Страница 3 из 4
Эти отклики так и не были опубликованы, а мои предложения не рассматривались для практического применения. Это было связано, очевидно, с тем, что после принятия статьи к публикации В. С. Шевцов был арестован по спровоцированному обвинению в контрабанде, после чего его сменщик в ЦК разговаривал со мной очень холодно. Впоследствии В. С. Шевцов вышел на свободу и вернулся к научной работе. Так что можно сказать, что он легко отделался. Ещё легче отделался я – всего двумя годами безработицы. Другим, на кого я опирался, повезло гораздо меньше – они заплатили жизнью: акад, В. М. Глушков, выдвинувший идею ОГАС (общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством страны), принятой несколькими съездами КПСС, но так и не воплощённой в жизнь (в «научных» кругах его называли Трофимом Денисовичем – так звали акад. Лысенко), скоропостижно скончался в возрасте 58 лет, а кандидат в члены Политбюро П. М. Машеров, выступавший за борьбу с престижным потреблением и за изъятие детей из семей ответственных работников, чтобы не создавать номенклатурного дворянства, погиб в автомобильной катастрофе, которую его дочь назвала убийством. ТАК ГОТОВИЛАСЬ ПЕРЕСТРОЙКА…
Тем не менее я продолжал свою деятельность. Я написал книгу о борьбе с «ГРУППОКРАТИЕЙ» (так я называл сложившуюся практику управления группами деятелей, отстаивавших свои интересы), где подробно изложил свои идеи. Эта книга не была опубликована, потому что, как мне разъяснили, советские граждане привыкли воспринимать любое печатное слово как руководство к действию. Тогда мои предложения были включены в набор идей, поданный одним товарищем от имени анонимной группы лиц руководству партии. Как мне сказали, тогдашний Генеральный Секретарь ЦК КПСС К. У. Черненко включил мою формулировку о преодолении группократии в проект Программы КПСС, но К. У. Черненко вскоре скончался, а сменивший его М. С. Горбачёв всё это вычеркнул. Перестройка пошла в направлении, прямо противоположном тому, за которое ратовал я, и великая страна перестала существовать.
В условиях возникшей РФ я стремился реализовать свои идеи через многочисленные новые структуры. Опубликовал ряд статей и выступал на многочисленных сборищах, в том числе на съезде ЛДПР Жириновского. Членом никаких партий я, впрочем, никогда не был и выступал от имени созданной мной малюсенькой структуры, называвшейся одно время «Социальная справедливость». А мои контакты с Жириновским кончились тем, что я пришёл к нему и предложил использовать свои идеи в избирательной кампании, на что получил ответ, что его не интересуют никакие идеи, а нужны люди и деньги. Вспоминается эпизод, когда я выступал на многотысячном митинге вблизи ВДНХ в Москве – сначала были крики «Не хотим слушать этого картавого», потом наступила тишина, а в конце были бурные аплодисменты. Но это заставляло призадуматься – на чью мельницу я лью воду, пусть и с абсолютно правильными идеями, сулившими конец несчастий многомиллионного народа?
В качестве члена Политсовета движения «Трудовая Москва» я установил контакт с многочисленными коммунистическими партиями и движениями, существовавшими в то время. И на выборах в Госдуму 1995 г. одна из этих партий предложила мне возглавить один из её региональных списков, что давало в случае вообще прохождения партии реальное место. Я согласился и предложил включить ещё ряд моих товарищей. Они испугались, видимо, что я создам свою фракцию, и засунули всех на нереальные места, вопреки имевшейся в отношении меня договорённости. В таком виде список был опубликован, но мы все дружными рядами сняли свои кандидатуры. Это стоило партии провала всей затеи, потому что они собирали подписи для регистрации списка не там, где нужно, и в результате список не был зарегистрирован; если бы я был, то, будучи неплохим юристом, такого бы не допустил.
Выйдя из списка одной партии, я предложил свои идеи и кандидатуру другой, также выдвинувшей меня на съезде, но по одномандатному округу, где надо было самому собирать подписи. Это оказалось для меня абсолютно неподъёмным делом и в конце концов вынудило меня согласиться с фактом, который до тех пор я упорно не хотел признавать – моей абсолютной неспособности что бы то ни было организовать. Это было связано с поражением правого полушария головного мозга, установленным позднейшим медицинским обследованием и вызванным заболеванием с раннего детства: когда мне было две недели, были перепутаны порошки и мне дали средство, в дозе, в два раза превышающей смертельную дозу взрослого, и тётя приехала на мои похороны; похороны не состоялись, но с тех пор я лишился значительной части эмоционального восприятия, необходимого в том числе для организации деятельности людей. Это восполняется, однако – как бывает всегда при какой-либо ущербности, усиленным развитием левого полушария, отвечающего за логическое мышление, что и позволяет мне лучше других выдвигать оригинальные идеи. Так что я говорю – я левый во всех отношениях.
Непонимание этой своей особенности явилось причиной допущенной мной в тот период серьёзной ошибки. Мою «Социальную справедливость» было предложено возглавить полковнику запаса Уражцеву, за спиной которого стояли многотысячные сторонники, которых он повёл на штурм ельцинского режима в трагические дни 1993 г. Я отказался – как это так, мою организацию отдают кому-то другому. А надо было хотя бы попробовать предложить Уражцеву объединить его способность вести массы с моими идеями, обозначающими конкретную замену существовавшей системы – такую замену, какая бы обеспечила достойный уровень благосостояния в условиях личной свободы без разгула преступности и перспектива которой позволила бы сплотить на политические действия критическую массу народа. Ещё один упущенный шанс…
Как бы то ни было, в конце 1995 г. я должен был оценить дальнейшие перспективы. И я увидел, что продолжение моей деятельности может помочь победить на президентских выборах 1996 г. Зюганову, национал-социалисту, называющему себя коммунистом. Поэтому я решил прекратить всякую политическую деятельность, выйти из всех структур и уехать в Израиль. Когда при проверке оказалось невозможным немедленно совершить репатриацию из-за жилищной проблемы, я решил ожидать изменения ситуации, а пока только время от времени совершать демонстративные шаги, не предпринимая каких-то собственных практических действий, но что-то оставить россиянам, чтобы они по желанию могли этим воспользоваться.
Перед очередными выборами в Госдуму 1999 г. одна из партий высказала желание заслушать меня на своём съезде. Но в этот момент я получил разрешение на эмиграцию в Германию; в Израиль по-прежнему ехать было невозможно, и я решил хотя бы попробовать, хотя было мало шансов, что я в Германии приживусь, и я говорил товарищам, что это будет только туристкая поездка. Поэтому я уехал, не дожидаясь съезда и оставив России в качестве прощального подарка своё заявление в Конституционный Суд РФ о неконституционности требования сбора подписей для кандидатов в Президенты РФ, предлагающих оригинальные политические программы. Правда, «патриоты» угрожали, что не дадут мне возможности уехать, но я уехал благополучно, а в Германии получил вместо ожидавшегося отказа Конституционного Суда по существу заявления (после чего я счёл бы свой долг перед Россией выполненным – не хотите, как хотите) отказ в самом принятии заявления по мотиву непредставления отказа от органа, практически рассматривавшего данный вопрос. Это означало, что я должен был представить в Центризбирком РФ свою кандидатуру, получить отказ по мотиву невыполнения требования закона и лишь затем заявить в Конституционный Суд о неконституционности этого самого закона. Практически это означало, что в случае удовлетворения моего заявления Конституционным Судом (а юридически я всё написал правильно) выборы 2000 г. будут признаны недействительными, а тем, кто опасался такого развития событий, следовало обеспечить регистрацию моей кандидатуры. Никакого Путина тогда в политической природе не было и все перспективы России были покрыты мраком. У меня перед глазами возникла телевизионная картинка «три пули в кандидата в Президенты» и более реальная перспектива физической и нервной перегрузки, которую мой слабый организм мог не выдержать. Поэтому я решил в этих играх не участвовать, написал жалобу на отказ в принятии заявления, которая, естественно, была отклонена, и остался пока в Германии.