Жизнь навыворот

– Людей, которые жили у тебя считали твоей собственностью. Вещами. Я знаю, – поспешила добавить она, видя, как в его глазах зарождается буря, – что ты так не думаешь. Я говорю о других Туата де Дананн. Для них я буду вещью и относиться они ко мне будут так же. Возможно, не все. Но многие.

Аргит слушал внимательно и так же внимательно читал расшифровку ее слов. И с каждой секундой лицо его словно покрывалось новым слоем льда.

– Фиахон, – оказывается, он может быть высокомерным, – ты говорить о мой родич.

Серафима стиснула зубы, запирая все раздраженные ответы, которые мог сгенерировать ее мозг. Ей не нужна победа в словесной драке. Нужно, чтобы он понял.

Улыбка, как попытка согреть холодный взгляд. Аккуратное поглаживание неподвижной ладони. И проникновенное: «Прости». В него Серафима вложила все сожаление, что этот разговор вообще состоялся.

– Аргит, – она потянула его за руку, привлекая внимание, – у тебя жила женщина. С рыжими волосами. Она еще пела красиво. Ты брал ее на пир и она пела для короля.

Ледяная корка треснула, пропуская затопившее глаза удивление.

– Морин, – моментально вспомнил он и тут же нахмурился, – я не помнить, что говорить тебе о Морин.

– Что с ней случилось, Аргит?

Теперь он перехватил ее пальцы. Сжал, впиваясь тяжелым взглядом. Серафима мобилизовала весь резерв своего спокойствия.

– Как ты знать?

– Я отвечу, обещаю. Только сначала скажи ты.

– Она идти назад этот мир.

Понимая, сейчас она, возможно, сломает что-то важное, Серафима прикусила губу и, словно расшатывая больной зуб, заговорила:

– После пира Морин пошла к одному из воинов. Сама, наверное, он ей понравился. Не знаю, что там случилось, но она умерла, а он приказал слугам убрать тело. А потому что она пришла сама, она перестала быть твоей и стала его. Поэтому он решил, что имеет право на ее жизнь. И ты ничего не узнал.

Не поверил. Глаза вспыхнули, будто там под водной гладью задышал вулкан.

Стиснутая его пальцами кисть заныла.

– Как ты знать? – четко проговаривая слова, спросил Аргит.

– Мне сказал Киен, когда я спросила его, смогу ли жить в твоем мире. Киену сказал кто-то из слуг, а тому, кто-то из слуг того воина. Слуги говорят о своих хозяевах. Но их редко кто слушает.

Аргит нахмурился.

– Он говорить ложь.

Но в его голосе не было уверенности.

– Он слишком гордый, чтобы говорить ложь.

Боль в кисти стала сильнее и Серафима, не выдержав, поморщилась. Аргит перевел взгляд с ее лица на руку, вздрогнул и разжал пальцы.

Ну, да, она хрупкая, сам говорил.

Цветочек, блин.

– Киен сказал, – она отвлекла его, – всех удивляло, что ты называл людей гостями. Для остальных они были твоими смертными. И когда я представила, что со мной будут обращаться, как с говорящей табуреткой... В общем, лучше мне там вообще не появляться. Это Игорю интересны все эти ваши короли и воители. И он дипломат. А я точно кому-то что-то скажу и будут проблемы. Поэтому давай ты сделаешь то, что должен, а я тебя здесь подожду? Пожалуйста.

Она ждала пока он закончит разбираться с переводом.

Сердце стучало в барабанные перепонки. Ладони вспотели, а рот наполнился слюной, почему-то с табачным привкусом.

Пальцы покалывало, но, по сравнению с нарастающей в груди паникой, это была ерунда.

В поднятом на нее взгляде была растерянность.

– Больно? – легко, будто кошка хвостом мазнула, Аргит прикоснулся к ее руке.

– Нет, – честно соврала Серафима. – Ты же знаешь, я в последнее время чуть сильнее, быстрее и прочнее.

– Ты волноваться.

– Да, – отрицать было глупо, ее пульс наверняка можно было услышать невооруженным ухом. – Я не хочу, чтобы тебе было плохо, и чтобы мы ругались. Хочу, чтобы мы понимали друг друга. Кстати, а почему для тебя важно взять меня туда, если это ненадолго?

Аргит задумался, как делал, когда подбирал слова.

Он не злился и они все еще разговаривали.

Серафима позволила себе выдохнуть, пусть совсем немного, и дотянуться до его руки.

– Я не хочу – наконец, сказал Аргит, – оставлять ты. Опасно. Я не хочу, – по его лицу словно прокатилась штормовая волна, – чтобы ты умирать.

Серафима затолкала подальше все остроумные возражения, комментарии и замечания, вроде: «Все мы там будем». Кажется, собственная смерть все-таки вправила ей мозги.

Спасибо ей за это!

– А если, – говорить это было так же трудно, как отказаться от виски, – пока ты будешь там, я пообещаю не лезть в неприятности.

Аргит приподнял бровь, выражая этим движением все, что думает о ее благих намерениях.

– Ладно, – кажется, она собирается скопом отречься от алкоголя, фастфуда и любимых мультиков, – Зоя сказала, что мне нужно учиться и тренироваться, а в Первом отделе специальная группа по призракам. Я могла бы попроситься туда. Все равно к нормальной работе меня с нулевой подготовкой не допустят. Буду всегда под присмотром. Да и сами призраки безобидные. К Зое продолжу ездить, на тренировки, с Айном гулять, английский поучу. Когда ты вернешься, я буду живой и буду тебя ждать.

Серафима улыбалась так, чтобы он поверил – все будет хорошо.

Кажется, рука под ее пальцами чуть расслабилась.

– Мне надо думать, – серьезно сказал потомок богини Дану.

– Хорошо, – кивнула Серафима, приканчивая остатки кофе.

Он думал целый день.

Переписывался с кем-то в мессенджере. Говорил с Киеном на их непонятном языке после чего сидел мрачный, как Северный ледовитый океан в непогоду.