Страница 30 из 61
Он сдвинул брови, и между ними пролегли две глубокие морщины, свидетельствовующие о нелёгкой жизни в той же степени, что ямочки на щеках являлись следствием профессиональной деятельности. Не взирая на собственное настроение, бортпроводники одевают жизнерадостные маски. К примеру, меня бы выгнали на второй день за невыполнение должностной инструкции. Ибо умение улыбаться, когда в лицо хамят – качество, дарованное не многим.
– А вы уточните, в чём конкретно заключается ваша проблема, – сказал стюард, – и я постараюсь вам помочь.
Алекс, проходя мимо, смерил нас дотошным взглядом.
– Большое спасибо, – ответила я. – Как можно к вам обратиться?
– Артём. Если возникнут вопросы – я к вашим услугам!
Кокетливо стрельнув глазками, я прошла на своё место. У Алекса был недовольный вид, а Ева, сидящая у окна иллюминатора, наклонилась через сиденье своего партнера и обратилась ко мне:
– У тебя так глаза блестят, будто ты влюбилась!
Алекс поменялся в лице, покосившись на меня. Убрав ручную кладь на верхнюю полку, он занял кресло и провел рукой по коленке Аргольды. Ева тут же забыла, что обратилась ко мне, и потянулась к его губам.
Меня злило происходящее. Теперь средством от скуки была только заинтересованность Аполлоном, который также указывал пассажирам их законные места. Через полчаса бортпроводники провели инструктаж по технике безопасности. Я не сводила увлеченных глаз с Артёма, стоящего в проходе через сиденье. Непомерная доброта пропитывала каждую черточку его бледного лица. Наконец, дали команду пристегнуться, и заботливые стюарды и стюардессы, бегло оглядывая ремни, пробежались по рядам.
Артём остановился подле меня с обворожительной улыбкой.
– Уберите, пожалуйста, столик. Спасибо.
Самолёт развернулся на полигоне и покатил вперёд с постепенным ускорением. Мысленно ощущая себя героем, я давилась от гордости, что так отважна. Какой вздор бояться взлетать! Что тут такого особенного? Обычная езда на значительной скорости, разве это страшно? Какие люди всё-таки отчаянные трусишки….
Не успела я додумать хвастливую мысль до конца, как самолёт ужасающе быстро помчался вперёд, набирая скорость так, что меня вдавило в сиденье. Казалось, этот рейс не имеет отношения к Боснии; то была прямая дорога в ад! Молниеносная и жуткая! В глубине души я успела попрощаться с роднёй, Лилькой и расстроенный Викой, которая, ожидая ложное время вылета в Боснию в 14:15, пока не волнуется на мой счёт.
Я прикрыла веки. Мне чудились бездонные глаза Алекса. Они, как морские волны, захлёстывали, поглощали, окунали моё тело в пучину водной стихии. Я вцепилась руками в подлокотники, и теперь спасателям МЧС придётся хорошенько потрудиться, чтобы освободить сиденье от испуганной меня. Пытка становилась невыносимой, а вдали уже виднелось пламя смертоносного огня. И в ту самую минуту самолёт взмыл в небо, отрываясь от земли под бурные аплодисменты.
– Ты в порядке? – спросил Алекс.
Нас отделял широкий проход, но это не помешало ему различить моё сходство с бледными поганками.
– Превосходно… Я видела преисподнюю.
Он широко улыбнулся.
– Не-е-ет, небеса тебе только предстоит увидеть!
Вставляя наушники, он закрыл веки, и на его плече пристроилась белокурая голова Евы. Я не двигалась, боясь даже искоса взглянуть в иллюминатор.
Рядом со мной сидела тучная старушка. Ни с того, ни с сего она возложила свою руку поверх моей.
– Милочка, да вы вся дрожите… Не стоит так волноваться! Устрашают только взлёт и посадка, а лететь ни чуточку не страшно!
Я отдала ей благодарность улыбкой. Старушка была спокойна и вела себя так, будто мы находились не в воздухе, а на земле в безопасном автобусе. Я обрадовалась, что добродушная женщина заговорила со мной. Беседа с ней поможет отвлечься, иначе есть шанс потерять голову с напряжения и стресса.
– А вы не впервые летите? – поинтересовалась я.
– Что ты, милочка! Мне лететь, как воды напиться. Я гостила у своих детей. Их у нас с Филиппом шесть, и все сыновья.
– Надо же! Они живут в Москве?
– Да, двое в Москве, остальные в Новосибирске.
Она наклонилась ближе к моей щеке и вкрадчиво прошептала:
– Этот голубоглазый крепыш в соседнем ряду постоянно следит за вами. Похоже, он испытывает сильные чувства.
– К кому испытывает? – недоумевала я.
– К вам, разумеется.
Я обернулась на Алекса, голова которого была повернута в нашу сторону. Он приоткрыл веки, и я отвела взгляд.
– Не-ет. Вы ошибаетесь.
– Ни сколечко. Уж поверьте, милочка, в таких делах я разбираюсь!
– Мы скорее ненавидим друг друга…
– Ох, дорогуша, от ненависти до любви – один маленький шаг. Всем известно, ненависть – одно из сильнейших чувств на свете. Если, конечно, то, что вы питаете к молодому человеку, действительно зовётся ненавистью.
Лукавый взор старушки скользнул от Алекса ко мне. Я не нашлась, что ответить. Из шеренги кавалеров последних месяцев мне не приходилось испытывать ни к кому таких двойственных чувств. Его издевки превращали меня в злую собаку, но, когда мы не виделись, назойливая тоска подчиняла себе душу.
– Наша история любви с моим мужем Филиппом тоже начиналась с ненависти.
Она достала из сумки шоколадку и развернула её.
– Хотите сладенького?
Я кивнула, и она отломила половину молочной плитки.
– Кушайте, вы такая худенькая. Вам надо обязательно поправиться.
Я улыбнулась. Она напоминала мою заботливую бабушку, которая тоже не могла смириться с грациозностью моей фигуры. Я спросила, как она познакомилась с мужем.
– Это случилось поздней весной. Филиппа прислали из Боснии для обмена опытом в московский исследовательский институт имени Никонова, где я работала старшим научным сотрудником. Милочка, если б вы только знали, каким выскочкой был мой Филипп! Взбалмошный, самоуверенный, отъявленный самодур. Он постоянно находил причину поспорить со мной.Жуткое дело!
Она откусила шоколадку, смотря перед собой. Неистовый интерес зажёг мои глаза любознательностью. Я с нетерпением ждала, пока она прожует кусочек сладости и продолжит рассказ.
– Прекрасные здесь мальчишки работают, не правда ли? Взгляните хотя бы на того, кареглазенького в проходе, – сказала она, подразумевая Артема.
Я внимательно осмотрела свою спутницу. Хоть она и пыталась скрыть истинный возраст под румянами на щеках и серыми тенями на веках, однако, частые морщины выдавали не менее семидесяти лет прожитой жизни. Зелёные глаза потеряли сочность цвета. Наверняка, раньше их изумительный оттенок завораживал мужчин, но время забрало их красоту себе. Начесанная копна её белоснежных волос создавала эффект божьего одуванчика. Перепрыгивая с темы на тему, она стала отражением моего абстрактного мышления и доказательством того, что в старости я не сумею сдерживать сокровенные мысли в плену разума.
– Вы правы, – помолчав, сказала я. – К тому же они вежливые.
– Да, исключительная редкость в наше время. Впрочем, как и настоящая любовь. Казалось бы, раньше женщинам приходилось туго – замуж выходили не по любви, а по слову родительскому да благословению, и всю жизнь маялись, жили поговоркой: «стерпится, слюбится». Так вот сейчас по собственному желанию выходят, но и года не проходит, как на развод документы несут. Дело то не в любви, а в людях. Мне повезло больше. Хоть моя покойная мать и прочила мне в мужья Николая, но я рада, что за него не пошла. Он был старше лет на десять, умел, но безобразен собой. Однажды при встрече он сказал мне: «Нин, если пойдешь за меня, я тебя на руках носить буду. Пойдём – не пожалеешь!».