Страница 1 из 7
Протоиерей Константин Костромин
Архиепископ Михаил (Мудьюгин) (1912-2000). Музыкант, полиглот, инженер и богослов
© Издательство Санкт-Петербургской православной духовной академии, 2015
Предисловие
В XX веке в Русской Православной церкви было немного столь ярких и неординарно мыслящих людей, как архиепископ Михаил (Мудьюгин). Искренность в отношениях с Богом и людьми, разностороннее образование – характерные черты его личности. Владыка Михаил является одним из наиболее известных и выдающихся выпускников Ленинградской духовной академии. Став профессором академии, он отдал родной духовной школе почти сорок лет жизни.
Архиепископ Михаил был широко известен как в нашей стране, так и за ее пределами. Многим из знавших его людей на этих страницах будет предоставлена возможность высказаться, рассказать о его жизни. Уникальной особенностью данной биографической книги является использование неопубликованных личных воспоминаний владыки, в которых он неподражаемым колоритным языком рассказал о своей жизни до конца 1940-х годов.
Владыку Михаила вспоминают достаточно часто. О нем написано несколько десятков статей, зачастую носящих либо общий, либо личный характер. Он и сам вспоминал многое из пережитого в статьях и интервью в последний период своей жизни. Подробная биография замечательного архипастыря в книжном формате выходит первые. Считаю приятным долгом поблагодарить тех, кто советами, уточнениями и исправлениями помог этой книге стать лучше – Юрия Алексеевича Соколова, Михаила Витальевича Шкаровского, протоиерея Александра Ранне, Татьяну Михайловну Бражникову, Дмитрия Владимировича Волужкова, мою маму Валентину Алексеевну. Хочется надеяться, что эта инициатива получит богатое продолжение.
Детство и юность
Будущий архиепископ Михаил, Михаил Николаевич Мудьюгин родился в Санкт-Петербурге 30 апреля (12 мая по новому стилю) 1912 года.
Семья, в которой он родился, по всем признакам может быть отнесена к разряду благополучных. Отец, Николай Алексеевич Мудьюгин, выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета, служил делопроизводителем Управления по делам Земского Хозяйства (по другим сведениям – в Экспедиции по заготовлению государственных бумаг). Он уже имел чин статского советника, соответствующего полковничьему, перед революцией был представлен к чину действительного статского советника, что обеспечило бы семье потомственное дворянство. После 1917 года такая биографическая деталь становилась опасной, поэтому то, что он не был произведен в следующий чин, было добрым предзнаменованием. Мать, Вера Николаевна (урожденная Шкарина), была хорошо образована, имела возможность не работать и заниматься домом. Очень религиозная, она отличалась довольно жестким характером, хотя Михаил Мудьюгин очень любил ее и относился к ней с почтением. Вера Николаевна скончалась в 1974 году, немного не дожив до своего столетия.
Михаил был третьим сыномв семье. Двое других – Владимир и Юрий – были значительно старше его, на девять и семь лет. На Михаиле сказалось влияние от общения с обоими, хотя запоминающимися отношения с братьями стали, только когда Михаилу исполнилось тринадцать, то есть примерно с 1925 года. Владимир уже тогда занимался музыкой и учился на инженера, а Юра был связан с актерским мастерством. Семейство Мудьюгиных до революции могло считаться зажиточным – мальчиков воспитывали няни, а семья проживала на 14-й линии Васильевского острова.
Революция сломала жизнь многих семей, в том числе и благополучие семейства Мудьюгиных. Однако никто из ближайших родственников не погиб на полях Первой мировой и Гражданской войн, не сгинул в годы репрессий.
Михаил Мудьюгин, 1917 год.
В памяти архиепископа Михаила сохранились отдельные впечатления от революционных лет. Лето 1917 года семья провела на даче в Тихвине и потому о происходившем знала только из газет, но октябрьский переворот владыка Михаил краем глаза видел. Он вспоминал, «как уже пятилетний стоял на балконе и с интересом следил глазами за двигавшимися внизу грузовиками, увешанными красными полотнищами. Люди на них что-то кричали, а справа со стороны Малого проспекта слышно было тарахтение пулемета. Чьи-то руки сзади меня обхватывают и водворяют в комнату, и я уже осознаю, что происходит что-то необыкновенное, связанное с часто повторяемым словом „революция“». Впоследствии, рассуждая об этом времени, владыка говорил: «Если бы Царское Правительство располагало бы такими средствами массового привлечения интереса и времяпрепровождения, как футбол и хоккей, да плюс еще телевидение, то революция, вероятно, не состоялась бы».
Революционные потрясения изменили в семье Мудьюгиных решительно все. Отец был уволен, семья голодала, как и большинство семей. «Помню, – вспоминал владыка, – как мать делила приходившиеся на всю семью полтора фунта хлеба (четверть фунта – сто граммов на человека). Питались, кроме того, лепешками из жмыхов (так называемая дуранда), из кофейной гущи, к которой подмешивалось немного муки. Высшим лакомством была „болтушка“, то есть ложка муки, замешанная в кипятке; она стала для моего отца столь привычной, что и в последствии, в лучшие времена, он часто употреблял в пищу это незатейливое блюдо. Несмотря на постоянно ощущаемый голод, старшие члены семьи неуклонно посещали ближайшую церковь. Помню, как были с бабусей у пасхальной заутрени. Какая-то знакомая и изможденная от голода женщина плачущим голосом говорила бабусе: „Какой же это праздник, когда на стол поставить нечего?“ Вспоминаю ответ бабуси: „Даже если мы умрем от голодухи, все же Христос воскрес!“».
Ближайшей церковью стала церковь Скоропослушницы на Песках (Николо-Барградский храм), так как осенью 1917 года семья потеряла служебную квартиру и вынуждена была переселиться к бабушке – маминой маме – в дом на углу 2-й Рождественской (впоследствии – Советской) и Дегтярной улиц (2-я Рождественская, д. 27, кв. 45). С этого времени началось становление в вере будущего архиепископа, поскольку едва ли не главную роль стала играть бабушка.
Владыка вспоминал ее так: «Жизнь определялась в основном благотворным воздействием моей бабуси. Вера Александровна была женщиной твердых в религиозной сфере православных взглядов, а в политической – монархических, но над всем в ее мыслях, словах и делах царила любовь, готовность сделать все, чтобы окружающие чувствовали себя свободно, спокойно, а прежде всего, чтобы у них была радость в душе». Именно ей принадлежала честь настоящего воцерковления любимого младшего внука Михаила.
«На первых порах нашей совместной жизни именно она чаще всех водила меня в церковь. Именно она руководила моим чтением, которое началось с пяти лет и было очень разнообразным и, как правило, по своей сложности превосходило все, что держат перед глазами дитя моего возраста. Уже в шесть лет из бабусиной обширной библиотеки в мой маленький шкаф перекочевали сугубо военные сочинения известного во всех военных школах Михайловского-Данилевского, творения св. Иоанна Златоустого, жития святых в изложении св. Димитрия Ростовского; их я читал на славянском языке, пользуясь громадными тяжелыми фолиантами, каждый из которых включал жития наиболее известных святых за целый квартал церковного календаря. Уже тогда, хотя мне было еще пять лет, я начал совершать „богослужения“, причем отнюдь не считал это детской игрой, то есть относился к ним вполне серьезно, в отличие от взрослых, которые смотрели на это увлечение или с сочувственной улыбкой, как мама и бабуся, или со снисходительной усмешкой, как папа и братья. Посередине детского столика раскладывался шерстяной платок, связанный под руководством бабуси, в моем представлении это был антиминс. Ставилось небольшое картонное распятие, и начиналась служба. Перед этим распятием я прочитывал и пел богослужебные последования утрени, вечерни, разнообразные акафисты и молебствия; все это конечно имело элемент детской игры, но поскольку сопровождалось искренней верой и совершалось всерьез, я не могу вспоминать об этом иначе, чем как о беседе детской души с Богом».