Страница 5 из 10

О сквернословии в привычном и «достойном»

Прекуп Игорь

Мы не станем подробно рассматривать историю этого философского понятия, отметим лишь, что философы подготовили античный ум к принятию христианского учения о Логосе – о Слове, Которое…

Бог Слово

В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог[17], – начинает апостол Иоанн Богослов свое благовестие. Даже в советское время эта фраза была на слуху и на устах, зачастую, правда, без представления об источнике, как это нередко бывало, особенно с крылатыми выражениями религиозного происхождения.

Образ сочетания двух мировоззренческих начал «в плоть едину», на основе чего сформировалось христианское богословие, прекрасно описал профессор М. Д. Муретов: «Эллины, народ „мудрости“,[18] раскрыли идеал любви человеческой и к человеку, возвысив ее до наивысшего разума и идеи (λόγος, логос, мир идей). Израиль, народ „знамений“, проявил миру любовь Божию и к Богу как избранник этой любви, носитель завета Бога с человеком, хранитель чудных знамений и откровений (λογία, логия) любви Бога к людям и любви людей к Богу.[19] Своею философией и историей эллинизм подготовил человечество к усвоению разума новозаветной любви, – своею религией и историей иудейство подготовило явление по плоти от Матери Девы – Того, кто осуществил эту любовь».[20]

Почему апостол Иоанн Богослов именует Сына Божия – Словом (Логосом)? Что это, миссионерский прием, попытка разговаривать с эллинистическим миром на его языке? Почему Второму Лицу Пресвятой Троицы он дает это имя? А что есть имя?

Во-первых, имя – это слово. Но что есть слово? Этой теме посвящено немало трудов не только филологов и философов, как, например, уже упомянутого нами А. Ф. Лосева, но и богословов, например, священника Павла Флоренского.

Слово – это явление смысла; слово – амфибия, оно одновременно пребывает во внутреннем мире и выражается, проявляется во внешнем, где воспринимается слушателем, рождая в нем ответные чувства, образы, мысли, слова…

Это – организм, точнее, «живое существо, отделяющееся от наших голосовых органов; рождающееся в голосовых ложеснах»,[21] – пишет о. Павел в статье «Магичность слова».

Слово можно сравнить с семенем, которое «на самом деле есть сущность в высокой степени таинственная, умная сущность, по речению древних, ибо несет с собою форму, идею живого существа, несет с собою… и объективный разум его мысли».[22]

Он же пишет в другой статье: «…Как вид не противополагается сущности, а обнаруживает ее, будучи ее явлением и энергией, так и имя объявляет и являет сущность; вид есть зримое имя, а имя – слышимый вид».[23]

Так почему же Логос? Довольно рискованно было так именовать Второе Лицо Единосущной Троицы именно потому, что Логос античных философов был безличностным. А это рискованное дело – брать на вооружение термин, который закреплен за уже сложившимся понятием. Однако святой Иоанн идет на этот риск. И, учитывая такое свойство канонических книг Священного Писания, как богодухновенность,[24] мы понимаем, что данное решение как бы и не совсем от апостола Иоанна исходило, но через него по вдохновению Самого Слова.

Вот как размышляет об этом святитель Григорий Богослов: «Мне кажется, что Он именуется <…> Словом,[25] потому что Он так относится к Отцу, как слово к уму, не только по бесстрастному рождению, но и по соединению с Отцом, и по тому, что изъявляет Его. А иной сказал бы, может быть, что относится к Отцу, как определение к определяемому; потому что и определение называется словом. Ибо сказано, что познавший (таково значение слова: видевший[26]) Сына познал Отца, и Сын есть сокращенное и удобное изражение (выражение. – И. П.) Отчего естества, так как и всякое порождение есть безмолвное слово родившего. Но не погрешит в слове, кто скажет, что Сын именуется Словом, как соприсущий всему сущему. Ибо что стоит не Словом?»[27]

Оправдание и осуждение

От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12: 37). Думаю, многие из нас видели несчастных больных психически людей, из которых льется поток брани, невзирая на места и лица. С них спроса нет. Они невменяемы.

Изначальный смысл этого слова не психиатрический, а морально-правовой: тот, кому не вменяется в вину грех, преступление. В зависимости от степени развития или неразвитости, поврежденности рассудка или обстоятельств можно говорить о той или иной степени вменения.

Так вот, в той степени, насколько человек осознает свои действия и в состоянии себя контролировать, он морально (не будем вдаваться в юридические дебри) вменяем, т. е. ответствен за свои поступки и слова. Даже вылетевшие непроизвольно. Это уже наша проблема, почему мы не всегда принимаем достаточные меры во избежание того, чтобы нас «накрыло» внезапно. Не будем путать состояние аффекта с распущенностью, хотя следует признать, что аффект, «за который все прощается»,[28] тоже в той или иной степени ее следствие.

Нет предела совершенству, но мы не об этом. Слаб человек. И, чтобы удерживать себя от сквернословия, когда уже приобретен порочный навык, требуется большая воля и в смысле желания, и в смысле силы характера.

Однако проблема сквернословия лежит не только в области брани. Это всего лишь наиболее явная и всем понятная его форма. Мы ведь не случайно столько страниц посвятили природе слова именно в связи с понятием Логоса – Слова, Которое сквозь тьму улавливалось философствующим разумом как некий системообразующий принцип бытия; Слова, о Котором через святого Иоанна Евангелиста мы узнали, что Оно не безличностное свойство, не излучение и не творение Бога, а Бог и что Слово стало плотью и «возобитало» с нами.[29]

Когда мы говорим о том, что человек – существо словесное, что это значит? Что средством коммуникации человека является язык, состоящий из слов? И это тоже, но не это главное. Чем отличается существо словесное от бессловесного? Кого называют бессловесным? Животное. Неразумное животное раньше было принято называть «бессловесной тварью» (без всяких негативных оттенков, «тварь» – творение Божие). И не потому, что животное не умеет говорить. Мы ведь знаем, что некоторые птицы неплохо подражают человеку, иной раз давая повод думать, что понимают если не смысл, то область применения тех или иных слов и высказываний. Но мы же на этом основании не определим часть пернатых в категорию «словесных тварей».

Словесность – это в первую очередь разумность. И письменная, и устная речь – это психологические процессы, присущие именно человеку как существу разумному. Идея всепроникающего Логоса родилась не на пустом месте.

Получается, что, пренебрежительно относясь к своей речи и проявляя чрезмерную снисходительность к речи окружающих нас людей, мы пренебрегаем не «всего лишь условностями», нарушаем или потворствуем нарушению не каких-то искусственно созданных культурных табу и даже не какой-то безликий порядок вещей в природе попираем, но грешим против Бога Слова.

Да, слово человека, его речь может быть и пустой, и лживой. Причем особенно плохо, когда это пустословие и ложь стройны, т. е. облекаются в личину Логоса.

Ἐν ἀρχῇ ἦν ὁ Λόγος (эн архи ин о Логос) – в начале было Слово (Ин. 1: 1).

См. 1 Кор. 1: 22–23.

См. Рим. 3: 1; 9: 4–5.

Цит. по: Зарин С. М. Критические замечания на диссертацию И. Я. Чаленко: «Независимость христианского учения о нравственности от этики античных философов». Части I и II. Полтава 1912. – СПб., 1913. С. 3.

Флоренский П., свящ. Магичность слова // Флоренский П., свящ. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. С. 260.

Там же. С. 272.

Флоренский П., свящ. Имеславие как философская предпосылка // Флоренский П., свящ. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. С. 319.

Книги, написанные Пророками и Апостолами по особому вдохновению от Духа Святого (отсюда понятие боговдохновенности (богодухновенности)), составляют Священное Писание, или Библию (в пер. с греч. та βιβλία, та вивлия – «Книги»). Они представляют собой единое повествование о Боге, о Его деяниях, о Его любви и заботе о мире. Это множество книг, объединенных в одну, потому что всех ее писателей вдохновлял один Дух, но, «что такое „вдохновение Духа“, мы никогда не сможем точно определить – здесь тайна. Это тайна встречи Бога и человека. Мы не можем до конца понять, как именно „святые люди Божии “ слышали Слово Господа, как смогли они выразить его словами собственного языка. Но и в их человеческой передаче звучит голос Божий. Слово Божие в словах человеческих: здесь лежит тайна и чудо Библии. Как бы мы ни понимали „вдохновение“, нельзя не обращать внимания вот на что: Писание сохраняет и передает Слово Божие именно в человеческих словах» (Флоровский Г., прот. Откровение и истолкование // Флоровский Г., прот. Догмат и история. – М.: изд. Свято-Владимирского Братства, 1998. С. 28–29).

См. Ин. 1: 1.

См. Ин. 14: 9.

Свт. Григорий Богослов. Слово 30, о богословии четвертое, о Боге Сыне второе // Свт. Григорий Богослов. Собр. творений в 2 т. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. Т. 1. С. 441.

Крылатое выражение из «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского.

Так перевести ἐσκήνωσεν ἐν ἡμῖν (эскиносен эн имин) будет, пожалуй, точнее, чем предлагаемое Синодальным переводом «обитало с нами» (в прошедшем времени несовершенного вида). Не просто «обитало», но раз и навсегда стало обитать – как сказано в церковнославянском тексте, «вселися в ны» (Ин. 1: 14).