Страница 49 из 82
— Знаешь, что? В одном отношения я должен с ним согласиться: у тебя пугающая склонность принимать чьи-то удары на себя, не задумываясь о последствиях.
Я вскочила с кровати
— Значит вот как, я не задумываюсь о последствиях? Если мы не остановим Серафимов, они продолжат охотится за магией и мной. Я хорошо разбираюсь в математике, Люк. Я могу подсчитать вероятности намного лучше, чем ты себе представляешь. И для меня шансы не велики.
— Тогда позволь мне защищать тебя.
— Я хочу сама себя защитить. Я хочу сражаться. Если я должна занять место в кругу Дуг, то хочу выбрать это место сама, вместо того, чтобы кто-то другой диктовал его мне.
— Никто тебе ничего не диктует. Но если ты умрёшь, то умрёт и магия. И тогда всё было напрасно, — он замолчал. — Я не хочу тебе потерять.
Я не принадлежала ему, поэтому он не мог меня потерять, но я не стала указывать ему на этот факт.
— Ты ведь сам сказал, что мне суждено вершить великие дела. Спасти магию. Остановить Серафимов. Разве это не великие дела? Или избавится от Антона?
— Не делай так, чтобы твоя жизнь зависела от смерти другого, Мышонок.
— Как сделал ты? — слова вырвались и прозвучали более колко, чем мне хотелось, и он отвернулся. — Всё, что ты делаешь, это покаяние для Тео. Вся твоя жизнь — памятная служба. Ты ничего не делаешь исключительно для себя.
— Нет делаю.
— Назови хоть что-то одно. Всего лишь одну вещь, которую ты сделал для себя — не для наследника, не для пророчества, а только для Люка.
— Я не целую тебя, ведь так?
— Ты не хочешь меня целовать?
Конечно же это хорошо, потому что уж я точно не хотела его целовать, как бы не сверкали его зелёные глаза и какими бы решительными не были его губы, такие соблазнительные и в то же время сулящие неприятности. Я не хотела целовать Люка и испытала облегчение узнав, что он чувствует тоже самое.
Он громко рассмеялся.
— Я хочу целовать тебя, пока ты не увидишь звёзды. Пока ты так сильно не потеряешься в нас, что больше не сможешь найти дорогу назад. И если бы речь шла о пророчестве, тогда я сделал бы именно это: так сильно впутал бы тебя во всё, что ты больше не смогла бы вырваться. В твоих венах течёт магия, — сказал он, взял меня за запястье и прижал пальцы к пульсу. — А также через твои лёгкие и сердце, а в мозгу она показывает тебе образы. Я держу тебя, — его свободная рука провела по моим волосам, обхватила моё лицо. — Да, к чёрту, я хочу тебя поцеловать.
Я сглотнула, почувствовала, как его дыхание коснулось моих губ, а его лоб нежно прижался к моему. Я нашла его плечи, не для того, чтобы притянуть его к себе или оттолкнуть, а только, чтобы почувствовать их ширину и силу, мягкий изношенный лён под пальцами и тепло его кожи под ним.
— Теперь я понимаю, — сказал он. — Ты боялась, что я хотел тебя не ради тебя самой, а только из-за пророчества, потому что ты Сосуд. А ты хотела, чтобы я ценил Мо.
Я не ответила, потому что осознание того, насколько хорошо он меня знает, лишило меня дара речи.
— Я пытаюсь действовать обособленно от пророчества, чтобы ты не сомневалась в том, что я чувствую или в том, кто мы такие. А это означает, что я не могу целовать тебя, потому что так действовал бы наследник. Кроме того, — продолжил он и отошёл, — я дал тебе обещание, а я знаю, как важно для тебя, когда держишь слово.
В дверь постучали. Когда она распахнулась, Люк исчез, хотя я ещё ощущала его где-то поблизости. В комнату вошли оба моих родителя. Мама, в руках поднос полный еды и отец, нагруженный дополнительными одеялами и с изрядной порцией недоверия.
— Думаю, у тебя появилась температура, милая. А ну марш в постель, — я позволила ей снова себя накрыть и прислонилось к изголовью кровати, в то время, как она ставила мне на колени поднос. — Суп, крекеры и немного спрайта.
— Спасибо.
Отец оглядел комнату.
— Ты говорила по телефону?
— Э…
Телефона нигде не было видно, и это неудивительно, потому что я оставила его в школе, вместе со школьной сумкой. Но я указала на антологию коротких рассказов на письменном столе.
— Испанский, — сказала я. — Я переводила вслух.
Он положил стопку из подушек и одеял мне в ноги и медленно повернулся вокруг, разглядывая комнату.
— Испанский.
— Sн.
Я съела ложку супа, откусила от крекера и подняла маме большой палец вверх.
Её лицо немного расслабилось, и морщинки беспокойства вокруг рта разгладились.
— Пойду закончу готовить ужин, — сказала она, прикоснувшись к плечу отца.
— Я сейчас буду, — сказал тот, а затем направил своё внимание на меня. — Билли хочет, чтобы ты пришла завтра.
Я знала, что он ещё не отказался от попытки использовать Люка и меня.
— Он сказал, зачем?
— Полагаю, поставка. Скажи ему, что ты болеешь.
Я фыркнула.
— Значит это твоё решение проблемы? Я не могу весь оставшейся год болеть гриппом.
— У тебя его и сейчас нет.
Я съела ещё немного супа и сосредоточилась на рисунке моего лоскутного одеяла.
— Мо. — сказал отец, и серьёзность в его тоне заставила меня поднять взгляд и посмотреть на него. — Билли пробует сейчас что-то другое. Он думает, что нашёл способ покончить с Экомовым навсегда, своего рода «чудо-оружие». Он становится слишком самоуверенным, а это именно тот момент, когда может пойти что-то не так.
— А разве этот милый человек не заслужил бы именно это? — спросила я. «Чудо-оружие» Билли как раз пряталось в моём шкафу. Он не стал бы убирать для моего дяди даже рождественские огни, не говоря уже о русской мафии. Я испытала облегчения, пока вновь не возник вопрос, как далеко зайдёт Билли в своём стремление убедить меня.
— Здесь я с тобой согласен, но я не хочу, чтобы тебя в это втянули.
— Слишком поздно.
Морщинки вокруг его глаз казались более глубокими, плечи более понурыми.
— Я прошу тебя ради матери. Если уж ты хочешь наказать меня, то не можешь найти способа, чтобы не причинять боль ей? Или себе самой?
— Я не хочу тебе наказывать, — ответила я и с удивлением пришла к выводу, что говорю правду. — Я не могу прекратить работать на Билли, если хочу и дальше защищать Колина. Мама это понимает, и ты тоже должен понять. К чёрту, это ведь практически что-то вроде семейной традиции у Фитцджеральдов!
— Традиция или нет, на мне она закончится.
— Это не твоё решение, — сказала я. — Я смогу справиться с Билли.
— Если учесть то, что я до сих пор видел, не сможешь, — прежде чем я успела что-то возразить, он поднял руку. — Экомов хочет знать, кому Билли платит. Список…
— Я знаю. Билли хочет использовать его в качестве теста, чтобы выяснить, кто лоялен, а кто нет.
Отец кивнул.
— Такой список очень опасен. Если он потребует от тебя передать его, как-нибудь задержи его, по крайней мере до тех пор, пока я не придумаю план. Пожалуйста, Мо.
Я прикусила губу. Эти имена были доказательством, в котором я нуждалась.
Все люди, которых Билли подкупает? Взятки, благодаря которым его предприятия работают без вмешательства города или полиции? Если бы я смогла передать список Дженни, то Колин и Тесс были бы свободны. Они смогли бы уйти. Раньше я думала, что это будем мы с Колином и Тесс, но теперь эта сказка закончилась.
— Единственный план, который меня заинтересует — это тот, что поможет Доннели. Только в случае, если ты пообещаешь помочь им, я согласна подождать.
— Даже если Колин не вернётся?
— Доже тогда.
Я должна верит в то, что он всё-таки вернётся, должна верить в то, что смогу всё исправить, хотя он оттолкнул меня.
Отец мягко сжал моё плечо, и в этот раз я не стала вырываться.
После того, как он ушёл, Люк снова появился.
— Теперь я знаю, откуда он у тебя, — сказал он.
— Откуда у меня кто или что?
Я пододвинула ему поднос с едой.
— Твой комплекс мученика.
Он взял тарелку с супом и сел в ноги кровати.
— Моя мать не мученица.
— А я и не говорил о твой матери. Твой отец очень старается присматривать за тобой. Если учесть, какой ты всегда становишься колючей, когда я пытаюсь оказать тебе поддержку, мне становится жаль этого мужчину.