Высокое напряжение (ЛП)

Я быстро догоняла их, когда трое мужчин нырнули во вход заброшенной разваливающейся пивоварни на северном берегу реки Лиффи. Я тенью шла за ними по тёмному промышленному помещению и уже собиралась ринуться в поток, чтобы схватить их, когда они внезапно исчезли в стене.

Я с осторожностью приблизилась. Когда была пропета Песнь Созидания, восстановив ткани нашего мира, я думала, что реальность вернётся к подобию нормальности; привнесённые Фейри изменения на нашей планете повернутся вспять; Светлый Двор вернётся в свой мир вопреки нехватке стен между нашими мирами, а общественный мир возобновит свой блеющий, морально двусмысленный путь.

Оглядываясь назад, я не знаю, почему я так думала. Возможно, я просто хотела счастливого конца.

Ничего из этого не случилось. Реальность После-Песни была той, в которой правила становятся ясными лишь тогда, когда ты с ними взаимодействуешь, часто с неприятными последствиями. Дети рождались с необычными дарами — хотя я бы назвала некоторые из них проклятиями; предметы не всегда функционировали так, как можно было ожидать по всем разумным причинам; двери не всегда вели туда, куда ожидалось; а зеркала стали самыми ненадёжными из всего — даже человеческие зеркала.

Магия пылала в планете, как никогда мощная, будто древняя мелодия проникла глубоко в Землю, в опасно неопределённой манере напевая «Пробудись». Все сделалось более напитанным силой, даже мы, ши-видящие.

Множество новых элементов непредсказуемости изменили моё поведение. Теперь я путешествовала в потоке только на небольшие расстояния в просчитанных обстоятельствах. Слишком много всего мне нужно было видеть, меньше вещей можно было принимать как данное, а передвигаясь в более высоком измерении, я поглощала меньше деталей.

Я обогнула огромную цистерну, чтобы поближе посмотреть на Зеркало. Встроенный в заляпанный крошащийся камень, узкий чёрный проем рябью струился в стене, в трёх дюймах над полом, протягиваясь ввысь до гниющих стропил. Что-то в узкой темной щели заставило мою кровь слегка похолодеть.

Порыв спёртого воздуха вырвался из-за подрагивающей поверхности, воняя древесным дымом и — я склонила голову, принюхиваясь — застарелой медью, возможно, кровью. В отдалении я слышала ритмичное пение, тысячи голосов — возможно, десятки тысяч — повторявших что-то раз за разом в почти гипнотическом ритме.

Это не английский. Я не узнавала язык.

Я настороженно подошла ближе, пинками пробираясь через несколько дюймов мусора и разбитых бутылок, заставив небольшую орду тараканов броситься врассыпную в тёмные углы комнаты. Все зеркала идут первыми в моем списке опасности; немногие из них оттуда вычёркивались. Я даже не желала вешать зеркало в своей ванной, пока оно не претерпело строжайшее испытание.

Человек с нормальным слухом не услышал бы ничего, исходившего от тёмного стекла, но я не нормальная. Я улавливаю лёгкое смещение воздуха при движении людей; если я приложу ухо к земле, то услышу бесчисленных насекомых, извивающихся и прокладывающих туннели в верхнем слое почвы. Я все ещё не могла расшифровать слова, но неразборчивое пение теперь пронизывалось тоненькими, отдалёнными, леденящими кровь криками.

Я прищурилась, сосредотачивая свои дары ши-видящей на чернильной тьме, как будто я могла проникнуть за завесу. Все равно я не видела ничего, кроме узкой цепочки тараканов, ползших вверх по нескольким дюймам стены и исчезавшим за стеклом. Жалко, что у меня не было одной из удобных маленьких беспроводных камер Танцора, чтобы прикрепить к одному из них и посмотреть, сумею ли я заглянуть на ту сторону. Я гадала, были ли они нормальными земными тараканами или частью отвратительного Папы-Таракана, который тусовался в Честере. К сожалению, они для меня были неотличимы.

Я попятилась от стены и метнулась в поток за полсекунды до того, как зеркало взорвалось, разбросав по полу острые как бритва осколки тёмного стекла.

Я ощутила приближение этого. Вибрация по ту сторону, как будто удару чего-либо или заклинанию потребовалась секунда-другая, чтобы достичь моей стороны портала.

К тому времени, когда я снова опустилась и с хрустом прошла по разбитому стеклу и ещё большему количеству тараканов, стена была просто стеной, доступ к моей добыче исчез.

Это ничего не изменило. Четверых детей выгнали на улицы, обрекая на верную смерть. Ради развлечения. Я немногие вещи считала священными. Дети — одна из них.

Я никогда не забываю. Никогда не останавливаюсь, пока не завершу работу. Лица мужчин выгравированы в моей памяти. Их время придёт.

Я пересекла пивоварню, неугомонная, неудовлетворённая. Почти наступил рассвет, то переломное время, когда ночь становится днём, злодеи исчезают, а месть кладётся на полку. Я провожу день за нормальными занятиями вроде стирки, уборки, визитов в сиротский приют, совершенствованием и наблюдением за моими многочисленными обязательствами, заглядыванием в аббатство, чтобы тренировать новобранцев и почитать последние переводы. Я получаю огромное количество удовлетворения от внесения своего вклада в то, чтобы сделать наш мир безопаснее. Сегодня я потерпела неудачу, и пройдут долгие двенадцать часов до того, как я смогу попытаться ещё раз. Каким бы опасным ни был Дублин по ночам, день проходил относительно гладко, как будто тьма и свет заключили своё соглашение, отдав порядок дню, а хаос — ночи.

Ночи мне нравятся больше. Лови не момент, а ночь. Мои дни тянутся. Ночью я чувствую себя наиболее живой.

Я с грохотом распахнула дверь и вырвалась во влажное туманное утро, пригнув голову под частым мелким дождём.

Как раз когда я собиралась нырнуть в поток, внезапное движение над головой привлекло моё внимание. Я помедлила и посмотрела наверх, наблюдая, как что-то размером примерно с игральную карту падает с неба, кувыркаясь вокруг своей оси.

У меня есть теория насчёт людей. Вообще-то, у меня много теорий насчёт людей, но конкретно эта гласит: если кто-то в тебя что-то бросает, то ты либо ловишь, либо уворачиваешься. Я никогда не уворачивалась. И на тяжёлом опыте научилась, что иногда это более мудро.

И все же инстинкты такие инстинктивные, и все такое, я подпрыгнула и поймала объект, когда он был в нескольких футах над моей головой.

— Ой! — воскликнула я. Края были острыми и порезали кончики моих пальцев, когда те сомкнулись. Тихо выругавшись, я вытерла кровь о джинсы, прежде чем переключить внимание на карту.

Четыре на три дюйма, примерно в четверть дюйма толщиной[9], она была сделана из чередующихся нитей зелёного и чёрного металла, сплетённых в сложную повторяющуюся схему из кельтских узлов. Она была прекрасна. Я ирландка до мозга костей и горжусь этим. Я люблю свою страну, своё наследие, свирепую стойкость и гордость ирландских людей. Это была отличная работа, выполненная в старинной технике, очаровательная, но немного грубая, как будто оплавленная и выкованная кузнецом. Я понятия не имела, что это и почему оно упало с неба. Пожав плечами в ответ на очередную загадку, я перевернула кусочек металла.

ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?

было выцарапано на металле светло-зелёными буквами. Дюжина мгновенных ответов обрела смутную форму в моем сознании. Серьёзно? Это чертовски длинный список. Я закатила глаза и уже собиралась бросить её в канаву, когда увидела нечто мерцающее по краю и подняла руку, чтобы поближе изучить карту.

Я уронила её, как будто обжёгшись.

В металле было выгравировано заклинание, почти незаметное, чуть более темными оттенками зелёного на зелёном по периметру. Человек с нормальным зрением этого не увидел бы. Годы назад я бы тут же обвинила Риодана в любой найденной мною заколдованной штуке, но он ушёл, и в нашем новом, усиленном магией мире возможности были безграничными. Ещё одна ши-видящая, Энио, буквально на прошлой неделе сказала мне, что некоторые из Фейри, командовавших похожими на культ лагерями в сельских местностях, по мнению многих, могут быть вовсе не Фейри. Ни один из её настороженных источников не пожелал пояснить, чем они на самом деле являлись, но они настаивали, что эти харизматичные могущественные создания произошли не от Истинной Расы, и что мы, обитатели аббатства, должны держаться от них подальше.