Страница 6 из 14
(Есть научное определение, что такое смелость, что такое храбрость. Это морально-волевое качество, позволяющее действовать должным образом вопреки страху за собственную жизнь, несмотря на риск и опасность. Именно это волевое усилие и преодолевает естественное желание спрятаться, укрыться. Именно оно заставляет тебя сделать то, что необходимо сделать: высунуться, посмотреть или хотя бы вслепую произвести несколько выстрелов в направлении преступника, чтобы он испугался, чтобы теперь уже ему захотелось спрятаться.)
Чем больше ты об этом знаешь, осознаешь и понимаешь, тем легче тебе в таких условиях самому себя заставлять действовать правильно. Надо это обязательно изучать, надо об этом читать, а потом ещё и отрабатывать на практике, чтобы психологически приучать себя к этим вещам.
Но всё это пришло ко мне позже. Конечно, в начале своей милицейской службы я многого не знал, да и о многом просто не задумывался.
Мой первый наставник
Через какое-то время после истории со стрельбой по окнам я наведался в гости к Сашке. К нам на чашечку кофе подсел Сашкин отчим (и по совместительству начальник нашей вневедомственной охраны) Борис Яковлевич. Поинтересовался, как жизнь молодая, как служба. Тут я вспомнил историю с окнами и выдал все свои претензии по поводу организации службы и задержания преступников, в частности. Почему нас кинули под танки? Почему дежурный РУВД не вызвал настоящую группу захвата из главка? Как вообще должны проводиться такие операции?
Борис Яковлевич мне спокойно ответил: «Почему ты решил, что тебя бросили? Машину ведь тебе пожарную прислали? Прислали. Зачем тебе группа захвата? Ты сам что, не милиционер, что ли? У тебя что, пистолет не настоящий? Дежурный всё правильно сделал. Рассчитал силы и средства, исходя из имеющихся ресурсов. Значит, он был в тебе уверен».
Борис Яковлевич ещё многим умным вещам меня научил. Это был мой первый милицейский начальник. Всю свою последующую службу я вспоминал его с большой теплотой. Именно благодаря ему моя только-только начавшаяся служба не прервалась из-за одной неприятной истории. А было так. В составе группы захвата я приехал на тревогу в одну из квартир. Внутри неё оказался хозяин, который забыл отключить сигнализацию. Он был сильно пьян и всё время пытался нам что-то сказать. Я, понимая, что объяснять ему что-то бесполезно, проверил прописку в паспорте и, уходя, сказал, что в следующий раз выпишу ему штраф.
На мою беду это оказался один из руководителей главка! Протрезвев, он стал искать мерзавца, посмевшего так дерзко с ним разговаривать. Меня очень быстро нашли и стали снимать с меня объяснения, как я пытался вымогать у него деньги. Меня уже собирались увольнять. Борис Яковлевич, разобравшись, в чём дело, набрал телефон одного из начальников, кому было поручено организовать мой розыск и увольнение и, не называя мою фамилию, доложил: «Товарищ полковник, негодяй изобличён и уволен». Потом повесил трубку и сказал: «Иди, работай».
Страх – страшное дело
Вся служба в подразделениях, где приходится сталкиваться с вооружёнными преступниками, связана с преодолением страха. Даже когда человек хорошо подготовлен и осознает, куда он идёт, всё равно у него в первую момент после выстрела срабатывают безусловные рефлексы. Ты всегда боишься… Поэтому в первую секунду уворачиваешься, падаешь, залегаешь. А вот затем есть два варианта. Первый: ты остаёшься лежать, прячешься или даже убегаешь, как будто тебя там и не было. Второй вариант: ты заставишь себя подняться и действовать.
У десантников, совсем молодых ещё ребят, во время первого прыжка с парашютом один из стимулов такой: вдруг все прыгнут, а я один не прыгну! Как же мне будет стыдно перед товарищами!
В спецназе со стимулами проще. Тебя же никто в эту профессию не загонял. Поэтому, если ты покажешь себя трусом, как ты потом будешь смотреть товарищам в глаза? Вообще-то бояться не стыдно, все ведь боятся. Стыдно страху поддаться. Сам себя я особым смельчаком никогда не считал. Доказывать свою храбрость никогда специально не стремился, если только в самом начале, в молодости. И я всегда с осторожностью относился к людям, бравирующим храбростью. Если человек совершает смелый мужественный поступок ради важного дела – это одно. Почёт ему и уважение. А если без особой необходимости, но напоказ, демонстративно, то это чаще всего идёт от внутренней неуверенности в себе, от закомплексованности, от понтов…
Я часто вспоминаю повесть Василя Быкова «Сотников». Там один паренёк, Николай Рыбак, как раз и был таким героем напоказ. Физически он был крепкий, один раз даже удержал коня. После этого его все стали хвалить. И ему так понравилось быть героем! Именно из-за этих похвал. Второй парень, Сотников, был болезненным, слабого здоровья. Все его дразнили, обижали. Но когда они оба попали в плен к немцам, то Сотников оказался прочным, несгибаемым, а вот второй, Коля, испугался и согласился с немцами сотрудничать.
И именно он из-под Сотникова выбил табуретку на виселице. Перед этим он Сотникова просил, умолял, но тот остался непреклонным.
Коля казался героем не потому, что в глубине своей души он был герой. Ему просто нравилось казаться таким. А когда его никто не видел, когда оценить его героизм стало некому, он сразу стал предателем. А у Сотникова это ощущение было его внутренней сущностью, усвоенной раз и навсегда. Когда его дразнили, его это вообще не волновало. Обижают – ну и ладно… Привычка быть, а не казаться, и помогла ему в трудную минуту сделать правильный выбор. Сотников был внутри себя абсолютно уверен, что с фашистами он сотрудничать никогда не будет.
Мы часто совершаем какие-то поступки, зная, что нас за них оценят, похвалят. Намного тяжелее делать что-то стоящее, когда тебя никто не видит. Ты в этот момент точно знаешь, что о том, что ты сейчас сделаешь, никто никогда не узнает. Ты можешь испугаться, предать, уйти, и тебя никто не осудит, потому что никто не узнает. Значит, ты нечего не теряешь. А вот если останешься, то можешь пострадать или даже погибнуть. Но этого никто не оценит, потому что и об этом тоже никто не узнает. Не случайно в народе говорят, что на миру и смерть красна. Совершать подвиги на глазах у восхищённой публики всегда легче. Но определяющим моментом здесь является долг. Ты должен его исполнять. Делать что-то иногда бывает очень страшно. Но гораздо страшнее не выполнить долг. Наверное, это самое главное в человеке.
Если чувство долга в тебе есть, то ты твёрдо знаешь, что ты стоишь за правду, за закон. Преступники именно поэтому слабее. Ни идеологической, ни психологической правды за ними нет. Да, преступник может биться с тобой при задержании до последнего, потому что не хочет садиться в тюрьму на двадцать или двадцать пять лет, потому что он многое может потерять. Но внутренне он всё равно уже проиграл… Он – только за себя, а ты-то – за правду и закон.
О себе могу сказать: если я знаю, что я прав, то это делает меня во много раз сильнее. Одно дело, например, когда ты на улице подходишь к людям и говоришь, что ты не хочешь, чтоб они здесь стояли. Ну и что? А они тебе: а мы хотим здесь стоять! Человек в такой ситуации действует, говоря юридическим языком, из хулиганских побуждений. Если я физически здоровее, то я этим случайным прохожим накостыляю, и они убегут. Но я всё равно буду озираться, бояться, что сейчас подъедет милиция и заберёт меня. А вот если это будут преступники, которые на моих глазах избивают людей, их количество и физическая сила меня не остановят. Я знаю, что я всё равно должен если не задержать их, то хотя бы пресечь их действия. И я это обязательно сделаю.
И в СОБРе такой настрой у подавляющего большинства сотрудников. Иначе работать нам было бы очень тяжело. Во-первых, изначально в СОБР стремятся попасть служить люди именно с такими жизненными установками. Во-вторых, такой настрой задаётся и руководством, и неформальными лидерами. Должно всё совпасть, тогда будет толк.