Страница 12 из 20
Глава 6
Мысли о смерти пугают грешника. Совесть напоминает ему о возмездии. Но он прикован к своим страстям, как каторжанин – к скамье галеры; более того, он не хочет расстаться с ними. Человеку дана способность чувствовать вечность, как бы созерцать ее своим сердцем. Грех закрыл у человека глаза его сердца, он перестал видеть духовный мир в непосредственных созерцаниях, перестал ощущать его реальность. Плотской человек может только представлять смерть в определенных образах, не ощущая ее как тайну. Он может рассуждать о вечности, как о чем-то далеком и незнакомом ему. Поэтому на вопрос: «Существует ли загробный мир?» – такой человек отвечает: «Умру и тогда узнаю». Но в этом ответе содержатся и «да», и «нет» (причем скорее – «нет»).
Поэтому для грешника два пути: или покаяться и бороться с грехом, который сросся с его сердцем, или убедить себя, что смертью заканчивается его существование, что с последним вздохом он погружается в небытие, в великое «ничто», где его сознание гаснет, а тело превращается в прах. Даже смутные ночные сновидения наполняют душу грешника тревогой, и он хватается за мысль, что жизнь – это случайность, а смерть – провал в пустоту навечно, навсегда. Это своего рода медитация, самовнушение, постоянно присутствующее в глубине души грешника, где-то глубоко в его подсознании.
Но и в этом медитативном самовнушении он не может найти себе покоя, поскольку смерть – крушение его надежд, потеря всего, что он имел. Поэтому вторая мысль, которую грешник пытается себе внушить, это мысль о том, что смерть находится где-то далеко, поэтому ее не надо бояться, как не надо тревожить себя предположениями о том, что через миллион лет какая-нибудь комета, пролетая, смахнет, словно пылинку, Землю своим огненным хвостом. Человек решает: «После смерти ничего нет, самой смерти пока что тоже нет, корабль с черными парусами еще не показался на горизонте». Диавол хочет отнять у человека память о смерти, поэтому предлагает ему множество приманок. Если бы диавол не украл память о смерти, как ключ от дверей души, он не смог бы войти в чужой дом, как вор, и разграбить его. Посмотрите на душевнобольных, истериков и маньяков – тех, кто находится под особым демоническим влиянием, – как они боятся мысли о смерти, как им трудно войти в комнату, где стоит гроб, или присутствовать на похоронах хотя бы самых близких людей! Они страшатся прикоснуться к трупу даже своего ребенка. Сколько хитростей, уверток употребляют они, чтобы только не увидеть воочию картину смерти!
А у оккультистов существует свой способ избавиться от страха смерти. Они говорят о том, что угождавшие при жизни сатане станут по смерти князьями в царстве ада и с ними разделит сатана свою власть. Нет! Он разделит с ними свою адскую муку, тяжесть богооставленности, которая, подобно камню величиною с землю, будет вечно давить их грудь. Нет! Он разделит с ними языки черного пламени, в котором горит с тех пор, как пал с небес, чтобы это пламя жгло, не угасая, их сердца. Он разделит с ними свою ненависть к Богу, чтобы они в аду проклинали не мучителя-сатану, а своего Творца.
Ад – это вторая смерть, где нет воскресения. В сравнении с ней первая, телесная, смерть и тление в могиле кажутся тихим сном.
Глава 7
Святой патриарх Авраам жил в доме своего отца в Уре Халдейском. Обычно юноши пускаются в путешествие, чтобы ознакомиться с жизнью и нравами других народов. Мир раскрывается перед ними, как книга. Каждый город – ее страница, каждая страна – глава. Затем, с возрастом, человек все реже покидает пределы отчизны, все дольше пребывает в своем доме, в кругу семьи; он как бы ведет счет приобретенному им сокровищу.
Не так сложилась жизнь святого Авраама. Когда солнце его жизни стало уже склоняться к западу, он, по повелению Божию, вместе с домочадцами и рабами навсегда покинул свою страну и отправился на юг, в Палестину. Не только сам Авраам, но и его семья и слуги превратились в странников. Вместе со своими стадами он кочевал между Сирией и Египтом. Согласно одному из древних преданий, в Палестине были созданы наши праотцы; земля Палестины послужила материалом, веществом для тела Адама, как мрамор – для резца ваятеля. В Палестине изгнанники из Эдема нашли свой приют. В Палестине совершилось искупление человеческого рода. Там, где был создан первый Адам, родился Второй Адам, Который одной Своей рукой взял небо, а другой – землю, оторванные друг от друга, и вновь соединил их. Здесь, в Палестине, закончится последний этап земной истории, прозвучит ее последний аккорд.
Авраам, как странник, пришел в Палестину. Он со своим семейством жил в шатрах и единственное, что приобрел на этой земле в свою собственность, которая переходит по наследству, – это пещерную гробницу, где похоронил супругу, завещав, чтобы там же погребли его тело. Жители этой страны, уважая Авраама, хотели подарить ему тот клочок земли, где находилась пещера погребения. Но праведник настоял на том, чтобы заплатить за нее серебром перед старейшинами народа, и дал за эту землю больше, чем стоила бы земля для садов и виноградников.
Если мы позволим себе прибегнуть к некой символике, то Авраам – это образ ума, а жена его Сарра – образ чувства. Памятью о смерти укрощаются чувства: Сарра первая ложится в гробницу. Затем ум упраздняется от всего земного, он входит, как в гробницу, в сердце, чтобы в его мраке увидеть сокровенный в нем свет. Память о смерти не дается даром, она покупается ценой серебра – ценой трудов и слез.
Люди, стоящие у краев могилы, как на пристани, опускают гроб на веревках в черную яму, в глубь земли, как матросы спускают лодку в темно-свинцовые волны моря. Они перерезают веревки, и гроб, как ладья без парусов и весел, пускается в океан вечности, плывет в безграничном просторе, не замкнутом обручем горизонта. Капитан этой ладьи – смерть, ее груз – покойник.
Человек расстался со всем, что имел на земле; космос с солнцем и звездами сузился теперь для него до размера ямы в несколько аршин, похожей на трещину в земле. Для мертвого могила – его последнее жилище, а гроб – ложе, на жестких досках которого будет покоиться тело. Гроб – стол с яствами, только накрытый уже не для мертвеца, а для червей, которых созвала на пир, словно дорогих гостей, смерть; само чрево трупа стало пищей.
Скупой, имея богатство, ничего не имеет, он прячет его от самого себя. Наследники открывают сундуки, часто ломают их, распарывают второпях подушки, а когда найдут золото или другие ценности, то радуются, как будто нашли клад и вырыли его из земли. Но никто уже не выроет из могилы гроб, не откроет, точно дверь, его заколоченную гвоздями крышку. Солнечный свет уже никогда не брызнет в пустые глазницы…
…Гроб медленно опускают в могилу. Умерший близко и в то же время далеко от нас; он – здесь, и он – где-то; он есть, и его нет; он был, и он вновь будет; он видим нашими глазами и невидим. Это тайна смерти, на которой лежит печать вечности.
Глава 8
Когда воины шли в поход, то, кроме оружия и провизии, брали с собой пустые телеги, мешки и ящики, чтобы в случае победы было куда класть захваченную добычу. Целый обоз тянулся за войском. Но про одного французского маршала рассказывали, что он имел другой обычай: в походах возил с собой только гроб, чтобы помнить, что каждый день и каждый час могут оказаться для него последними. Смерть, подобно жнецу, выходит на поле боя с серпом в руках и собирает трупы, как срезанные колосья в снопы. Пуля так же легко пробивает маршальский мундир, как куртку солдата, и каждое сражение может иметь для любого из участников одинаково роковой исход. Иногда после боя от человека остаются только изрубленные куски тела, которые вместе с трупами бросают в общую могилу и засыпают землей. Вороны каким-то особым, присущим им чутьем понимают, что для них готовится «пиршество», и издали сопровождают войско, перекликаясь, как дозорные, друг с другом, – как будто другое, черное, войско собралось, словно туча, чтобы вступить в бой не с живыми, а с мертвыми.