Страница 6 из 19
Что же касается гнева правительницы Ольги, то причина его вполне прозрачна. Сомневаться в гневе Ольги на связь Малуши со Святославом Игоревичем не приходится, ведь должностей своих, высокого своего положения Малуша лишилась и сослана была подальше от Киева. Чем могла быть вызвана такая реакция? Непременного брака подобная связь не требует. Ребенок, если он родится, может быть признан отцом и тогда войдет на равных правах с прочими в клан Рюриковичей. Но может и не быть признан и тогда пополнит ряды, видимо, дружинников. Наконец, его можно было передать, чтобы не тратиться, на воспитание родственникам матери – Малуши, что, кстати, и произошло: воспитывал-то Владимира Святославича именно его дядя Добрыня. Практика «приемных детей» – дело на Руси в те времена обычное. Тот же Святослав Игоревич появился на свет, когда княгине Ольге было уже за пятьдесят лет. Скорее всего, матерью Святослава была одна из многочисленных наложниц князя Игоря, либо вообще случайная женщина. Признавая Святослава как родного и законного сына, его, в соответствии с традицией, «записали» за женой князя, каковая может быть только одна. Очевидно, что Святослав был не единственным подобным «опусом» Игоря Рюриковича и у Святослава было много братьев и сестер. Кого-то из них тоже ведь признавали «официально» и, значит, все они считались «детьми» Ольги. Были ли у Ольги родные дети, мы не знаем. Вообще, почти ничего неизвестно о ее личной жизни. Но как-то так выходит, что жизнь эта кажется лишенной счастья.
В очаровательной «Повести о княгине Ольге» Вера Панова создала идиллическую картину любви юных Игоря и Ольги как «древнерусских Ромео и Джульетты». Эта превосходная беллетристика вряд ли содержит даже крупицу правды. Игорю во время брака было уже около сорока лет. Ольге – лет на десять меньше. Это были взрослые люди, и брак этот был заключен стараниями тогдашнего сурового и властолюбивого хозяина Руси Вещего Олега. Жена Игоря Рюриковича, не важно, какого она была происхождения, русо-варяжского или славянского, вряд ли случайно получила в замужестве мужское имя князя Олега. Это имя, Ольга, красноречиво подчеркивает связь будущей правительницы Руси с основателем Киевской державы. Скорее всего, Ольга была «приставлена» к великовозрастному сыну Рюрика Фрисландского, чтобы контролировать его властные амбиции, подпитываемые недовольством варяжской дружины от неудач в войне с хазарами и фактом старения Олега Вещего. Нельзя не обратить внимание на то, что свадьба Игоря и Ольги состоялась в 903 году, т. е. тогда, когда положение Олега (из-за поражений и прекращения торговли с византийцами) становится весьма шатким. И именно в это время Игорь подменяет Олега в полюдье (в сборе дани), которая стала основным источником дохода. Кстати, Игорь не сам выбрал Ольгу в жены: «привели ему жену из Пскова именем Ольга».
Ольга с самого начала оказывалась в «большой политике» и сразу в одной из ключевых ролей. Она очень рано начала набирать и политический опыт, и политический вес. Рано научилась лавировать между варягами, русами и славянами, между грозным «вещим» правителем и стареющим мужем, между дружиной и посадом, между хазарами и византийцами. Рано привыкла предупреждать и отражать удары, а равно и разить без промаха врагов реальных и гипотетических. Сентиментальности и доверчивости в ее мире просто не было места – они были залогом неизбежной гибели. Ольга же почти шесть десятков лет удерживалась на вершинах властной иерархии, достигнув в последние двадцать лет зенита на политическом Олимпе Руси. Пример ли это редкой удачливости? Только отчасти: удача не может быть постоянной. Здесь, в столь продолжительное время, она поддерживается умом, азартом, способностью учиться на ходу, умножающимся опытом. И еще отсутствием каких-либо иных интересов «на стороне». Политический азарт Ольги – это ее компенсация за фактическое отсутствие элементарного женского счастья. Ни матерью, ни бабушкой мы ее в истории не видим – только политиком, умеющим ставить цели и добиваться их решения! Возможно, у нее и были родные дети. Если были – умерли в детстве и не оставили следа в ее биографии. В ее кровное родство со Святославом даже при желании трудно поверить: слишком велика разница в возрасте, слишком ничтожно влияние ее на Святослава, слишком на далеком расстоянии предпочитает держать его княгиня, не допуская ни малейшего желания приобщить его к реальному политическому управлению страной. Святослав не более чем «оточенный военный инструмент» политики Ольги Мудрой: за княгиней неизменно сохраняется стратегия, Святославу же остается «полевая тактика». И, надо полагать, княгиня ревностно сохраняла свое преимущество и сложившийся во время переворота 945 года «статус-кво». Несомненно, княгиня должна была крайне болезненно и жестко реагировать на любые попытки Святослава получить доступ к реальной власти. Ольгу, конечно, вполне устраивало подобное «разделение полномочий». Возможно, что устраивало это и Святослава, во всяком случае, в летописи никаких попыток своеволия и бунта с его стороны нет. Но, вообще-то, в летописи много чего нет. Святослав взрослел. Ольга, и без того обремененная годами, старела. Окружение не могло не думать о будущем. Как известно, «царя играет свита». Так вот, эта «свита» должна была усиливать подозрительность Ольги и амбиции Святослава: как известно, эта «свита» была далекой от единства и ее группы принципиально различно представляли себе будущее. Во всяком случае, жизнь властной элиты в 950-960-х года была очень напряженной и в этом напряжении крещендирующей.
И вот, в такой-то обстановке, да еще перед необходимостью поездки в Константинополь, т. е. необходимостью оставить на долгое время Киев, становится известно, что Малуша ждет ребенка. От кого? От Святослава! А Малуша – самое доверенное лицо княгини, хранительница всех ее тайн. Как должна была понимать это Ольга, как не измену ей лично? Совершено предательство – тот, кому она доверяла безгранично, это доверие обманул и стал «человеком Святослава». Тот, кого держали в разумной отдаленности от политической власти, в неведении, теперь проник в самые недра дома правительницы Руси, дотянулся до сокровенных тайн власти. Княгиня знает, как зыбко политическое равновесие, знает, как совершаются перевороты и какова участь проигравших. Реакция Ольги – гнев, отставка и опала Малуши – в такой ситуации только естественна. Ольга еще милостива, так как обычно живым из подобной ситуации не выходят. Возможно, только беременность ключницы и христианское настроение княгини сохранили ей жизнь.
Вряд ли княгиня, наложив опалу на Малушу, одарила ее вотчиной в виде села Будятина. Малуша должна была радоваться, раз попала в «жернова» между Ольгой и Святославом, что вообще осталась живой. Вероятнее всего, передана она была своей родне, а таковой был ее брат Добрыня. Маловероятно, что в живых оставался Малко Любечанин, так как ни в летописях, ни в преданиях он не появляется, очевидно, не успев себя как-то обозначить до своего ухода из жизни. О том, что род Резановичей, к которому относился Добрыня, имел вотчину из трех сел на Волыни, известно; туда и спровадили «с глаз долой» Малушу, находившуюся «в тягости». Правда, в Никоновской летописи есть намек на то, что Будятичи будто бы принадлежало непосредственно Малуше, будто бы это село она перед смертью «отдала святой Богородице», т. е. пожертвовала Церкви или, если точнее, храму Пресвятой Богородицы в Киеве, более известному как «Десятинная церковь». Вотчина, конечно, как собственность «неотторгаемая, наследуемая и безусловная», вполне может быть завещана кому угодно, однако у женщины «вотчинных прав» на Руси не имелось, следовательно, отсутствовало и право что-то завещать. Вот «пользоваться» и даже «управлять» с согласия вотчинного хозяина, каковым всегда был мужчина, женщина могла. Кстати, и сама-то княгиня Ольга была не государыней Руси, а лишь «правительницей» – такое право ей было легитимировано киевским вечем, дружинным сходом и, надо полагать, самим малолетним на тот момент Святославом. Впрочем, нельзя исключать и завещания самого Игоря Старого. Перед гибелью в Древлянской земле он перешел семидесятилетний рубеж, т. е. для того времени был глубоким стариком, а потому не мог не думать о преемственности власти. Особенно если учесть, что Русь в очередной раз находилась в крайне рискованной ситуации, оказавшись замешанной в обострившийся конфликт между Византией и Хазарией. Итак, юридически Ольга «управляла» Киевской Русью «по доверию и поручению». Надо полагать, что и Малуша селом Будятином владела на основании согласия брата. Кстати, Будятино числилось за кланом бояр Резановичей, т. е. наследников Добрыни, и в XVI веке, и, следовательно, автор «Никоновской летописи» позволил себе некоторую вольность, перенеся в X век обычаи, свойственные XVI столетию.