Госпожа Смерть

К тому времени, когда юноша и волшебник израсходовали свои силы, полуденные облака настолько сгустились от надвигающейся бури, что Никки даже не могла разглядеть закат. Вместо этого она просто наблюдала медленно угасающий свет дня.

— Вы покажете мне что-нибудь магическое? — предложил Бэннон Натану, взобравшись на ящик, — слишком высокий, чтобы служить удобным креслом.

— С чего мне тебе это показывать? — спросил Натан.

— Потому что вы волшебник, не так ли? Волшебники всегда вытворяют магические трюки.

— Волшебники используют магию. А трюки выполняют дрессированные обезьяны. — Натан поднял густые брови. — Спроси у колдуньи. Может, она покажет тебе парочку фокусов.

Бэннон окинул взглядом Никки, тяжело сглотнув, и снова повернулся к Натану.

— Я уже видел ее магию в действии, и знаю, на что она способна.

— Ты знаешь далеко не все, — сказала Никки.

Каррак качало во все стороны в неспокойном море, сначала поднимало на волнах, а затем бросало вниз. Хотя у большинства команды были луженые желудки, все же некоторые моряки склонились над поручнями и опустошали их в открытый океан. Мачты скрипели и стонали, паруса дрожали и хлопали на ветру.

Капитан Илай стоял, расставив руки по бокам, застегнув шерстяную куртку на все серебряные пуговицы.

— Свернуть паруса! Ветер усиливается, и нам не нужно, чтобы их разорвало в клочья.

Впередсмотрящий привязал себя к мачте, чтобы не выпасть за борт во время сильного крена.

Демонстративно вздохнув, Натан все же решил выполнить просьбу Бэннона, хотя юноша больше к нему не приставал.

— Итак, следи за рукой, мой мальчик. — Волшебник опустился на колено, пригладив оборки своей дорожной рубашки и энергично потер ладонью об ладонь, словно согревая их. — Это всего лишь маленький ручной огонек, которым мы разжигаем костер или освещаем себе путь.

— Я обычно использую серные спички, иногда кремень и сталь, — поддразнил его Бэннон.

— Тогда у тебя есть своя магия, а мою видеть и вовсе не обязательно.

— Нет-нет, я хочу на это посмотреть! — Он склонился ближе с горящими глазами. — Сотворите огонь, пожалуйста.

Натан сложил ладони в форме чаши. Волшебник нахмурил брови и уставился в пространство, сосредоточиваясь, пока не появился проблеск света. Клочок пламени взвился и задрожал, но, когда порыв ветра хлестнул по палубе, огонек мелькнул и погас. Натан не сумел его поддержать.

Волшебник выглядел совершенно озадаченным. Никки видела, как он создавал пылающие шары огня едва ли не взглядом, не говоря уже о гораздо более ужасном огне волшебника, вызывавшем страшные разрушения. Будто в гневе, Натан вновь попытался сконцентрироваться, а затем нахмурился, когда появился лишь крошечный всполох огня, тут же снесенный нахлынувшим ветром.

— Должно быть, это сложно? — спросил Бэннон.

— Я неважно себя чувствую, мой мальчик, — пробормотал волшебник, словно в оправдание. — Магия требует концентрации, а моя голова сейчас обеспокоена другим. Кроме того, на палубе слишком ветрено, чтобы показывать фокусы.

Бэннон выглядел разочарованным.

— Я не знал, что волшебники могут использовать магию только в идеальной обстановке. Вы сказали мне, что я должен быть готов сражаться мечом независимо от моего настроения.

— Что ты можешь знать о волшебниках? — огрызнулся Натан. — Твои серные спички даже не загорятся при таких условиях.

Словно ужаленный, Бэннон отступил.

Натан продолжил более сдержанным тоном:

— На самом деле это не так, мой мальчик. Мой Хань, кажется, ...препятствует мне. Я не совсем уверен, что с этим можно сделать.

— Ваш Хань?

— Это то, что мы называем силой магии, силой жизни внутри нас, особенно в волшебнике. Хань у разных людей проявляется по-разному. Мой Хань был переплетен с пророческим даром, а также умением использовать магию, и теперь это все разладилось. Но я уверен, что разберусь.

— Вы уверены? Может, это просто морская болезнь? — спросил Бэннон с дразнящими нотками в голосе.

— Возможно, так и есть, — вздохнул Натан.

Взволнованная увиденным, Никки решила, что произошедшее могло обеспокоить волшебника. Натан потерял дар пророчества вместе с последними изменениями в мире, но на его искру магии это не должно было повлиять. Все-таки заклинание огня — довольно простая вещь.

— Пойду в свою каюту. — Натан развернулся, пытаясь сохранить достоинство и равновесие на качающейся палубе. — Если я проголодаюсь, то схожу на камбуз за ужином, когда тот будет готов.

Никки тоже решила укрыться в своей каюте. Она не хотела расстраивать суеверных матросов, оставаясь на палубе при такой скверной погоде.

Несмотря на холодную красоту колдуньи, Сол знал, что она была злой и опасной, с того момента, как впервые увидел ее. Его спутники заметили лишь точеную фигурку Никки, ее длинные светлые волосы и лицо, еще более привлекательное, чем резной лик Матери моря.

Моряки во время долгого пребывания вдали от суши, как правило, снижали свои стандарты женской красоты, но нельзя было отрицать, что Госпожа Смерть намного красивее, чем самая дорогая шлюха, в самом чистом борделе Зерримунди. И Никки была здесь, к ней даже можно было прикоснуться. Всякий раз, когда женщина выставляла себя напоказ на палубе, ее черное платье липло к изгибам и дрожало на ветру, стягивая полные груди. Сол представлял ее груди мягкими и податливыми, будто ждущими, чтобы их приласкали. Он пытался вообразить ее соски, задаваясь вопросом, были они темными или нежно-розовыми, будет ли она вздыхать, если он их ущипнет.

Его напарники-ныряльщики тоже на нее претендовали, но Сол — их лидер, и он должен быть первым. Два их товарища погибли, а оставшиеся в живых кое-что да заслужили. Колдунья обязана им всего лишь несколькими порциями вздохов, от которых сама будет извиваться в удовольствии. На самом деле, она была обязана им жизнью за убитых друзей: Пелла и Буны. Она каким-то образом использовала свою магию, призвав подводных монстров, чтобы убить их. Никки уже несколько дней издевалась над ныряльщиками, отвергая внимание мужчин, оскорбляя их — а теперь мертвы их двое товарищей. В том была лишь ее вина.

По возвращении домой, в Зерримунди, Сола и его собратьев — ловцов жемчуга — примут как героев. Когда он был маленьким мальчиком, его родители обучали глубокому погружению, а затем продали наставнику за часть жемчужного улова Сола в течение следующих пяти лет. Наставник обучал мальчика — а такое обучение состояло в том, что он пытался утопить молодого Сола снова и снова, привязывая тяжелые грузы к его лодыжкам и погружая на дно глубокой лагуны, подсчитывая минуты. Наставник не вытягивал ни одного из учеников-ныряльщиков к желанному воздуху, пока не решал, что те пробыли достаточно долго под водой. Более трети его учеников погибли: их легкие оказывались полны водой, глаза были выпучены, а рты раскрытыми и безвольными.

Сол однажды тоже здорово нахлебался воды, но откашлялся и вернулся к жизни. Тогда мальчик понял, что станет ныряльщиком за жемчужинами желаний. Он мог взять любую женщину в Зерримунди, какую хотел, — что он обычно и делал. Его поклонницы всегда ожидали в качестве подарка жемчужины, которыми тот всегда их и одаривал. Сол всегда мог насобирать их гораздо больше.

В южных рифах запасы ракушек казались неисчерпаемыми, и капитан Корвин платил ему больше, чем можно желать. Это было взаимовыгодное соглашение, дающее Солу и его товарищам силу и статус всякий раз, когда они возвращались в порт.

Но Пелл и Буна домой уже не вернутся — из-за Никки. Колдунья держалась в стороне и вероятно думала, что она неприкасаемая, что ее не обвинят в убийстве его друзей, но Мать моря требовала справедливости, и Сол знал, как ее добиться.

После того, как он нашептал свой план Элджину и Рому, трое встретились на палубе, в месте, где матросы сваливали в кучу ненужные раковины. Большинство их было выброшено за борт, но последняя куча осталась без внимания после того злосчастного происшествия и поспешного отплытия из рифов.