Счастливчик

Иначе и быть не может.

Выкрутимся.

Нас выгоняют из камеры и ведут длинными коридорами. Дилан был прав, и правда, как скот. Надеюсь, не на убой.

— Ты боишься? — шепотом спрашивает Ди, по стечению обстоятельств идущая рядом (нас построили по двое).

Дергаю плечом.

— Нет.

Ловит мой взгляд.

— Храбришься?

— Да нет, — признаюсь, — пока не знаю, чего бояться. Попозже.

Ди улыбается, и мне это чертовски нравится — ее лицо будто преображается. И то, что ее улыбка адресована мне, нравится вдвойне.

— Храбришься, — повторяет, но на этот раз утвердительно.

Не спорю. Ей страшно, и не хочу ее разубеждать. Если она так чувствует себя увереннее, то пусть считает, что тоже боюсь. На самом деле я не соврал — мне не страшно. Пока.

По-прежнему держа на "мушке", нас заставляют сесть в катер. Конвой устраивается с нами. Этот аппарат вдвое больше "Ласточкиного", сюда при желании можно загрузить человек тридцать.

Катер покидает "Королеву", и я приникаю к стеклу, не веря собственным глазам. Планета. Целая планета, пригодная для жизни людей, и о которой никому неизвестно. Вот это находка.

— Не рыпайся, — шикает на меня детина с плазменным пистолетом.

Послушно сажусь на сидении ровно. Теперь мне не просто не страшно, а интересно. Планета — надо же.

Мы опускаемся. Это не космопорт, скорее, посадочная площадка. На планете ночь, но здесь светят яркие фонари, под ногами серая потрескавшаяся глина. Вдали светятся окна одноэтажных строений.

Нас грузят в ожидающий неподалеку флайер и везут по направлению к тем самым постройкам. Вокруг темнота, в окна ничего не разглядеть.

Я снова оказываюсь на сидении рядом с Дилайлой (не иначе — судьба). Девушка дрожит и кусает губы. Накрываю ее ладонь своей, и, надо же, сейчас она ее не выдергивает. Ей по-настоящему страшно. Чувствую себя негодяем, воспользовавшимся моментом, но ничего не могу с собой поделать.

Флайер опускается на глиняную поверхность планеты у крыльца одного из зданий. Нас заставляют выйти и выстроиться перед крыльцом.

— Изабелла, мы на месте, — сообщает в коммуникатор один из конвоиров.

Сразу видно, что парни свое дело знают, и мы не первые, кого они сюда привозят. Слишком уж все у них слаженно, и внимание не ослабляют ни на мгновение — шаг в сторону не сделаешь.

— Стоим, ждем, — удосуживаемся сухой команды.

— Кого ждем? — спрашивает Роу сквозь зубы, но его одаривают снисходительным взглядом и не удостаивают ответом.

Похоже, ждем кого-то главного, вернее, главную, ту, кого назвали Изабеллой.

Верчу головой, пытаясь рассмотреть, что находится вокруг, но фонарь тут один — перед крыльцом, дальше — кромешная тьма. Из окон одноэтажного здания, перед которым мы стоим, падает свет, но его недостаточно, чтобы рассмотреть что-то стоящее. Опять же, вижу лишь глину под ногами и какой-то засохший куст под одним из окон.

Наконец, наше ожидание вознаграждается, дверь раскрывается, и на пороге появляется женский силуэт. Так как внутри свет ярче, чем тот, который исходит от уличного фонаря, кроме силуэта, ничего не разобрать. Вижу лишь, что женщина среднего роста, стройная и с волосами до плеч, оканчивающимися мягкими завитками.

Женщина спускается с крыльца. Почему-то первым делом обращаю внимание на кобуру с лучевым пистолетом на ее поясе.

— Отличная работа, Шон, — обращается к кому-то из тех, кто нас сюда приволок. — Пополнение не помешает, — у нее звонкий голос, совсем молодой, хотя по тому, как она держится, видно, что женщина не юна.

А потом она выходит в круг света, заправляет прядь светлых волос за ухо и вглядывается в лица тех, кого, как на базаре, выставили перед ней в ряд.

— Кто тут у нас? — тянет довольно.

— Я требую объяснений, — делает шаг вперед капитан. Верзила с игольником дергается, но та, кого назвали Изабеллой, поднимает руку, останавливая защитника.

— Позже, — говорит коротко, властно, четко и смотрит на Роу так, что и без слов ясен ее посыл: одно движение ее бровей — и он труп. — Так-то лучше, — губы трогает мягкая улыбка, когда она убеждается, что пленник ее понял. — Взаимопонимание — ключ к успеху…

А потом взгляд падает на меня, и улыбка мгновенно исчезает, будто ее стерли с губ ластиком.

— Изабелла? — спрашивает тот, кого назвали Шоном, тоже заметивший изменение в ее лице.

Она снова властно поднимает руку, приказывая тому заткнуться, и шагает уже прямиком ко мне. Щурится, вглядываясь. А я смотрю на нее в ответ и еще не могу разобраться с тем, что чувствую. Внутри поднимается что-то незнакомое, чему я пока не могу подобрать определение.

Я слишком похож на отца. Да что там, я его копия, не считая цвета глаз и волос. Меня узнают даже те, кто никогда в жизни до этого не видел. Вот и эта женщина… узнала.

Я тоже ее узнал. Она почти не изменилась, только выглядит чуть старше и волосы у нее короче, чем в моем сне-кошмаре. Еще бы, ведь до этого я видел ее только на фото, самое свежее из которых семнадцатилетней давности.

— Как твое имя? — голос моей биологической матери больше не звонкий, он звучит глухо, она тяжело дышит.

На нас смотрят с удивлением: и экипаж "Старой ласточки", и конвоиры.

— Тайлер, — отвечаю, по-прежнему не отводя от нее глаз. И только я и она из всех присутствующих знаем, что Тайлер в данном случае — фамилия.

Изабелла (всю жизнь считал, что ее зовут Элизабет) вздрагивает, будто ее ударило током, но быстро берет себя в руки. Замечаю, как сжимает кулаки, и длинные ярко накрашенные ногти впиваются в ладони.

Она отступает к крыльцу и дает распоряжение:

— Этого, — указывает на меня, — ко мне. Остальных — запереть до утра.

Изабелла больше не смотрит в нашу сторону, поворачивается и поднимается по ступеням крыльца, впечатывая в них каблуки.

А я понимаю, что за чувство зарождалось у меня внутри — ярость.

— Тайлер, ты ее знаешь? — толкает меня в плечо Дилан. — Кто она?

— Слышал приказ? — тем временем указывает мне в сторону крыльца один из конвоиров. — Живо. Изабелла ждать не любит.

Не спорю. Сам хочу пойти. Хочу посмотреть ей в глаза. Еще раз. Не при свидетелях.

— Моя мать, — отвечаю Дилану.

После чего меня уводят под зловещее пораженное молчание.