Страница 6 из 7
– Перестань, дочь Абу-Зуиба, ты задушишь мальчика.
Халима обернулась к мужу. Ее лицо было мокрым от слез. Харес подошел к ней. Жрецы в ярких одеждах встали сзади. Глубоко дыша, женщина вытерла ладонью лицо и посмотрела на жрецов. Потом она расправила чадру и открыла свое прекрасное лицо. Женщина не смела смотреть в глаза посторонним. В их бледных, не видевших солнца лицах, обрамленных длинными бородами, в их нагрудниках с нашитыми каменьями и ярких чистых одеждах было что-то чуждое пустынным жителям. Нехотя Халима перевела взгляд на жрецов в ярких одеждах. Каждое их движение приковывало ее внимание, поскольку цвет переливался на каждом балахоне и было неважно, шевелит рукой жрец в малиновом или шафрановом наряде. Столь роскошное одеяние жрецов на темном фоне шатра заставляло Халиму испытывать стыд за себя и свое скромное жилище. Как она ни старалась, она не могла вспомнить, видела ли раньше этих людей в своих краях или нет. И сколько она ни уговаривала себя не думать о плохом, у нее ничего не получалось. Женщина пыталась успокоиться, внушая себе, что они пришли в ее шатер по ошибке, что они побудут здесь немного и уйдут восвояси, но на душе у нее все равно было тревожно.
Глядя на Халиму и ребенка, жрец в бирюзовом балахоне почесывал бороду правой рукой. Сама Халима растерянно кусала губы и вздрагивала всем телом. Внушительный вид жрецов, их чалмы и необычные головные уборы не позволяли ей прямо посмотреть на них. Халима пару раз отважилась взглянуть в их глаза, то тут же опускала голову. Она невольно положила подбородок на голову ребенка и вдыхала запах его запылившихся мягких волос. Сама того не осознавая, она везде искала этот запах, и казалось, что он проникал ей прямо в душу. От этого на сердце у нее становилось спокойно. Спокойно.
В глазах жены Харес прочел тревогу. Хорошо, что Халимы здесь не было раньше и она не видела, что жрецы делали с ее ребенком. Если бы она оказалась в шатре с самого начала и увидела, как те ощупывают тело мальчика, то вряд ли разрешила бы им продолжать осмотр. Она сразу же начала бы возмущаться.
Когда Харес увидел, что жрецы поднялись и уже собираются покинуть шатер, он с радостью встал на ноги и поднял полог, чтобы тоже выйти наружу. Он не знал, собираются ли гости действительно уходить или просто хотят посоветоваться между собой. Они подошли к лошадям и стоящему рядом рабу. Вдруг все трое одновременно обернулись и посмотрели на шатер и Хареса. Тот подумал: «Наверное, они собираются пойти в другой шатер, наверное, они ошиблись! Здесь все спокойно. Никакого бесноватого и сумасшедшего у нас нет и в помине. Они ошиблись. Не могли же они целовать мальчика, в которого вселился злой дух, и проявлять к нему такое уважение?!» Однако он очень удивился, увидев, что жрецы, улыбаясь и неся что-то в руках, вновь возвращаются к его жилищу. Приглядевшись, он заметил, что у каждого под мышкой был деревянный ларец. Жрец в бирюзовом балахоне первым поднял полог шатра и зашел внутрь. Харес высунул голову из шатра и увидел, что двое других, в малиновом и шафрановом балахонах, стоят рядом с рабом и лошадьми и разговаривают друг с другом.
Жрец в бирюзовом балахоне положил свой ларец на ковер у шеста и, не разжимая кулака, почесал у себя под бородой. Харес заметил его сжатый кулак. Жрец сначала посмотрел на Хареса, потом на очаг, находившийся в центре шатра, и подошел к нему. Присев на колени, он поднес ладони к очагу, положив их на круглый охровый противень. Харес внимательно посмотрел на него. В такую осеннюю погоду было хорошо погреться у огня. Второй рукой жрец отодвинул противень в сторону. Внизу показалось углубление для разведения огня. Жрец в бирюзовом балахоне встал с места и обвел сжатым кулаком все внутреннее помещение шатра, Халиму, ребенка и самого Хареса. Вслед за этим он вернулся к очагу, разжал над ним кулак и дважды тихо хлопнул в ладоши, а затем дунул на ладони, держа их над очагом. Харес хотел подняться и разжечь в очаге огонь, чтобы гость согрелся. Однако жрец знаком показал, что этого делать не нужно. Из углубления медленно поднимался дым, и по всему шатру разнесся приятный запах. Наверняка это была какая-то смесь руты. Во всем поселении Бани-Саади люди жгли руту, но эта пахла как-то особенно.
Харес не мог рассказать Халиме о том, что жрецы делали на его глазах. Было удивительно уже то, что она не убежала, увидев чужаков. Он знал, что ей некуда бежать, иначе ее бы уже как ветром сдуло. Все же ему очень хотелось утешить жену и обнять ребенка. От страха Халима обхватила мальчика за талию и крепко держала его.
Полог вновь поднялся, и в шатер один за другим снова вошли жрецы: сначала в бирюзовом балахоне, потом – в малиновом и самым последним – в шафрановом. Каждый из них держал в руках деревянный ларец. Поставив ларцы на пол перед собой, жрецы еще раз поприветствовали Халиму и ребенка, а потом поклонились им. После этого они что-то сказали друг другу на незнакомом языке, продолжая при этом смотреть на женщину с мальчиком. Харес решил поговорить с ними о Халиме и мальчике и поэтому не сводил с них глаз. Он не знал, как сказать Халиме, что она должна потерпеть и не бояться жрецов. Но что бы он ответил, спроси она, зачем он впустил их в шатер? Халиме никогда не нравились чужаки, а теперь в их жилище оказались эти люди в своих пышных нарядах, невиданных в здешних местах… Как бы ему хотелось пусть ненадолго остаться с женой наедине, как бы ему хотелось поговорить с ней. Что она сейчас чувствовала и о чем думала?
Неожиданно жрец в бирюзовом балахоне уперся в бока обеими руками, встал на колени и придвинулся к Халиме и ребенку. В уголках его губ заиграла улыбка. Халима решила, что жрец хочет ей что-то сказать и поэтому заулыбался.
Жрец в бирюзовом одеянии повернулся к деревянному ларцу, стоявшему рядом с шестом. Халима опустила голову и исподлобья посмотрела на Хареса. Жрец обеими руками поднял ларец и почтительно поставил его у ног Халимы. Она подумала, что пришельцы собирались расстелить скатерть для гадания на песке и разложить свою астролябию. Прежде ей приходилось видеть у заклинателей злых духов и писцов молитв много цветных бусин и металлических приспособлений. Однако эти жрецы были особенными, ведь свои священнодействия они решили проводить не на открытой местности где-нибудь в пустыне, а в ее забытом всеми шатре.
Голос жреца в бирюзовом балахоне заставил Халиму опомниться:
– Примите это от нас.
Халима не подняла головы. Согнувшись, жрец указал пальцем на ларец и открыл его. В одно мгновение Халима почувствовала чудесный аромат. В нем были перемешаны запахи мускуса, полевых цветов… Жрец разложил на крышке ларца один за другим целый ряд благоухающих мешочков, палочек, флаконов. Вокруг ларца сразу закружилось несколько мух.
Что же это такое? Где их гадание на песке и астролябия? Халима посмотрела на Хареса, но и он был озадачен поведением жрецов в ярких балахонах. Она пристально посмотрела в глаза мужа, но он не смотрел на нее и ребенка, а уставился на предметы из ларца. Его уста раскрылись в улыбке, и все лицо светилось от радости. Потеряв голову, Харес не знал, как благодарить жрецов. В знак признательности он сделал перед жрецами несколько земных поклонов. Он никак не мог скрыть своей радости.
Жрецы посмотрели на Хареса и тут же перевели пристальный взгляд на Халиму и ребенка. Женщина слышала, как они тихо переговариваются между собой на незнакомом ей языке. Она взглянула на Хареса в надежде, что он понимает их речь. Что это за язык? Почему они хотят, чтобы никто не понимал их? Самые разные мысли лезли ей в голову.
Она хотела выбежать наружу, чтобы не оставаться больше с этими людьми, не разговаривать с ними и не видеть их яркую одежду и эти ларцы. Вдруг жрецы все вместе протянули руки к ребенку, сказали хором: «Аллилуйя!» – и склонили головы перед Халимой и Харесом, как будто благодарили их за что-то.
Видя, как они смотрят на ребенка, Халима обняла его обеими руками и крепче прижала к груди. «Спроси, что они делают и за что благодарят нас?» – сказала она Харесу.