Веления рока

Кухня выглядела еще скромнее: здесь самое почетное место занимала беленая известкой печка, слева от нее стоял обеденный стол, покрытый клеенкой, вокруг него – четыре стула; сбоку на стене висел белый шкаф для посуды. Вот и вся обстановка, если не считать скамейку для ведра с водой, в котором плавал зеленый пластмассовый ковшик.

Настя любила свой дом, она постоянно что-то чистила, терла, трясла половики, делая это непринужденно, как бы между прочим. А когда все радовало глаз, брала в руки книгу. Просто так, без дела она не могла сидеть ни минуты.

После того, как Семен отверг план Насти, оставался только один способ обзавестись углем, а именно: отловить «камазиста». Словом «камазист» было принято называть водителей большегрузных «камазов», а в данном случае оно меняло первоначальный смысл и означало: «Водитель автомобиля, который возит уголь для продажи». Происхождение этого слова можно объяснить тем, что в первое время для перевозки угля использовались именно «камазы», потом сгодились и другие грузовики, но и их водители все равно стали «камазистами». Придумали это выгодное занятие находчивые шоферы, работающие на предприятиях и в организациях, ни профиль которых, ни масштабы деятельности не имели совершенно никакого значения. В начале осени они договаривались с начальством, давали им «на лапу» и в течение нескольких недель или месяцев усердно возили уголь и продавали его всем желающим. Для «гаишников» их бизнес был божьим даром, подарком судьбы, манной небесной: «Хрен ли им не жить, – презрительно говорили бедные «камазисты», – мы сутками крутим баранку, а менты имеют побольше нашего». Хотя и сами они были не в убытке.

Настя с Семеном несколько дней подряд просматривали хуторские дороги и вслушивались в каждый звук, напоминающий звук движущегося самосвала. Однако уголь к ним ехать не торопился. Машины были словно невидимки. Говорили, что вчера уголь купили дед Андрей, Жора толстяк. А когда и кто привозил им уголь, было непонятно. Так безрезультатно проходили дни за днями. Для достижения поставленной цели требовалось заполучить неограниченную свободу, поэтому Настя решила отпроситься с работы. Удача, как и беда, всегда приходит внезапно. Утром Настя только оказалась на улице, сразу же увидела бреющий грузовик. Она выбежала на середину дороги и помахала ручкой. Самосвал прибавил скорость и через десять секунд резко затормозил перед Настей, едва не зацепив ее левым подкрылком.

– Ослеп, что ли! – крикнула Настя.

Из кабины выглянул водитель – кучерявый, чернобровый, с ухмылкой во все лицо, но тут же выражение его лица сменилось и стало удивленно-веселым. У него и мысли не возникло как-то отреагировать на Настину реплику. Оглядев с ног до головы и раздев ее глазами, он залихватски воскликнул:

– Поторгуемся?

Настя, радуясь удаче, поддержала его настроение:

– А что? Можно.

Он скрипнул сиденьем, открыл дверцу и выпрыгнул, – стройный, в синих джинсах, белых кроссовках, в клетчатой рубашке с расстегнутым воротом. Весь с иголочки.

– Начнем! – с хитрой улыбкой предложил он.

– Чего? – спросила Настя.

– Торговаться, чего же еще?

– Начнем.

– У тебя денег много?

– Много.

– Конкретней.

– Не скажу.

– Почему?

– Потому. Может, ты меня ограбить хочешь?

– Оскорбляешь. Такую красоту грех грабить, если только украсть, – это хоть прямо сейчас.

– Даже так? Гляди ж ты, какой смелый! – возмутилась

Настя.

Он провел взглядом с ее голых красивых ног до легкой светлой кофточки, через которую отчаянно просвечивалась выпуклая грудь. Настя взглянула в его глаза. Ей показалось странным, что его нахальство не смутило ее, напротив, от этого сделалось даже приятно. Лицо девушки все засветилось. Парень улыбнулся, но не нахально, а по-свойски, как будто они давно знали друг друга. И в ней неожиданно всколыхнулись необъяснимые чувства.

– А где родители? – спросил он, почему-то решив, что девушка только остановила машину, а разговор нужно будет вести с ее отцом или матерью.

– Зачем они тебе? Без них веселей.

– С тобой, я гляжу, не соскучишься. – Настя повела бровями. – Ты мне глазки не строй, лучше позови маму. И вообще, такую девочку нельзя оставлять одну на улице.

– Это почему же?

– Волки в лес утащат, вот почему. Не боишься?

– Что, я на маленькую похожа?

– А что, уже взрослая?

– Представь себе, да.

– Представил бы, да не могу. Вообще-то, согласен, – снова оценив Настю взглядом, поменял он свое мнение и добавил: – Солнечная девочка!

– Не умничай.

– Я очень серьезно. Ты меня очаровала.

– Очарование штука такая: сегодня ты очарован, завтра разочарован, вот так-то, – усмехнулась Настя.

– Откуда ты это знаешь?

– Опыт имею.

– Даже так?

– Даже эдак.

– За один твой поцелуй плачу сто рублей.

– Мало.

– А сколько надо?

Она засмеялась, глаза заискрились.

– Тысячу.

– У меня столько нет, а то бы я с удовольствием.

– С удовольствием – еще дороже.

– Давай познакомимся, будем дружить.

– Об этом говорить не надо, – сказала Настя.

Но сказала это мягко, неуверенно. Она почувствовала, что в ее груди возникло какое-то странное волнение, и показалось, ощутила это с первого мгновения, как только его увидела. Она поняла – ей хочется быть рядом с ним, взглянула на него: «А ведь это так…» И внезапно смутилась, как будто испугалась чего-то. Ей показалось, что он заметил ее смущение и, пытаясь избавить себя от неловкого положения, сказала:

– По-моему, мы заторговались.

– Почему не хочешь познакомиться? – спросил он.

– Потому что я замужем, – ответила Настя.

– Муж – не стена, подвинется, – не восприняв ответ девушки всерьез, произнес он фразу, которую в таких случаях произносят все. – Я вечером приеду к тебе.

– Я же тебе сказала: у меня есть муж.

– Так я и поверил. Молодая еще.

– Сам ты молодой… и неопытный. Давай-ка ближе к делу, – сказала она. – Мне надо две тонны орешника и полтонны семечек.

– Так у тебя ж денег нет.

– Все у нас есть! И деньги есть, и мужья есть! – сказала она как бы сама себе.

– Хочешь, я тебе бесплатно продам?

– Ну уж нет. Купить меня хочешь? А ты парень не промах, наверное, не первой мне предлагаешь?

– Нет, тебе первой, ты такая девчонка, нормальная. Я честно говорю. Ты знаешь, я сегодня уголь загрузил плохой, пополам с отсевом. Давай, лучше завтра привезу орешник, без единой пылинки, покажи только куда выгрузить.

Он взял ее за руку и потянул к дому. Настя покорно пошагала за ним, ощущая тепло его крепкой ладони. – «Что это со мной? – думала она. – Я должна отдернуть руку». Но не было сил сделать это. Она только спросила:

– Куда ты меня ведешь?

– Покажи точное место.

– Вот здесь, – освободив все-таки руку, показала она на лужайку возле сарая с просевшей, похожей на двугорбого вер– блюда крышей.

– Чего это у вас сарай такой горбатый, – усмехнулся Кучерявый.

– Я и сама горбатая. Не заметил?

– Сейчас проверим, – он неожиданно обнял ее.

– Что ты делаешь? – почти крикнула Настя, и надавила обеими руками на его грудь. Оттолкнувшись, она одернула юбку и опустила руки.– Совсем сдурел!

– Чего ты губы надула, скажи лучше, как тебя зовут?

– Этого тебе знать не положено.

– Я вечером приеду к тебе. Можно?

– Не вздумай, муж дома будет. Он у меня злой.

– А если его не будет?

– А если ты не приедешь?

– А если ты о соседке соскучишься и к ней в гости пойдешь?

– Мою соседку Митькой зовут, замерзнешь, пока дождешься.

– Это же, елки зеленые, катастрофа; лучше от любви умереть, чем замерзнуть, – сказал он и спросил: – Ну и как мне быть, по-твоему?

– Просто не знаю, что тебе и сказать, – засмеялась Настя.

Возникла пауза. Кучерявый озадаченно провел рукой по

своей шевелюре. Настя, склонив голову немного набок, не могла оторвать глаз от его лица. Этот взгляд выдавал ее чувства. Она кокетливо покачивалась и казалась такой легкой, что достаточно одного дуновения ветерка, чтобы поднять ее на воздух. На ее щеках еще сохранился теплый след смущения, а темные глаза таинственно светились. Парень смотрел на ее губы с еле заметной улыбкой; они были нежные, чувственные и свежие; словно цветы наполненные нектаром.