Страница 3 из 36
Вспоминаются советские холодильники-витрины с облупленной краской, которые постоянно ломались. Под ними всегда была вода вперемешку с кровью от мяса, мухи и накиданные под днищем уборщицей тряпки. В хлебном отделе висели на веревочках вилки, чтобы щупать вчерашний и позавчерашний хлеб и выбрать наименее черствый. В овощном отделе был элеватор для картошки. Картофель загружался грузчиками вперемешку с грязью где-то в недрах магазина, поступал на ленту элеватора, там же взвешивался каким-то способом, затем продавец оттягивал рычаг и подгнивший картофель с грохотом и пылью поступал в дырку в витрине с трубой похожей на совковую лопату и отсыпался покупателю в подставленную сумку или авоську (разумеется отказаться от гнилых картофелин невозможно). Из-за этой земляной пыли овощной отдел был самый грязный в магазине, и уборщица, постоянно околачивалась возле него, лениво убирая грязь веником.
Мимолетом меня отдавали в детсад, запомнившийся тоталитарными порядками: воспитатели заставляли спать днем, даже если не хотелось, а после сна сажали на лавку и заставляли сидеть в течении долгого времени, карая чуланом, если кто-то из детей вздумывал играть. Нужду аналогично заставляли справлять в отведенное время, притом коллективно - всем детям в одной комнате. Как самый дикий ребенок, я пытался бежать из детсада, но заблудился и был пойман на одном из этажей, на кухне. В наказание получил тумаков, был обматерен и закрыт в подсобке без света, вместе с ведрами и швабрами. Однако в садик меня после этого больше не водили: администрация убедила бабушку, что такие неусидчивые дети им ненужны. Позже эта характеристика стала одним из мотивов упечь меня на лечение в психушку. Неудавшийся побег из детсада был ранней подсознательной попыткой бежать из России. Дед, Москалев, злился, что он хлопотать, дабы меня приняли в садик, а я непойми что учудил. Возможно дед боялся, что из армии я тоже убегу, не став мужиком.
В 1992 году, по достижению 7 лет, мать, которую я до этого практически не видел, забрала меня у бабушки с дедушкой для учебы в школе, в подмосковном городе Серпухове - по праву считающемуся городом-гопником, оплоте пролетариата с заводов Ратеп, Металлист и Серпуховского Мясокомбината, который в ветреную погоду смердел тухлым мясом и фекалиями. Папа тогда на несколько месяцев улетел в США, давать какие-то презентации, а мать уезжала утром в Москву, возвращаясь поздно вечером.
Где-то в то же время мать, до перестройки коммунистка, насильно крестила меня, приведя упирающегося и заплаканного ребенка к каким-то православным священникам, которые силой макнули головой в зловонную жижу, получавшуюся в результате окунания в итак не стерильную воду бессчетного числа немытых детей и младенцев, ибо скажем младенец по пути на крещение обгадится и не раз, а воду батюшка после каждого раза не меняет, даже несмотря на то, что Библия приказывает крестить в проточной воде.
Впрочем, носить крестик мать меня заставить не смогла - все крестики я выкидывал. На это мать говорила, что мной руководит бес. К сожалению, православие - это позорный крест, уродующий психику человека, ведь невежественные православные варвары ничего не дали миру, тогда как, скажем, протестанты, евреи или буддисты способствовали появлению выдающихся мыслителей, заложивших современную науку. Думаю, причина в том, что иудаизм и протестантизм поощряют саморазвитие и трудолюбие, тогда как православие толкает лишь преклоняться власти, молиться, поститься, жить в муках и умереть, не доживая до старости, чтобы скорей попасть в Рай, сэкономив барские деньги, иначе пошедшие бы на выплату пенсии.
Бог голодных, Бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных
Вот он, вот он, русский бог.
Бог грудей и жоп отвислых
Бог лаптей и пухлых ног, Горьких лиц и сливок кислых,
Вот он, вот он, русский бог.
-- Петр Вяземский
Городские дети не кидались камнями, зато они очень метко метали в меня, чужака, каштанами и собачьим дерьмом. Как говорят русские в таких ситуациях "не бейте, лучше обоссыте". Однако был и более опасный случай, когда белобрысый подросток, старше меня, попытался требовать с меня денег, угрожая ножом, но я в ужасе побежал через дорогу, попав под набиравший ход после поворота оранжевый советский автобус и отлетел где-то на метр, получив ссадины. Угрожавший мне хулиган с подпевалами куда-то вовремя растворился. Водитель автобуса крикнул на меня матом и спокойно поехал дальше.
Единственными моими друзьями стали беспризорники с железнодорожного вокзала, находившегося через дорогу от хрущевки в котрой я жил. Эти бездомные дети, возможно из-за отсутствия родителей, оказались на порядок человечней и позитивней, они приняли меня в свой круг, научили попрошайничать, воровать и сдавать бутылки. Но если беспризорники на вырученные деньги покупали клей "Момент", я покупал лотерейные жвачки и билеты в надежде выиграть много денег. Тогда же я окончательно убедился, что на удачу этой жизни мне рассчитывать не стоит. Впрочем моей матери, Лидии Москалевой, беспризорные дети совершенно не импонировали - она мечтала, чтобы они замерзли зимой.
Вспоминается случай, как однажды мать потеряла ключи, и пригласила помочь какого-то своего любовника, служившего в ВДВ. Он, уже пьяный, со словами "попытка не пытка", залез в квартиру по шатающейся сливной трубе, открыл дверь, догнался налитой матерью водкой и вывернул мне до жуткой боли руку, когда мать сказала, что я непослушный ребенок и не уважаю православие (крестик свой выкинул). Уходя ВДВ-шник, ради типично русских понтов, спрыгнул с балкона второго этажа. Именно после этого случая окончательно сформировалась моя неприязнь к русским военным.
Сереет томная промзона России скромная корона.
Снуют облезлые собаки,
Уют нутра родной клоаки.
Во дворе перед домом не было детских площадок, зато была большая помойка, несколько мусорных контейнеров, содержимое которых вытряхивали наружу собаки, дети и бомжи в поисках бутылок и одежды, после чего мусор ветром разносило по всему двору. Иногда дети находили на помойке телевизор, ЭЛТ экран от которого незамедлительно разбивали на тысячи осколков, плотно усеивавших потом двор. Аналогично дети били длинные лампы дневного света, наслаждаясь высвободившимися парами ртути. Но особой радостью дворовой детворы было поджечь кучу покрышек, дым и копоть от которых делали серые надгробия хрущевок еще серей. Жажда ломать, сжигать и рыться в мусоре, присущая русским людям с детства, делает русскую нацию неким воплощением мифических орков.
Помимо бомжей, на помойке регулярно копалось двое наших соседей по хрущевке, тащивших весь мусор к себе в квартиры, уже забитые до потолка, так что мусор вываливался через выбитые окна обратно во двор. От таких соседей постоянно лезли тараканы и мыши. Мать говорила, что это "божьи люди" и нехорошо о них говорить плохо. Много позже я узнал, что эти люди были психически больны силлогоманией - распространенным в России психическим заболеванием, но тогда я воспринимал этих маньяков как что-то нормальное, без чего немыслима жизнь.
С утра все просыпались красными от сотен комариных укусов. Хотя поблизости не было водоемов, комары плодились в подвалах, которые были постоянно затоплены в большинстве местных хрущевок, благодаря наплевательству русских коммунальных служб. Через вентиляционную шахту комары прямо из подвала попадали в квартиры. По этой же причине в хрущевках сыро и растет плесень, казалось бы, больше присущая традиционным русским бревенчатым избам. Жители района редко бывали достаточно трезвыми, чтобы их раздражали комары и сырость, посему никто не пытался даже поинтересоваться, почему подвал затоплен и дом порос плесенью, а местами и мхом. Единственными отдаленно эстетично выглядящими домами в Серпухове были болгарские многоэтажки с квартирами улучшенной планировки; их строили привлеча болгар на закате СССР для партийной элиты города и жили в них исключительно крупные чиновники, видимо руководствуясь принципом "каждому по потребностям".