени под матово темневшими чулками, не верилось, что согласится выпустить.

Машина ткнулась в кучу подсохшей грязи на подъездной дорожке к дому, Леха выругался, Акулетта взметнула ресницы и обомлела: свет пробивался сквозь плотные шторы в окнах ее квартиры, шел четвертый час ночи... Акулетта потому так часто и меняла квартиры, что ее грабили с завидным постоянством - несла крест за язык длинный и хвастовство. Акулетта понимала, что вслепую по ночам не шарят, кто-то навел, и только теперь стало ясно отчего Мишка Шурф растягивал резину ночных часов, тут же вспомнилось, как неосторожно отпустив ее, тут же перепугался и вьюном вился, лишь бы не уехала, а как только рыбка уплыла-укатила, ринулся в сквер, наверняка к автоматам, звонить дружкам, бить тревогу - хозяйка неожиданно выехала.

Уже два года, с последнего ограбления, адрес Акулетты знали только самые доверенные люди, плюс, визуально, иноклиенты, но те не в счет, старшая сестра, две подруги и мясник Мишка. Сестра - вне подозрений, пропив мозги в прах, умудрилась сохранить единственное водившееся за ней достоинство: язык за зубами держала намертво, к тому же любила младшенькую. Подруга Светка - трусиха, зависит от Акулетты на все сто, наконец, хранит свои побрякушки и кое-что из денег у Акулетты, значит, при грабеже теряет кровное. Оставались иногородняя подруга и Мишка Шурф - у мясника всякого люда пруд пруди, верить не хотелось, не получалось, но и другого ответа не видела.

Пауза затянулась, Леха-Четыре валета не выдержал:

- Прелесть мой, прибыли! Может, сопроводить до лифта во избежания нежданного-негаданного изнасилования. Дур всегда подлавливают между первым и вторым этажом, при полном безлюдии, неработающем лифте и заедающем замке двери в подъезд - на улицу не выскочишь.

Акулетта не слушала: иногородняя подруга отпадала, среди знакомых Акулетты единственная нормальная, не гуляет, не крутится, не рвется к деньгам, десять лет замужем и довольна, любит мужа, уверена, что Акулетта журналистка и в силу необходимости одевается так, чтоб не стыдно подступиться к иностранцам для взятия интервью. "Как же ты берешь эти самые интервью? Неужто вопросы подходящие приходят в голову? Как же ты выспрашиваешь их? С магнитофоном что ли?" - "Так и выспрашиваю, - Акулетта поражалась наивности подруги - удивительно, и собой недурна, а дремучая жуть, - иногда безо всякого магнитофона. Все решают личные контакты!" Подруга замирала от восторга и значительности миссии, возложенной на Акулетту.

Итак, оставался только Мишка Шурф.

- Слышь, - голос Лехи дребезжал неподдельным гневом, - выметайся, мать, у нас дел полон рот.

Пусть кипятится, Акулетта Леху всерьез не принимала, перебьется, катала. Женщина откинулась на спинку: одной войти нельзя, вдруг ее поджидают с паяльной лампой, чтоб сама показала, где что? Только уверенность грабителей, что сквозь плотные шторы и лучик не просочится, их подвела. Или... покидая поспешно квартиру забыли выключить свет и комнаты пусты? Если она притащит Леху, завтра весь город узнает, что Акулетту очередной раз чесанули вчистую, и все поддельно примутся жалеть, в душе радуясь: ну что, дурища, опять...

- Леш, - Акулетта решилась, - хочу тебе показать вещицу, зайдем?

- Какую? - Леха оживился: у Акулетты водились предметики, прилипали от ее наезжающих издалека кавалеров.

Нет, перепроверяла себя Акулетта, не права... что толку в одном Лехе, если там целая банда орудует, надо тащить мужиков из машины на разведку, но тогда огласки не миновать, а вместе с ней и смешков за спиной в любом кабаке.