Тиберий Гракх

– А, новый эдил! Что слышно в Риме?

– В Риме живут слухами о тебе и твоих подвигах, – ответил Публий с усмешкой.

Не поняв иронии, Пизон подхватил:

– Да, мои воины одержали немало побед и захватили богатые трофеи. Осталось и на твою долю.

– Благодарю тебя, консуляр! – саркастически проговорил Публий. – Но я не из бандитской шайки. Я консул 607 года от основания Рима совместно с Гаем Ливием Друзом. Благоволи утром собрать воинов для встречи со мною.

Тиберий проснулся, когда солнце стояло уже высоко, и, набросив тогу, поспешил к преторию. Кроме Эмилиана у входа в преторий стояли Пизон, Полибий и полный черноволосый человек, пытавшийся в чем-то оправдаться.

– Это меня не интересует, Филоник, – прервал его Публий. – Объясни, почему калиги, выданные мною воинам в Утике, пришли в негодность лишь за один дневной переход?

– Дорога… – пытался сказать Филоник. – Камни…

– Это я уже слышал. Но почему ты в целой обуви, а мои воины босиком? Ну-ка, снимай сандалии!

Филоник послушно сбросил с ноги сандалию.

– Нет, снимай и другую, – сказал консул.

Когда толстяк снял обе сандалии, Публий знаком подозвал стоящего неподалеку центуриона.

– Возьми его сандалии и принеси ему взамен калиги из числа тех, что поставлены войску.

Когда Филонику вручили калиги, и он, пыхтя, стал обуваться, у одного сапога оборвался ремень. Раздался дружный хохот.

Улыбаясь, Публий сказал:

– Видишь, Филоник, из гнилой рыбы не сварить свежей ухи. Я отменяю контракт, и тебе придется поставить новую партию обуви, если не хочешь платить неустойку.

Подбежал Лелий.

– Легионы построены! – доложил он.

Блестели на ярком ливийском солнце панцири, щиты и шлемы. Колыхались значки манипул и орлы легионов. На правом фланге стояли турмы всадников, на левом – легковооруженные. Сципион взошел на трибунал, выложенный из дерна. При появлении консула воины подняли щиты и снова опустили их к ноге.

– Клянусь Геркулесом, – начал энергично Сципион. – Когда я служил под командой консула Манилия, я повиновался всем его распоряжениям, не позволяя себе бесчинств, подобных вашим. Вы более напоминаете шайку разбойников или ватагу праздных гуляк, чем войско римского народа. Но я готов не вспоминать прошлого, если вы не будете повторять своих ошибок. Сейчас мы выступаем к Карфагену. Не брать с собою ничего, кроме оружия и самых необходимых вещей. Когда же будет взят Карфаген, у вас будет богатство и слава.

Стена

Сидя на отесанном камне, Полибий смотрел на занимавшую все пространство истма[2], от моря до моря, громаду карфагенских стен. Работая над первыми шестью книгами своей истории, он тщательно изучил все, что написано эллинами о карфагенянах, которых ромеи именовали пунами. Ему было известно, откуда пришли финикийские колонисты в Ливию и как они сумели укрепиться на этом клочке земли, купленном, если верить легенде, у местных пастухов. Описывая восстание карфагенских наемников после первой карфагено-ромейской войны, он рассказал своим читателям о протяженности и высоте стен Карфагена, об их толщине, позволявшей устроить в стене стойла для слонов и коней. Но одно дело пользоваться чужими описаниями, а другое – видеть самому.

Стена Карфагена поражала самое богатое воображение, соответствуя величию и богатству города, которые она была призвана охранять. Недаром ромеи клятвенно обещали оставить за карфагенянами их государственное и частное имущество, если они дадут разрушить эту стену. Выходит, что война, которой не видно конца, ведется из-за этой стены, из-за искусно положенных друг на друга камней?

Полибий вспомнил вычитанный им у Тимея рассказ о городе, построенном беглыми рабами где-то в глубине ливийской пустыни. Каждый невольник, стремившийся стать его гражданином, должен был принести только один камень для городской стены. Конечно, это одна из тех побасенок, которыми Тимей, как мелочный торговец, без разбора заполнил заплечный мешок своей истории. Но каков образ! Нет, не золото, не серебро, не драгоценности требовались для вступления в сообщество граждан, а один лишь камень для городской стены, ибо она залог свободы – наивысшего из человеческих богатств.

Полибий вздрогнул, заслышав шаги. Это был Публий. Устроившись рядом, он спросил:

– Как ты думаешь, какой участок стены хуже охраняется?

– Вон тот! Примерно в стадии от башни.

– Почему ты так считаешь?

– На заре оттуда сбросили труп, и сразу появились коршуны. Рассуждая, я пришел к выводу, что участок, откуда бросают трупы, должен меньше охраняться.

– Может быть, ты знаешь, и какой высоты в этом месте стена?

– Тридцать два локтя с половиной. Стена правильной кладки. Узнав высоту одного квадра, – а мы с тобою сидим на нем, – и число квадров сверху донизу, легко определить высоту стены.

– Что бы я без тебя делал?! Тебя послали сами боги!

Полибий улыбнулся.

– Скорее Клио. Согласись – она самая наблюдательная из муз.

– Постройка лестницы займет несколько дней. Мне же пока необходимо разобраться с добровольцами. В отношении двух из них у меня возникли сомнения. Это два друга – Тиберий и Марк Октавий.

– Октавий, сын Гнея Октавия? – спросил Полибий.

– Да! Сын посла, растерзанного сирийской чернью. Тиберий и Марк, когда было объявлено о наборе добровольцев, вышли из строя первыми. Ты понимаешь, что мой родственный долг сохранить жизнь шурину. Но ведь я не могу послать одного Марка.

– Задача не из легких, учитывая, что Гасдрубал не щадил юного Ганнибала, к пользе для него самого и для государства.

– Не думаю, что Тиберий станет римским Ганнибалом. Как-то я случайно оказался на уроке, когда учитель Блоссий рассказывал о спартанце Клеомене. Видел бы ты, как у мальчика горели глаза.

– Но ведь Клеомен был мятежником! – воскликнул Полибий. – Он, царь и потомок Геракла, якшался с чернью, убил эфоров…

– И к тому же разрушил твой Мегалополь! – вставил Публий.

– Я в равной мере ненавижу другого спартанского царя – Агиса, хотя он не причинил моей родине зла.

Продолжая беседу, они прошли в лагерные ворота, охраняемые часовыми.

Из претория выбежал легат. Протягивая консулу запечатанные церы, он сказал:

– Новости из Рима!

Публий взломал печать и погрузился в чтение.

– Сенат требует от меня решительных действий! – сказал он. – Неспокойно в Ахайе. Туда посланы легионы во главе с Муммием, который должен сменить Метелла.

Штурм Магары

Легионеры проскользнули к стене и приставили лестницу. Тиберий поднял голову. Луна светила сквозь зубцы. На стене ни души. Первый смельчак стал подниматься, быстро перебирая руками и ногами. Остальные стояли в нерешительности. Тогда Тиберий подбежал к лестнице и стал подниматься вторым. Его примеру последовали Марк и еще несколько воинов.

Первый легионер был уже у края стены, когда его обнаружили. Пун, его фигура снизу казалась огромной, ударил копьем в грудь. Воин схватился за копье, не пробившее панцирь, но не удержался и полетел вниз, едва не столкнув Тиберия. Юноша стремительно рванулся вверх и вскочил на стену. Копье улетело вместе с воином вниз, и пун, не имевший другого оружия, бросился на Тиберия и опрокинул его тяжестью своего тела. С трудом Тиберию удалось перевалиться на бок, но пальцы врага клещами сжимали горло. Внезапно хватка ослабла и кто-то отбросил тело, из которого ручьем хлестала кровь.

– Вставай! – крикнул Марк, подавая Тиберию руку.

Теперь пунам, бежавшим по стене справа и слева, пришлось иметь дело с десятком легионеров. Бой был недолгим. Более опытные в рукопашной схватке, римляне взяли верх. Но один из пунов, ускользнув от меча, подбежал к краю стены и прыгнул вниз, увлекая за собой лестницу. Она обрушилась вместе с карабкавшимися по ней воинами. Тиберий услышал торжествующий крик и вопли падающих.

2

И с т м – перешеек (греч.).