Страница 3 из 3
Реакцией на данные концепции были теории К. Н. Леонтьева и В. С. Соловьёва. К. Н. Леонтьев (1831–1891) считал, что все культурные организмы (циклы) проходят в своём развитии три стадии: первоначальной простоты, цветущей сложности (расцвета) и вторичного упрощения, то есть умирания. Западный мир находится на пороге последнего этапа (умирания). Прогресс приведёт к нему и Россию, в целом движущуюся по одному пути с Западом. Поэтому необходима реакция на прогресс. Смысл «русской идеи» не в соединении со славянами (более, чем русские, заражёнными прогрессом), а в строгом консерватизме, в сохранении традиций византизма («Византизм и славянство», 1875).
В. С. Соловьёв (1853–1900) в принципе отрицал идею народа-Богоносца. Христианство – религия общечеловеческая, поэтому в ней нет народа-Мессии. Болезнь России состоит в отходе от универсализма. И сущность «русской идеи» заключается в его восстановлении, в объединении русской духовности со всемирным христианством, прежде всего, с католицизмом. Это приблизит полное воссоединение Церкви («Русская идея», 1888).
VII. XX век ознаменовался многочисленными интерпретациями «русской идеи». В качестве примера можно указать на статью Н. А. Бердяева «Душа России» (1915–1918). Для него Россия – страна антиномий (анархия ‹ – › бюрократизм, национализм ‹ – › любовь к другим народам, внутренняя свобода ‹ – › рабство и другие). Они – результат того, что в России мужское начало не овладело женским, последнее преобладает (пассивность, языческая по своей природе любовь к Матери-Земле, почитание Божией Матери). Смысл «русской идеи» – в соединении мужского и женского начал.
Иные, не менее интересные трактовки «русской идеи» можно найти у о. С. Булгакова, В. И. Иванова, И. А. Ильина, Л. П. Карсавина, Г. П. Федотова, евразийцев (Г. В. Вернадский, П. П. Сувчинский, Н. С. Трубецкой и другие[11].) Но в наши задачи не входит знакомство со всеми ними. Для нас было важно а) наметить основные тенденции осмыслении «русской идеи» и б) показать принципиальную разноречивость её философских интерпретаций.
Рассмотренный выше материал, при всей его ограниченности, отчётливо демонстрирует разнообразие и произвольность тех пониманий «русской идеи», которые предлагала русская философская мысль. Это, в свою очередь, подводит нас к следующим проблемам: какая интерпретация «русской идеи» правильна? Есть ли вообще одна «русская идея»? Если есть – каков её смысл?
Для решения этих вопросов следует обратиться не к истолкованиям «русской идеи», а к ней самой. Мы слушали голос людей, думающих о «русской идее», надо послушать, что говорит она сама.
III. Трансисторические начала русской истории как условие присутствия «русской идеи» в художественной литературе
I. Голос «русской идеи» самой по себе лучше всего различим при помощи филологических методов. В отличие от философии, где субъект стремится к утверждению своей системы взглядов и чужое слово подменяет своим его понимание, филология способна чужое слово реконструировать и услышать. Одна из главных задач филологии «состоит в постоянном нравственно-интеллектуальном усилии, преодолевающем произвол и высвобождающем возможности человеческого понимания. Одна из главных задач человека – понять другого человека, не превращая его ни в поддающуюся исчислению вещь, ни в отражение собственных эмоций ‹…› Филология есть служба понимания, и помогает выполнению этой задачи»[12].
Но прежде чем исследовать филологическими средствами «русскую идею», надо доказать, что она присутствует в литературных текстах, живёт в русской литературе. Для этого требуется выявить в истории русской литературы транс-исторические начала. «Русскую идею» можно определить как память национальной духовной жизни, в литературе эта память проявляется как исторически неизменяемые особенности и свойства, то есть как элементы и модели, обнаруживающиеся в разные периоды. Ведь «сущность памяти – в спасении образов жизни от власти времени[13]», то есть в сохранении прошлого, основывающимся на постоянном самоотождествлении: как бы «я» не менялся, «я» всегда остаюсь самим собой. Иными словами, память позволяет сохранить при многообразии феноменальных состояний ноуменальное единство. Но ведь такова же и главная функция «русской идеи» в ее воплощении в литературе – выявить в слове сохраняющуюся, несмотря на все метаморфозы, сущность России и её способность к самоотождествлению.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
11
О теории евразийства см.: Евразийство. Опыт систематического изложения. Париж, 1926; Трубецкой Н. С. К проблеме русского самосознания. Париж, 1927.
12
Аверинцев С. С. Филология // Краткая литературная энциклопедия. Т.7. М., 1972. Стлб. 976. Такое же понимание филологии в целом находим и у столь далекого от С. С. Аверинцева Г. О. Винокура. См.: Винокур Г. О. Введение в изучение филологических наук // Проблемы структурной лингвистики – 1978. М., 1981. С. 3–58.
13
Степун Ф. Встречи. 2-ое изд. Нью-Йорк, 1968. С. 200.