Страница 66 из 98
Алмазный щит любую армию делал безжалостной и бесноватой. Даже ангелы и серафимы, пройдя сквозь портал на ту сторону, теряли божественную искру, превращаясь в демонов более свирепых, нежели сами жители преисподней.
Ра боялся щита и приказал разбить его на три части.
Но это не правда, будто его осколки разместили в разных частях света, чтобы ни у кого не возникло желание заново его сложить.
Истина в том, что смерть Тутанхамона стала печатью на заклятии Ра. И осколки щита потеряли свое материальное выражение, но сохранили при этом память, сознание и силу. Они мечтали встретиться и отомстить дерзким фараонам.
Я думаю, что первый осколок – это заточенная воля Сета. Он превратился в тот самый неуничтожимый список «Некрономикона».
Второй осколок обернулся блуждающей бессмертной душой художника.
Последний – стал Великим инквизитором, тем самым, который жил сейчас во мне.
Если я прав, то мы встретимся и сольемся в нечто могущественное, но ущербное, потому что второго осколка – нет. И если перерождения вечного художника можно было отследить до Леонардо да Винчи, то сейчас не угадать, кем этот живописец явился в мир на этот раз.
Три куска щита.
Если взять христианские образы, абстрагироваться от них, то взаимоотношения между осколками примерно такие же, как и между Отцом, Сыном, Святым Духом.
Тайна триединства в разбитом щите яснее, чем в теософских трудах средневековых гностиков.
Дух – это книга. Тут и сомнений быть не может.
Творец – отец. Создает картины лишь художник.
А инквизитор – это ищейка, который тонко чувствует остальных.
Но что произойдет, если собрать части воедино?
Моя человеческая жизнь прервется – это однозначно. Душа инквизитора сольется с книгой и с даймоном художника – и родится Древний алмазный щит, сквозь который в наш мир хлынут орды нечисти.
И зачем это все той моей части, которая когда-то была простым Левушкой?
Но если я восстану против правил этой безумной игры, то умру еще быстрее и не так триумфально. Это я тоже прекрасно понимаю.
Мы все существуем, пока следуем предписаниям.
Наши бунты и революции – они ведь не стихийны и не случайны, они предопределены и просчитаны, они похожи друг на друга, потому что у всего есть первооснова. И сценарий рассвета и заката империй и цивилизаций – он один для всех. Вариации нужны нам, чтобы не заскучать.
И, потом, память коротка. Но человечество даже не забывает все, оно устроено сложнее.
Каждый юнец мнит себя индивидуальностью, особенным, выдающимся, и именно поэтому он свято верит, что с ним не случится катастрофы.
Но убивающий непременно будет убит.
Все идет из наших мозгов, и все к нам же возвращается в виде предметов и событий.
Все эти пламенные революционеры всегда были настоящими подонками, побеждающими реформаторов именно потому, что в них кипели самые низменные страсти, потому, что они светили толпе черным пламенем.
А те, кто взбирался по карьерной лестнице, обучаясь дипломатии и жалости, в решающий момент не могли преступить через обычные нравственные законы.
Но, в итоге, сценарий кровавого переворота, захвата власти и непременной насильственной смерти узурпатора всегда повторяется.
Тоже можно сказать и об ученых, шагающих за грань возможного, мнящих себя равными богам. Они тоже никогда не успевают сделать последний шаг, а все их разработки вечно исчезают или уводят от истины, сворачивая в область военно-стратегических разработок.
И философы, и музыканты – все идут торными дорогами, словно слепцы; и гордыня мешает им видеть достоинства чужих трудов.
Хотя, с другой стороны, именно тщеславие делает их знаменитыми, ибо по настоящему смиренные люди совершенно не интересны, как личности, хотя именно они составляют лучшую часть серой массы, понимающей свою бесполезность и никчемность.
Дерзость – это две трети успеха.
Можно быть гением, но если в груди не горит пламя яростного желания прославиться – все начинания буквально обречены погибнуть еще в зародыше.
Да, не гордыня, не снобизм, а ничем не обоснованная дерзость выделяет лидеров из толпы и возносит их на пьедесталы.
Дерзость… Вот именно! Всемирный сценарий развития человеческих сообществ может прогнуться только перед тем, кто верит в свою исключительную силу!
Машина остановилась, водитель выскочил, услужливо и подобострастно открыл передо мной дверь. Если он состоит в заговоре, то страшно этого боится. Его гнетет страх и передо мной, и перед другой силой.
Я вышел. Светило солнце. Ветер шевелил пыльные, грязно-зеленые листья редких деревьев. Ничто не говорило, что где-то в ста шагах от этого места на алтаре лежит книга, способная не просто разрушить мир, но стереть даже саму память о его существовании.
Возможно, я уже под прицелом снайперов, и маги сжали на посохах побелевшие пальцы. Любое неосторожное движение – и весь квартал превратится в руины. А потом средства массовой информации спишут это на взрыв от утечки газа. И никто этому не удивится.
Я достал сигареты и закурил. Демонстративно.
В окне чердака блеснул прицел. Вот только кто там: моя охрана или заговорщики? Возможно все.
Я затянулся поглубже, бросил сигарету, растоптал ее.
Все, Рубикон перейден.
Нет ничего такого, что может меня ужаснуть. Уж я-то точно знаю, что смерти нет. Есть разные формы сознания.
Тяжело, конечно, будет потерять душу и тело Левушки, я привык к ним. За последние столетия ни в чьем теле я не ощущал себя так комфортно.
Я – Лев Григорьевич. И я – Великий Инквизитор. Нас не двое, я один. И если часть меня сломается, упадет бездыханным телом, мне будет очень тяжело. Но и трусом я быть не хочу. Я пришел вовсе не для того, чтобы править миром из бункера, усевшись на золотом унитазе!
Я иду на свидание с частью своей души, с книгой тысячелетий. Кто может остановить меня?
Я вошел в офисное здание.
Охранник склонил голову. Было видно, что он смертельно меня боится. Интересно, он знает о заговоре?
– Мир тебе, воин правды.
– И тебе мир. Только я это… Наблюдатель.
Я усмехнулся. Ничего этот солдатик не знал. Он пешка в руках магов. Если меня убьют, этот мальчишка тоже исчезнет как лишний свидетель.
Мне вдруг стало жаль этого наивного охранника. Подумать только: двадцать дней назад я мечтал захватить власть в Москве, развязать ядерную войну, похоронить человечество и начать историю с чистого листа. Я хотел создать мир, в котором я был бы богом, а мои помощники – воинством небесным. А сейчас мне вдруг стало жалко какого-то солдатика.
Я снял с шеи талисман Могущества и протянул его охраннику:
– Имеющий уши, да услышит, что я говорю вам. Используй все что знаешь, и, может быть, будешь жить долго и счастливо.
В глазах солдата метнулась паника. Он расстегнул кобуру и вытащил из кармана волшебную палочку.
– За мной не ходи. Береги свою жизнь. – я похлопал солдата по плечу и улыбнулся в угол, где должна была быть видеокамера.
Пусть заговорщики поймут, что я все уже знаю. И тогда они не откроют огонь на поражение сразу, как только я войду в комнату с алтарем.
Они ведь думают, что если я обо всем догадался, то никогда не посмею придти сюда в физическом теле. Нет смысла стрелять в фантом и тем самым подтверждать мои догадки.
Сейчас они видят фантом, обернутый в десятки магических покрывал, но разматывать кокон, чтобы выяснить, кто внутри: живой человек или пустышка – это требует времени, а, кроме того, этот процесс нельзя скрыть. Им необходимо заманить меня живого.
Они не осмелятся проверить, кто у них в гостях, ведь иначе можно пропустить удар от меня настоящего, сидящего где-нибудь на лавочке.
И, скорее всего, я бы действовал именно так: запустил бы разведчика.
Одно маленькое упущение со стороны заговорщиков: никто из них не мог предположить, что я случайно куплю томик Кунца, и вдруг, наперекор здравому смыслу, захочу обмануть обманщика!