Страница 3 из 5
Из книги явствовало, что сия закрытая страна отнюдь не торопилась принимать послов из далеких земель, не стремилась устанавливать с ними каких бы то ни было отношений. При этом было видно, что писатель с пониманием относится к мотивам такого поведения японцев: «Пришел и их черед практически решать вопрос: пускать или не пускать европейцев, а это все равно для японцев, что быть или не быть. Пустить – гости, опять принесут свою веру, свои идеи, обычаи, уставы, товары и пороки».
Интересно, что ко встрече с Японией писатель-домосед так же, как потом и отец Николай (Касаткин), подготовлен был чтением все тех же «Записок» Василия Головнина: для Гончарова они тоже сыграли роль побудителя к его кругосветной «авантюре».
Хотя в свое время сама книга «Фрегат “Паллада”» прошла, по-видимому, мимо внимания студента Духовной академии Касаткина, однако в жизни и судьбе последнего некоторые ее персонажи сыграли заметную роль.
Е.В. Путятин и И.А. Гошкевич, их вклад в дело Миссии
Именно вице-адмирал Евфимий Васильевич Путятин (1803–1883), возглавлявший экспедицию на флагманском фрегате «Паллада», «открыл Японию» для России, установив дипломатические отношения между двумя странами. Во время экспедиции Путятин, на которого сильное впечатление произвели успехи в Азии католических и протестантских миссионеров, выступал как ревнитель православия. В письме к министру народного просвещения А.С. Норову он писал: «К стыду нашему, все католические и даже протестантские нации при всяком открытии политических и торговых связей с новыми племенами первым делом считают распространение между ними истин религиозных… Будучи лишены этой святой ревности, мы еще хвалимся пред всеми, что прозелитизм не есть свойство православия, тогда как в этом нам служит укором вся история христианства, начиная от апостольских и до наших времен».
Неудивительно поэтому, что руководимый такими чувствами Путятин позже, когда в Японии была основана Православная миссия, всегда оказывал ей большую поддержку – и авторитетом своим, и деньгами. Человек влиятельный?как в светских, так и в политических кругах обеих столиц, Путятин относился к отцу Николаю как к родному сыну и с, любовью заботился о нуждах Миссии, много сделав для нее.
Глава консульства, при котором предстояло служить иеромонаху Николаю, Иосиф (Осип) Антонович Гошкевич (1814–1875), входил в состав экспедиции в качестве переводчика и сыграл большую роль в переговорах с Японией. Известный ученый и дипломат, выпускник Петербургской духовной академии, И.А. Гошкевич до путятинской экспедиции десять лет провел в Пекине в составе той самой Духовной миссии, о которой когда-то Ваня Касаткин услышал от своего семинарского учителя.
В Японию на должность консула Гошкевич был назначен по рекомендации Е.В. Путятина, который дал своему протеже такую характеристику: «Не могу довольно нахвалиться его способностями, многосторонней образованностью и строгой точностью исполнения всех поручаемых ему дел. Нельзя было избрать чиновника с большими достоинствами и притом столь скромного, который бы до такой степени удовлетворял цели своего назначения».
Простой и искренний в обращении, всегда со всеми ровный и спокойный, став первым русским консулом в Японии, Гошкевич всемерно старался наладить добрые отношения с японцами. Человек универсальных познаний и умений, он, помимо исполнения своих непосредственных дипломатических обязанностей, сделал для японцев много полезного: обучил их искусству неведомой им дотоле фотографии, шитью одежды европейского покроя, постройке европейских домов, выпечке хлеба, изготовлению молочных продуктов и т. д.
Именно Гошкевич написал в Синод запрос на выделение для консульской церкви подходящего иерея, выдвинув при этом серьезные требования к кандидату. Согласно его запросу, то должен был быть человек, «не иначе, как окончивший курс Духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами, а даже своей частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и живущим здесь иностранцам».
«Всё как-то чудно́, всё не по-нашему»
Станьте на колени и потом сядьте на пятки – вот это и значит сидеть по-японски. Попробуйте, увидите, как ловко: пяти минут не просидите, а японцы сидят по нескольку часов. Мы объявили, что не умеем так сидеть. А вот не хочет ли губернатор сидеть по-нашему, на креслах? Но японцы тоже не умеют сидеть по-нашему, а кажется, чего проще? С непривычки у них затекают ноги. Припомните, как угощали друг друга Журавль и Лисица – это буквально одно и то же.
Живой и обаятельный, ростом чуть не вдвое выше многих японцев, с внушительной привлекательной наружностью, русский священник сразу сделался заметной фигурой в городе. При нем православная церковь стала центром притяжения не только для работников российского консульства – к отцу Николаю потянулись и инославные христиане из числа бывших здесь иностранцев. Когда кому-то из них случалось заболеть, именно у русского батюшки искали они себе духовного утешения. Постепенно все христиане без различия вероисповеданий сплотились вокруг него в тесный кружок средь ненавидящих их японцев.
Бесстрашно ходил отец Николай по городу и с интересом присматривался ко всему, что его окружало. А окружало его все чужое: природа, люди, их язык, обычаи. Веками варясь в собственном соку, страна создала свою чрезвычайно обособленную, крайне самобытную цивилизацию, столь непохожую на другие.
Пока отец Николай не знал языка, ему приходилось обходиться исключительно зрительными впечатлениями. И эти впечатления говорили ему о том, что здесь «всё как-то чудно, всё не по-нашему», – как напишет он позже в статье, «Япония с точки зрения христианской миссии».
Взять хотя бы одежду. Здесь все – и мужчины и женщины – ходят в кимоно, халатах особого покроя, с короткими и широкими рукавами, которые, к тому же, служат карманами. Странная деревянная обувь, похожая на низенькие скамеечки, создает особый семенящий тип походки японцев и производит для непривычного европейского уха ужасный стук. А эти бесконечные церемониальные поклоны и приседания! Эти быстроногие рикши, заменяющие одновременно и лошадь и извозчика! Эти жилища – полубумажные чистенькие домики с раздвижными стенами-ширмами! Вся жизнь японцев в тех домиках проходит на полу, на циновках – на них они и спят, и обедают. Да и еда тут какая-то несерьезная – сплошной рис, который, к тому же, следует ухитриться отправлять в рот двумя специальными палочками…
Отец Николай понимал, что всё, что он наблюдает вокруг и что так бросается в глаза своей экзотичностью, – это всего лишь верхний слой самобытной культуры, за которым прячется суть – особое, весьма отличное от нашего, представление о жизни. Вот в это другое понимание жизни и предстояло ему проникнуть, чтобы лучше понять японца, его национальный характер и душу. Но для этого нужно было знать японский язык.
Взятие языковой крепости
Разочарование, посетившее молодого иеромонаха при виде «спящей невесты», поначалу несколько охладило его проповеднический пыл. Может быть, даже посеяло в его душе некоторое замешательство.
Но тут Промыслом Божиим ему опять пришлось встретиться с владыкой Иннокентием, на этот раз уже в Хакодате, где святитель Иннокентий оказался из-за кораблекрушения. Дело в том, что спустя несколько месяцев после их прощания в Николаевске владыка, плывший на, Камчатку, попал в бурю и судно, на котором он находился, разбилось. Он и сам едва не погиб, после чего вынужден был, изменив маршрут, отправиться туда через Японию.
Так и состоялась их новая встреча. Краткое вынужденное пребывание святителя в Хакодате стало для молодого миссионера еще одним неоценимым даром, посланным ему свыше. Как нуждался он теперь уже здесь, на месте, в словах поддержки бывалого, закаленного превратностями миссионерской жизни владыки Иннокентия!