Страница 46 из 60
Чтобы разрешить это противоречие, графиня Таффлет учредила благотворительный фонд «Хранителей традиций благородной охоты на лис», который сама же и возглавила. Все желающие — будь то физические или юридические лица — могли вносить пожертвования.
Мисс Львова вынула из шкафа папку с банковскими документами и гроссбух. Конечно, средства поступали не только от издательских домов: леди и джентльмены, гостившие у леди Делии в охотничий сезон, тоже вносили пожертвования, случалось довольно крупные. На чеках от донаторов фонда мистер Картрайт обнаружил немало знакомых имен — даже сэра Эндрю Уолтропа и еще пары-тройки политиков, публично ратовавших за запрет охоты, и продолжил слушать Анну. Хотя княжна считалась компаньонкой графини, жалованье ей выплачивали из средств фонда как секретарю. Так же платили шоферу и садовнику. На деньги фонда леди Таффлет покупала кое-что для себя: нужное — и не очень…
Что делать с документами, мисс Львова не знала: на счетах фонда остались мизерные средства. Но всего два месяца назад ее милость сняла со счета фонда впечатляющую сумму — двадцать тысяч фунтов наличными. Для чего ей могли потребоваться такие деньги, Анна тоже не знала, но мысль, что деньги стали причиной убийства старой леди, не оставляла ее. Они пошептались еще несколько минут, склонившись головой к голове над документами. Мисс Львова умоляла Огаста не упоминать о литературных опытах леди Делии при ее матери: княгиня никогда не одобрит подобный способ заработка!
Мистер Картрайт был счастлив согласиться хранить этот маленький секрет, они спустились вниз, держась за руки, и ждали у автомобиля, пока горничная вынесет некоторые вещи мисс Львовой. К ним подбежала миссис Диксис и напомнила княжне, чтобы та подыскала в деревне какого-нибудь поденщика — привести в порядок садовые дорожки и клумбы, пока они окончательно не превратились в свинарник!
Представьте только, мистер Картрайт, сегодня полицейские арестовали садовника! Выдумали, что этот безмозглый увалень убил старую леди. Нашли его отпечатки пальцев в сарае, даже волокна с одежды. Вроде бы она надрала уши его сынишке, а садовник увидал такое дело, так кровь ему в голову — сперва толкнул ее, а потом утопил в корыте! Он, конечно, ирландская морда — только дай кулаками помахать. Но графиня никогда не стала бы обижать мальчугана, наоборот, возилась с ним, как с родным. Игрушки ему покупала, сладости, краски и альбомы, даже буквы с ним выучила…
Но почему инспектор не опросил мальчика, чтобы внести ясность…
Как же его опросить? Мальчишка ведь немой! Молчит с тех пор, как его затянуло в зыбучие пески…
В самом деле, ее милость никогда бы не стала истязать несчастного ребенка!
О чем я говорю! Нет, далеко еще инспектору Ньюпорту до настоящего детектива, помяните мое слово. Я возьму в кабинете еще пару книжечек про леди-детектива почитать, если вы не против, княжна Анна?
Читайте, разумеется…
Горничная поставила в автомобиль кофр и несколько шляпных коробок, водитель захлопнул дверцу. Кухарка помахала им вслед рукой.
XXI
1939 г., Май, 15, понедельник 15–15 по Гринвичу
Назвать княжну Анну «бесприданницей» было решительно невозможно, пока слава княжеского рода Львовых не потускнела от времени. Огаст любовался портретами юных дев, порхающих в вальсе, как хлопья русского снега, с junkerami, чью стать подчеркивала воинская форма; usadbam с дорическими портиками; сверкающими диадемами на дамах в дни tzarskih балов. Княгиня Львова переворачивала страницы своих воспоминаний, и снимки в альбомах сменялись вместе с ними: вот она смеется, музицирует, катается на лодке, беззаботно играет в серсо у пруда — всякий раз в компании светской молодежи.
— Нюта, детка, подавай чай! — скомандовала княгиня. — Мы, знаете ли, живем теперь совсем просто, без условностей и, чтобы чаю выпить, пяти часов не дожидаемся… — и снова склонилась над страницами альбома.
Тогда она предпочла князя Львова всем прочим соискателям ее благосклонности. Никому не под силу опередить судьбу и заглянуть в будущее — порой, ворочаясь без сна на продавленных матрасах в меблированных комнатах или глотая пыль в железнодорожных вагонах, она вспоминает былых поклонников. Каково живется повзрослевшим студентам и юнкерам? Вчера ей даже привиделся один из них — Дмитрий Деев, даровитый юноша, стажировался у ее отца.
Вот он, — миссис Львова пододвинула альбом к гостю, указала на молодого человека с подкрученными по тогдашней моде усиками.
Было что-то знакомое и в его твердом подбородке, и в отрешенном взгляде, и в магическом ощущении внутренней силы, скрытой в стройном почти до худобы теле. Огаст склонился к снимку, чтобы лучше разглядеть, — молодой человек неуловимо напоминал мистера Честера! — и вопросительно взглянул на княгиню. Но миссис Львова только покачала головой:
Нет. Это случайное сходство, зрелые люди редко похожи на самих себя в юности. Я подтверждение этого горького правила, — она посмотрела в зеркало, поправила гребень и вздохнула: — Дмитрий не покидал Россию, он пошел служить к bolshevikam. Говорят, много преуспел в военной карьере, достиг чина полковника, его похоронили с почестями. Впрочем, мне безразлично, что происходит на их красном шабаше.
Миссис Львова остановила взгляд на невидимой точке где-то за плечом Огаста, в бесконечной дали, где вечная зима и кружит белая пурга, горько вздохнула:
Не люблю белый цвет. Когда алая кровь проливается на белый снег, он тает, становится водой и уходит в землю. Мы ждали чуда, каждый день молились, чтобы белое воинство вошло в Москву, удержало Крым, Владивосток, Ургу, — но снегу никогда не победить. Всегда так было, даже здесь, на белых скалах Альбиона, Иорки выбрали себе белую розу, но им пришлось пролить за нее столько крови, что она стала такой же алой, как и роза на гербе Ланкастеров. Алая и белая розы слились на эмблеме Тюдоров лишь потому, что британцы дорожат миром больше, чем победой. Нет, не люблю его — белый цвет никому не приносит счастья…
Тем временем Анна хлопотала над подносом: разлила чай по пережившим годину бедствий фарфоровым чашкам, старательно отставила ситечко на подставку, серебряными щипчиками положила Огасту кусочек сахара — над чашкой взметнулся игрушечный фонтанчик и тяжелая коричневая капля плюхнулась прямо на белоснежную скатерть.
Какая ты неловкая, Нюта! — вспылила княгиня. — Твое счастье, что у покойной леди Делии был добрый нрав, я бы такую прислугу тотчас выгнала. Не знаю, как ты собираешься жить дальше…
Миссис Львову прервал стук в дверь. Повинуясь жесту матери, Анна бросилась открывать: на пороге стояла Маргарет!
Хотя доктор заглянула в комнату, не дождавшись приглашения, но вела себя сдержанно, почти формально: напомнила миссис Львовой о своем утреннем звонке — и только тут заметила Огаста. Тот при виде леди Уолтроп поспешил укрыться под защитой буфета с посудой и пересел в кресло в самом дальнем углу комнаты. Что Мардж здесь понадобилось?
Леди Уолтроп тоже состроила недовольную гримасу:
Простите, я не ко времени — у вас гости…
— Ну что вы, доктор Уолтроп, присоединяйтесь к нам, мистер Картрайт не будет против. Анна, приготовь еще одну чашку для леди…
Миссис Львова открыла следующий альбом: на свадебных фото князь был уже далеко не юным, но статным и привлекательным мужчиной. Ему прочили блестящую придворную карьеру или лавры ученого, но он предпочел армию. Пока царит мир, офицеры имеют особый дар очаровывать девиц. Но наивным созданиям невдомек, что, если начнется война, именно они овдовеют первыми. Ее супруг погиб на германском фронте. Но война никого не жалеет: когда войска адмирала Колчака эвакуировались из Омска, княгиня сильно обморозила ноги, заболела пневмонией и только Божиим промыслом осталась в живых. С тех пор ее жизнь превратилась в цепь бесконечных и бесцельных скитаний: Владивосток, Харбин, Шанхай, Констанца, Марсель, Париж, Лондон — сменялись квартиры, поезда и пароходы. Однополчане покойного мужа помогли им перебраться в Европу, когда в Китае начались гонения на иностранцев.