Страница 11 из 21
– А если он побежал в другое место?
– Зачем? Если точка не паленая, смысл ее менять?
Они перескочили через канаву с неприятным затхлым запахом. В ста метрах, за голым пролеском высился бетонный блок, разукрашенный ядовитыми граффити, содержание которых Ларин уловить не смог – какие-то взрывающиеся буквы, морды, символы…
В десяти метрах от одноэтажного здания без окон и дверей они остановились.
– Тихо, – сказал Денис. – Вход с обратной стороны, там справа на стене маленькое окошко. Если он там, значит, повезло, если нет, значит, с деньгами простись.
Ларин обошел справа, поглядывая себе под ноги. Черная утоптанная земля с клочками пожухлой прошлогодней травы была усеяна битым бутылочным стеклом, пробками, окурками и шприцами. Отчетливо воняло экскрементами. Домик на отшибе напоминал место сходки любителей выпить и уколоться, да и внешние признаки говорили об этом.
Ларин попытался совладать с участившимся сердцебиением, но не смог. Сзади почти впритык шел Скоков, он ощущал его частое дыхание на затылке.
Окошко располагалось на уровне пояса. Оно выглядело совсем маленьким, как будто вынули два кирпича, но для того, чтобы контролировать изнутри, что творится вокруг – вполне достаточно.
Ларин заглянул вовнутрь.
Сначала он ничего не заметил – в подстанции стояла темень. Потом увидел светлое пятно дверного проема, от которого световой поток прямоугольником падал на дощатый пол, различил стену, такую же изрисованную, как и снаружи, впритык к ней стоял массивный диван без ножек, стоящий на кирпичах, вероятно, тех самых, что вынули из стены. Над диваном висела большая политическая карта мира, Ларин даже увидел полукруг из четырех букв «СССР».
Под картой, взгромоздясь на диван с ногами, полулежал невероятно худой, лысый парень. Одна его рука чем-то была перемотана, другой он держал шприц на изготовку. Голова и остальные части его тела хаотично подергивались, вздрагивали, причем одновременно, как будто через него короткими импульсами пропускали электрический ток. Возле ног лежала приоткрытая серая сумка – Ларин не мог поклясться, но ему показалось, что сверху торчит пачка денег.
Все его существо наполнилось жгучей, беспредельной ненавистью. Какой-то урод изо дня в день промышляет грабежом, срывая сумки у нерасторопных граждан, а никому дела нет. Если бы не Скоков…
– Он там, – сквозь зубы сказал Ларин. – И сумка, кажется, тоже.
Скоков кивнул.
– Ну а где ему быть. Он тут живет, можно сказать. Пойдем, заберем сумку, и дело с концом. Только без рукоприкладства.
– Я просто заберу свои деньги, – сказал Ларин.
– Да, ты просто заберешь деньги, – Скоков глянул в отверстие в стене вслед за Лариным. – Да он обдолбанный уже. Смотри аккуратнее, если герыч еще не подействовал он может быть агрессив…
Но Ларин ничего не слышал. Широким шагом он направился к другой стороне подстанции, на ходу размышляя, что будет делать. Конечно, бить не стоит, да и сможет ли? Последний раз он дрался в армии двадцать лет назад. Но если придется…
Он вошел в дверь, она открывалась вовнутрь – хлипкая конструкция из ДСП, с выдранным наполовину куском фанеры, торчащими гвоздями и ручкой, обмотанной черной липкой изолентой.
Дверца хлопнула по стене.
Парень на диване резко обернулся. Шприц выпал из руки, на лице застыла удивленная гримаса.
– Какого хрена? – пробормотал он, но Ларин уже подходил, не заметив впотьмах, как лысый вытянул из кармана черной куртки отвертку с длинным блестящим стержнем.
– Берегись, – крикнул Скоков. Ларин инстинктивно отпрянул. Отвертка прошла в паре сантиметров от живота. Каким-то краем сознания Ларин понял, что молниеносное движение чуть не лишило его жизни, и в следующий раз парень не промахнется. Для наркомана он обладал удивительным проворством. Мгновения хватило, чтобы сделать новый замах, и в ту секунду, когда острие должно было вонзиться Ларину в сердце, тяжелый камень, вынырнувший из тьмы, раскроил наркоману череп.
Раздался звук, похожий на треск переспелого арбуза, глаза лысого потухли, рука ослабла, отвертка по инерции, лишенная силы удара, слегка скользнула по куртке Ларина, оставив на ней длинную светлую борозду.
Наркоман завалился на диван, лицом в смятую сумку Ларина. Из его головы вытекала кровь вместе с мозгами.
«Испортил, гад, сумку», – подумал Ларин.
Он оттолкнул тело, чтобы кровь не залила деньги и труп съехал с дивана на грязный вытоптанный пол, отвратительно воняющий мочой, смешанной с мазутом и трансформаторным маслом.
Глава 9
Они застыли друг против друга. Сидящий на краешке замусоленного дивана Ларин и Скоков с расширившимися зрачками, в руке он продолжал держать осколок белого кирпича, край которого окрасился в цвет кисло-сладкого кетчупа.
Между ними, не подавая признаков жизни, лежало тело Поляка. Неестественно изогнутая рука продолжала удерживать шприц, который воткнулся иглой в земельный пол. Ларин не видел лица парня, и не хотел его видеть, раздробленный затылок красноречиво свидетельствовал, что в этой жизни любой кайф для него закончился: в данном случае даже не требовался диплом судмедэксперта, чтобы сделать вывод о его состоянии. Труп.
– Чувак, – сказал Скоков, – кажется, я попал…
– Это самооборона, – сказал Ларин, тяжело дыша. – Тебе ничего не будет.
Скоков покосился на покачивающуюся фанерную дверцу, висящую теперь на одной петле.
– Какая самооборона? Я треснул его по башке… Боже…
– Он чуть не убил меня отверткой. Ты спас мне жизнь, Скоков.
– Тебе легко говорить, – я спас тебе жизнь, допрашивать будут меня. Знаешь, как они это делают? Давно ты был на допросе?
Ларин поежился. Стыдно признаться, он ни разу не попадал в полицейский участок. Его никогда не задерживали и за всю жизнь не проверяли документы, но, как и любой добропорядочный гражданин, он слышал об ужасах, происходящих по ту сторону окон с решетками.
Они смотрели друг на друга в темном, закрытом со всех сторон блоке бывшей распределительной подстанции и не могли решить – до какого предела они могут быть друг с другом откровенны. Если они примут решение, но потом кто-то из них решит предать, пострадают оба. Они вдвоем могут сесть за убийство, плюс ко всему прочему, тут пахнет наркотиками, что является отягчающим обстоятельством.
Если явиться с повинной, что само по себе ничего не гарантирует, вполне вероятно, Ларин пропустит роды жены, его могут арестовать до выяснения личности, а после и вовсе повесить это убийство. Скокову не легче, наверняка ему уже больше четырнадцати лет, а значит, ответственность он будет нести как взрослый. И даже если суд признает, что он действовал, защищая Ларина, хотя это звучит слишком маловероятно, вернее, совсем невероятно, все равно легкой прогулки не получится, суды крайне редко выносят оправдательные приговоры.
– Какие варианты, папаша? Пойдем сдаваться? Ты на это настроен?
Ларин осмотрел блок. Судя по всему, Поляк – или его друзья – здесь появлялись часто или даже жили: в углу комнаты он увидел подобие столика, на котором стоял эмалированный чайник с алым цветком на боку (наверное, мак, – подумал Ларин), два граненых стакана, бутылка водки с жидкостью на дне, кусок сплющенного хлеба, пачка папирос без фильтра и коробок спичек. Возле столика две кривые табуретки, выкрашенные в белый цвет. На одной из них лежала газета бесплатных объявлений с оторванным куском.
– Он что, тут жил? – спросил Ларин.
Скоков отошел от трупа на полшага.
– Не знаю. Это типа блат-хаты, где можно распотрошить сумку, уколоться, выпить водки и поспать. Сарай запирается изнутри, та хлипкая дверюга не в счет. – Он кивнул в темноту, Ларин, проследив за его взглядом, увидел тяжелую металлическую дверь, вывернутую вовнутрь почти до упора. – Подстанция находится за забором, снаружи скрыта леском, в который заходить страшно, так что гостей тут по минимуму. Надо знать куда идешь, чтобы найти ее.