Страница 8 из 13
«Нет у меня, – продолжает он, – и святых икон сих казанских моих покровителей. Еще приснопамятный батюшка отец Варсонофий хотел нам прислать эти иконы, но не поспел, а теперь Вы, матушка, после него одна остаетесь на духовном поприще в Казани, к кому я могу еще обратиться со своей покорнейшей просьбой». Письмо свое отец Александр заключает словами: «пока писал – всплакнул не один раз; так жизнь в Казани была утешительна для моей души».
Глубоки были корни, которые оставила Казань в жизни зосимовского инока. Даже теперь имя, которое он хотел получить в постриге, было имя святителя Варсонофия Казанского, от юности возлюбленного им угодника. В ответ на письмо к матери Варваре отец Александр получил от нее письмо вместе с параманом и образом Казанской Божией Матери, которые матушка с любовию посылала ко вступающему на новый путь «обручения с Господом и смерти для мира», по слову ее.
Наконец 18 марта 1915 года в Великую Среду состоялся постриг отца Александра в мантию. Лучше всего привести здесь его подлинные слова, оставшиеся нам от этого дня:
«18-го марта 1915-го года. День пострига. Родители! и есть сын у вас и нет его, и умер он и жив он! (Господи! всегда бы таким себя чувствовать]). Охватит сердце твое злоба, хватайся рукою за сердце… а там на кресте Сама Любовь – Христос Распятый. Все хороши, все добры зело».
«Евангельский старец, поручившийся за меня, – продолжает далее батюшка, – может быть похвалой для меня на страшном суде Христовом, если представит меня таковым, яковым приял от св<ятого> Евангелия, и я явлюсь для него похвалой, если соблюду все заветы его (2 Кор 11:14) – связь между старцем и учеником.
В сей день рядовое мое Евангелие Мф XIX гл. Из него обрати особое внимание <на> ст<и>х<и> 17-30[6]. Апостол рядовой – 2 Кор 7 гл.».
19 марта новопостриженный пишет на том же листочке: «Батюшка о<тец> игумен постригал вместе с о<тцом> Митрофаном. Один постригал и одевал, а другой читал. Когда батюшка начал постригать и уже отстриг первую прядь, но имени все не говорил, а что-то усиленно шептал, потом еще отстриг и тогда уже сказал: Агафон. Потом он говорил мне, что хотел назвать меня Агапитом (Печерский), но при самом постриге забыл это имя и никак не мог припомнить и только твердил А… А… А…, ав это время в уме все вертится и на язык просится Агафон, Агафон… Ждал батюшка, так и не припомнил и сказал: брат наш Агафон. Такова воля Божия. Мне это имя тотчас по наречении не понравилось, как и все в постриге (были замешательства, пропуски в отдельных словах и пр.), но потом, когда встал перед святой иконою Спасителя, все переменилось и имя не только понравилось, но как-то прямо сердцем почувствовал особое расположение к сему имени и угоднику Божию».
«Перед исповедию батюшка сказал: если хочешь, чтоб я тебя принял от Евангелия, так вот тебе мои заповеди, если согласишься их выполнять, то я приму тебя. Я, конечно, согласился. Заповеди: 1) не ездить на станцию, 2) не выходить без дела за вороты, 3) не читать газеты, 4) не празднословить».
«Батюшка сказал: когда будешь лежать ниц пред постригом – молись, чтобы Господь сподобил беспреткновенно и неосужденно совершить монашеский подвиг». «Когда полз я, все время отставал: очень быстро ползли собратия и мне мешал “хитон”…»
На третий день пострига, в Великую Пятницу 20 марта, батюшка пишет на той же бумажке: «Это особая неизреченная милость Божия, не по делам ниспосланная, что пришлось постригаться в такие великие дни Страстной седмицы, служба которой воистину богодохновенна и несказанно величественна и трогательна! Здесь все велико, и велико безмерно: самые воспоминаемые события, заключающие в себе дела неизмеримой Божественной любви к падшему человечеству, состав служб, песнопения, обряды и пр. Все это было дорого для моего сердца и прежде, а теперь стало еще дороже».
«Господи! Ты преизобильно излиял Свою милость на недостойном рабе Твоем, в прежней жизни постоянно только прогневлявшем Тебя, да не в суд или осуждение мне будет сие!»
Этими словами кончаются строки новопостриженного…
Светлое Христово Воскресение было впервые встречено им в долгожданном умертвии миру… Когда отец игумен Герман спросил новопостриженного отца Агафона, имя какого святого он желал бы носить: преподобного Агафона папы Римского или преподобного Агафона подвижника Египетского, батюшка выразил свое желание иметь имя последнего угодника Божия, память коего святой Церковью празднуется 2 марта.
Что можно сказать о том, что испытывал незабвенный отец наш, восприявши пострижение в мантию? Благодать Божия утешала его сердце, «всегцедрый и многомилостивый Бог», по слову последования пострига, был «возлегая и востая с ним, услаждая и веселя его сердце утешением Святаго Своего Духа… Он был ему стена тверда от лица вражия, камень терпения, утешения вина, крепости податель, благодушия снискание, мужеству подвижник». Это опытно узнавало сердце смиренного раба Божия, так как, по слову того же чина, умножались и скорби, «имиже начертавался сущий по Бозе живот». Вскоре после пострига батюшке пришлось перенести тяжелую болезнь – инфлуэнцу, осложнившуюся энцефалитом. Последствия этой болезни остались у него на всю жизнь. Так печатлелея путь его, так созидался храм нового человека, так злострадал воин Христов! Но и Господь, по слову Своему, не оставлял раба Своего, потому что аще и жена забудет исчадие свое – Господь же не забудет (Ис 49:15).
Послушание и труды по монастырю оставались теми же и после пострига. Свободное от послушаний время отец Агафон употреблял по-прежнему на чтение святых Отцов и выписки из них. В эти годы им переписаны слова святого Иоанна Дамаскина о усопших в вере, наставления преподобного Досифея преподобному Серафиму Саровскому, слова святителя Иоанна Златоуста и проч. Хорошо знакомый со святоотеческой литературой отец Агафон показывал своим старцам, отцу игумену и отцу Алексию, выписку из творений блаженного Симеона, архиепископа Солу некого, где было указано, что «не имеющий схимы – еще не монах». Это изречение блаженного Симеона не осталось без влияния на постриг в схиму отца Германа и отца Алексия. Позднее батюшка сам говорил об этом событии, что он был как бы виновником пострига в схиму своих старцев, так как они не знали раньше этих слов о значении великого пострига в очах Божиих.
Употреблял свой досуг отец Агафон и для дел любви: зубоврачевания братии. Пломбировку больных зубов приходилось делать без бормашины. Если пломба скоро выпадала, батюшка не унывал и опять трудился над новой. В его календаре сохранились тщательные записи больных с диагнозом зубной болезни и проводимым лечением. Производилось им и удаление зубов.
В эти же годы отцу Агафону приходилось исполнять обязанности письмоводителя при игумене. В бумагах батюшки сохранилось много черновиков, писанных карандашом, к различным благодетелям Зосимовой пустыни. «Многоуважаемый благодетель, – читаем мы в этих черновиках, – Христос Воскресе! Святая обитель, приветствуя Вас сим всерадостным приветствием, сердечно желает встретить и провести Светлый Праздник Воскресения Христова в мире, радости и утешении духовном». Далее следовала подпись отца игумена. Образцы таких же приветствий имелись и на Рождество Христово и на Новый год. Среди этих записок было письмо старца Германа к схиархимандриту Гавриилу в Казань. Приходилось батюшке составлять и списки братии или при представлении их для пострига в мантию, или для других вопросов, посылаемых на утверждение Митрополита.
Отец Герман часто призывал отца Агафона в свою игуменскую келлию для чтения вслух Библии, несмотря на то, что он был молод, тогда как остальным молодым монахам строго запрещалось чтение Библии. Иногда отец игумен звал своего духовного сына к себе в келлию и тогда, когда там собирались одни старшие и разбирался какой-нибудь серьезный вопрос внутренней монастырской жизни. «Я тогда недоумевал, – говорил позднее батюшка, – зачем меня призывали, а впоследствии мне это очень пригодилось».
6
Мнози же будут первый последним и последний первый (стих 30).