Три жреца

– Перестань, Хатеб.

– А что еще может быть?

– Тогда что им нужно от наших детей?

– Это всего лишь предлог. Разве ты не видишь, что они заползают в шатры, как ящерицы? Заходят в каждый шатер, шарят там, а потом выходят. Неужели ты не видишь в этом ничего подозрительного?

– А что?

– Неужели то, что несколько заклинателей пришли в племя и осматривают шатры один за другим, не вызывает у тебя никаких сомнений? Я что, по-твоему, дурень или соломы объелся и проспал все эти годы?

– Как будто мало нам бед от этой засухи.

– Ходят разодетыми в такой пыли. Я не верю, что кому-то есть до нас дело.

– Мое стадо в пустыне. Надо скорее ехать.

– Они явились сюда за чем-то более важным, чем наши стада.

– Ты о чем?

– Я сам не знаю. Ты только глянь на этих ящериц, – сказал Хатеб, смеясь.

Харес крепче сжал в руке свою палку.

– Испугался?

– Нет, брат, нисколько.

– Абдулла в пустыне, – серьезно сказал Хатеб, – а где другой?

Концом палки Харес постучал по земле.

– Мухаммад? Он не подходит под возраст, про который они говорили.

– Откуда тебе знать твою судьбу, брат? Быть может, их клад кроется в твоем шатре. Вспомни о его прошлом.

У Хареса не было настроения выслушивать колкости и намеки Хатеба. Он повернул верблюда и направился в пустыню.

– Харес, ты куда?

Он натянул поводья, чтобы верблюд быстрее взбирался на вершину холма и увез его подальше от собравшихся людей. Ему не хотелось размышлять о том, что сказал Хатеб.

В пустыне его ждали пастух и стадо.

Шатер стоял на склоне холма в стороне от остальных. Женщины и дети остановились рядом с холмом. Халима уже не успевала расспросить о случившемся Абдуллу или кого-то другого. Держа сына за руку, она бежала в сторону холма. По мере приближения шум толпы становился все громче. Халима пристально разглядывала шатер, но ни Хареса, ни господского мальчика поблизости не было. Где же Мухаммад? Зачем она оставила его одного? Почему не взяла с собой? Но было уже поздно. Она почти добежала до холма, но оставалось неясно, где же ребенок. А вдруг она больше никогда не увидит Мухаммада? Халима совсем выбилась из сил и больше не могла бежать. Интуиция подсказывала ей, что всё это из-за Мухаммада… Халима остановилась, опустила на землю пустой бурдюк и натянула платок до глаз, так что ее прекрасное лицо оказалось скрыто от постороннего взгляда. Платок она прикрепила на крючки за ушами. Остались видны только глаза и нос, даже брови были закрыты черной шалью. Она не хотела, чтобы по ее взгляду кто-то догадался о том, как сильно она напугана. Пальцы дрожали до сих пор. Она взяла Абдуллу за руку и медленно пошла с ним в ногу. Мальчик тяжело дышал. Они приближались к толпе. Еще несколько шагов – и они окажутся рядом с палиурусом и своим шатром, если их, конечно, пропустят.

Рядом с шатром прямо под кустарником были привязаны три черных арабских скакуна с большими полными переметными сумками на спинах. Увидев толпу народа, Абдулла расплакался. Мать принялась успокаивать его. Заметив Халиму, люди расступились, чтобы она смогла пройти к шатру. Раб с кольцом в ухе стоял в тени кустарника и, держа в руках кнут, пугал им детей. Халима и Абдулла слышали, как кнут скрипел в его руках.

Неподалеку от раба и лошадей стояла ее сестра Сафия. Она увидела Халиму и подбежала к ней:

– Можешь наградить меня за хорошую весть!

Халима подняла пустой бурдюк:

– Бери это.

Сафия поморщилась.

– Кто это в нашем шатре? Что им нужно?

– Они нашли здесь то, что искали!

– Нашли? – удивленно спросила Халима.

– Разве ты не знаешь, дочь Абу Зуиба?

– Нет.

– Они обыскали все шатры один за другим, пока не пришли к жилищу сына Саади.

– Почему к нему?

– Говорят, то, что они искали, находится как раз в этом шатре!

Харес повернул верблюда к шатру. У него уже не было сил идти самому, а все мысли были о детях и жене. Не дай Бог, во время его отсутствия жрецы в ярких балахонах зашли в его шатер. Обратно верблюд шел быстрее, чем в пустыню. Поняв, что хозяин возвращается домой, животное взбодрилось. «Было бы неплохо, – думал про себя Харес, – показать жрецам господского мальчика. Когда Хатеб спрашивал, где же другой, он имел в виду как раз его. Лучшего случая нельзя найти, поэтому надо, чтобы жрецы сразу посмотрели и ребенка, и его кормилицу. Братья и сестры Халимы тоже говорили, что для господского мальчика надо взять амулет. Сама Халима никогда бы не согласилась показать ребенка какому-нибудь жрецу, но сейчас представился случай положить конец всяким разговорам в племени».

Харес повернул за холм и издали увидел лошадей жрецов, стоявших у куста, и женщин с веретенами в руках. Он ударил пятками по бокам верблюда. Тут ему показалось, что жрецы в ярких балахонах собираются зайти в его шатер.

Хатеб, стоявший у кустарника, заметил брата и поднял руку:

– Вот он сам. Харес. Хозяин шатра пришел.

Один из жрецов, тот, который был одет в бирюзовый балахон, увидев Хареса, остановился как вкопанный. Харес быстро слез с верблюда. Отстранив людей, он пробрался через толпу. Жрец в бирюзовом балахоне раскрыл Харесу свои объятия. Рубаха Хареса вся была в пыли, и ему показалось неудобным обниматься с гостем, одежда которого была такой чистой и красочной. Он чуть отпрянул назад, показал на свою грязную рубаху и попытался стряхнуть с себя пыль. Однако жрец, не обращая внимания на внешний вид Хареса, сам подошел к нему и так крепко сжал в объятьях, что у того заболели ребра. Палка и сумка упали на землю. На мгновение Хареса опьянил аромат, исходивший от жреца. Харес тихо опустил свое шершавое лицо на плечо жреца. Его балахон был таким тонким и приятным на ощупь, что Харесу не хотелось отстраняться… Второй жрец, стоя у шатра, махнул Харесу рукой. Третий жрец, в малиновом балахоне, обрадовавшись встрече, тоже раскрыл Харесу объятия. Казалось, Харес забыл, почему он так спешил.

Дочери Халимы, которые стояли за толпой рядом со своей теткой Сафией, увидели отца и замахали ему руками. Харес тоже заметил их, помахал в ответ, но у него совсем не было времени, чтобы подойти к ним, поэтому он дал им знак оставаться на месте.

Харес жестом пригласил жрецов зайти в его шатер. Пока они шли, с вершины холма доносились крики детей и женщин. Жрец в бирюзовом балахоне пошел на крик, остановился напротив детей, гурьбой бежавших к шатру, погладил по голове нескольких ребят, которым удалось убежать от аркана раба, и вернул их обратно в толпу. Раб, сверкая волчьими глазами, пугал собравшихся взглядом и кнутом, которым тряс над головами детей, а ведь известно, что страх перед кнутом тяжелее вынести, чем сами побои. Харес посмотрел в лицо раба и вздрогнул: у того на щеке виднелся грубый шрам от старой раны, который начинался под левым ухом и тянулся до уголка толстых выпуклых губ.

– Отойдите назад. Отойдите.

Пот ручьем лился по лицу раба и капал на землю.

Жрец в малиновом балахоне все еще не решался пройти за Харесом в шатер. Хозяин заметил, что гость мешкает. Старшая дочь Аниса вышла из толпы, подошла к отцу и прижалась к нему.

Харес взял дочь за руку и отошел от гостей на несколько шагов.

– Ничего страшного. Не бойся.

– Как только ты ушел, они явились.

– Где твой брат?

Аниса указала рукой на шатер:

– Что они хотят от нас?

Харес ничего не ответил. Девочка заплакала.

– Иди к своей сестре. Иди.

Не переставая плакать, Аниса бегом вернулась к тетке и сестре.

Харес повел мужчин вперед, пробираясь через толпу. Жрец в малиновом балахоне остановился чуть поодаль от своего товарища в бирюзовом и как будто стал давать рабу какие-то наставления.

Из шатра не доносилось ни звука. Харес вспомнил, что сначала жрецов было трое, куда же девался третий? Умывшись, он хотел было зайти в шатер, но неожиданно зацепился ногой за веревку и споткнулся прямо у входа. Он поднял полог, чтобы зайти, и неожиданно увидел, что один из жрецов, тот, что в шафрановом балахоне, уже находится внутри. Харес с удивлением посмотрел на толпу людей, оставшихся снаружи, а потом снова заглянул в шатер. Жрец в шафрановом балахоне стоял на коленях, склонившись над раздетым мальчиком.