Страница 2 из 4
Ограничение функций государства делает возможным более эффективное выполнение им остающихся функций, в первую очередь по ограждению граждан от преступлений. В том числе по предупреждению злоупотребления властью самими работниками государственного аппарата, что, как правило, должно влечь за собой смертную казнь. Потому что совершение умышленного преступления должно рассматриваться как добровольный выход из человеческого общества, что влечёт за собой непризнание за лицами, сознательно совершившими тяжкие преступления, каких-либо прав человека. С тем, что если семья, друзья, священнослужители и т. д. не сумели воспитать в человеке чувство неприемлемости преступного поведения, он должен быть остановлен – в интересах остальных граждан – страхом перед мощью государства. Сама же заинтересованность людей в преступном обогащении погашается снижением потребности в т. н. престижном потреблении в условиях устранения зависимости человека от человека.
Таково основное содержание социал-индивидуализма. Остальное в основном вариативно.
История моей жизни вблизи политики
Я, Евгений Леонидович Белиловский, был определён своим отцом в школу, где значительное число учеников составляли дети работников МГБ-МВД-КГБ СССР. Там я познакомился с Лёвой Захаровым, который был сыном сначала полковника, а затем генерал-полковника, первого зампреда КГБ Н. С. Захарова. Лёва мне рассказывал много чего интересного, но его предложение стать негласным осведомителем КГБ я отклонил. Затем я был определён, несмотря на робкое (к сожалению) сопротивление, на юридический факультет МГУ, где также была масса выходцев из таких семей, что во многом предопределяло общую антисемитскую атмосферу. К тому же я не пытался познакомиться с учившейся там дочкой Н. С. Хрущёва и не продолжил знакомство на черноморском пляже с его внучкой. В общем манкировал системой, чего система не прощает в принципе и не простила мне. Было заведено персональное дело за то, что я попытался в ответ на заведомо неправильную характеристику написать свой вариант, и несмотря на старания моего научного руководителя (впоследствии зав. кафедрой МГУ проф. В. П. Грибанова) не был рекомендован в аспирантуру и попал в адвокатуру, которую я ненавидел. Но продолжил своё стремление попасть в науку и тем самым погрузился в сферу политики, ибо юридическая наука суть часть политической системы.
Ко мне это относилось особенно, ибо идеи моей дипломной работы, впоследствии воплощённой в диссертацию, затрагивали – как я понял лишь впоследствии – самую суть системы. Я предложил ввести государственную регистрацию научных результатов и на основе оценки этих результатов принимать все решения, касающиеся науки, прежде всего кадровые. А по сложившейся в СССР практике решения государственных и партийных органов принимались на основе рекомендаций и заключений научных учреждений. Т. е. то, что происходило в науке, предопределяло, что будет происходить в стране. Существовавшая же система замещения научных должностей и присуждения учёных степеней путём тайного голосования на Учёных Советах позволяла людям, захватившим ведущее положение в науке, не допускать «чужаков», способных высказывать иные подходы, и тем самым монополизировать принятие решений. И это резко ограничивало возможность даже высших инстанций, включая Политбюро, определять жизнь страны. Естественно, научную элиту такое положение дел полностью устраивало, и моя деятельность активно блокировалась. Сначала диссертацию удалось защитить лишь со второй попытки, затем отклонялись разрабатывавшиеся мною методики оценки деятельности научных работников и проекты правительственных постановлений. Удалось пробить лишь изменение в Положение о присуждении учёных степеней и научных званий, но оно касалось лишь необходимости особого выделения научных результатов в авторефератах диссертаций, сам же порядок оставался прежним.
Мою диссертацию первоначально отвергли, поскольку «ничего в мире ничего подобного нет», а советские обществоведы занимались в основном переносом на советскую почву западных моделей. В результате такая практика привела в числе прочих факторов к разрушению социалистической системы: это не связано с качествами социализма и капитализма, это просто нарушение принципа системности – если в чёрно-белый телевизор вставить цветные блоки, он не станет от этого немножко цветным, он просто перестанет работать – что и произошло с социализмом.
Находясь вне системы, я всё же стремился как-то повлиять на её преобразование. Началось это с того, что мой товарищ по учёбе предложил мне принять участие в деятельности полуподпольного Союза истинных коммунистов. Полуподпольного потому, что в него входил ряд ответственных деятелей (кто – я не спрашивал), они устраивали встречи на правительственных дачах (как я понял – с девочками), а их работа заключалась в том, чтобы передавать материалы, компрометирующие тех, кого надо было убрать. Я отказался как заниматься передачей материалов – за большие деньги, так и вообще вступать в организацию и приносить соответствующую клятву. Но я согласился бесплатно и анонимно готовить для организации аналитические работы. Первый из моих материалов («выдра») назывался «Выборочная репрессия как инструмент власти». Впоследствии я изменил многие взгляды, изложенные в этих материалах, но тогда они понравились организации. А товарищ, вовлекший меня в это дело, обеспечил смещение с поста Председателя КГБ В. Е. Семичастного, что привело к занятию этого поста Ю. В. Андроповым. За это мой товарищ получил повышение и стал одним из руководителей организации. Это вскружило ему голову, и он задумал провести внутренний переворот в организации, затем государственный переворот и возглавить партию и государство. Мне он предложил пост министра иностранных дел в своём правительстве, но я сказал, что ничего не понимаю во внешней политике, и согласился занять пост министра внутренних дел – укрупнённого, как при Л. П. Берии.
Берией-2 я так и не стал, кончилось это тем, что моего товарища (сейчас его уже нет) спровоцировали на взятке и посадили. Я убедился в том, что организация на самом деле существовала (было подозрение, что это блеф), когда навестил его в Лефортовской тюрьме, где он отбывал наказание в двухместной камере, работая в библиотеке – по характеру его официального дела это было совсем не положено. Но товарищ мне сказал потом, что кого-то реально посадили за участие в организации, и я в течение многих лет вёл себя крайне осторожно, стараясь не высовываться, чтобы не подвергнуться аресту. Моя тогдашняя жена этого не понимала, считала меня безвольной тряпкой – в отношении моего поведения в происходивших конфликтах. Наверное, так думали и некоторые другие, но я не мог же объяснить, в чём дело.
В течение периода вынужденного ограничения активности я занимался дальнейшим развитием своих взглядов и созданием на их основе общей социально-экономической модели государства. Главными составляющими этой модели являлись: а)введение подбора кадров по всей стране не на основании чьего-либо усмотрения, а по жёстко формализованным балльным системам оценки результатов труда, что должно было привести к развитию устранения эксплуатации человека человеком в УСТРАНЕНИЕ ЗАВИСИМОСТИ ЧЕЛОВЕКА ОТ ЧЕЛОВЕКА; б)отмена самостоятельности всех государственных предприятий и преобразование всего народного хозяйства в «единую фабрику» (В. И. Ленин), планируемую и управляемую на основе компьютерных программ; в) резкое расширение применения смертной казни и облегчение расследований по делам о преступлениях в сфере управления.
Через 14 лет после разгрома Союза истинных коммунистов я решился выйти на поверхность и 5 ноября 1981 г. направил подробное письмо о своих предложениях на имя К. У. Черненко (тогда член Политбюро, секретарь ЦК КПСС), Э. А. Шеварднадзе (тогда первый секретарь ЦК КП Грузии, где началась борьба с протекционизмом) и В. Г. Куликова (тогда начальник Генштаба ВС СССР, проявивший интерес к оригинальным подходам и отсутствие антисемитизма). Это письмо, в отличие от обычной практики, не было никуда направлено, а осталось в ЦК КПСС. Меня принял инструктор ЦК В. С. Шевцов, посоветовавший мне написать статью в центральный советский юридический журнал. С его подачи редколлегия журнала «Советское государство и право» приняла статью, и в № 8 за 1982 г. она была опубликована под заголовком «Протекционизм и правовые средства борьбы с ним»; в этой статье было введено понятие НОРМАТИВИЗАЦИИ управления как основного средства борьбы с протекционизмом, наряду с усилением уголовно-правовых мер. Впоследствии другие составляющие моей модели социализма были опубликованы в малочитаемых изданиях, а эта статья была отмечена в № 1 за 1983 г. как вызвавшая наибольшее число откликов за весь 1982 г.