Стриптиз

Впрочем, уже после первых же толчков непривычность ситуации перестала волновать даму. Она раскинулась по соболиному меху, закрыла глаза и предоставила мне никакими кодексами и конвенциями не ограниченное «право на труд».

Мой нервный испуг… насчёт э… п-ш-ш… довольно быстро прошёл, движения стали более размеренными, чувственными. В том смысле, что давали больше пищи для чувств.

Соболь этому весьма способствовал. Довольно длинный мягкий волос щекотал, при движении, некоторые… чувствительные части наших тел. Под верхним слоем проскакивал подшерсток, чуть синеватого цвета, длинный и тоже удивительно мягкий.

Мех шелковистый, нежный, густой и очень блестящий. Но это — ощущения поверхностного прикосновения, ладонью провести. А наличие остевого волоса, который вполне чувствуется при продавливании коленями или, например, спинкой, даёт сочетание ощущения устойчивости и мягкости, гладкости, нежности… по всей поверхности соприкосновения. И — забавно щекочется.

Как ежик по полянке со свежей травкой бегал и хихикал, а лось кайфа так и не словил… Это из старых анекдотов, как-нибудь в другой раз.

В определённом смысле лучше шёлка: не так скользко. Хотя и жарко.

Успокоившись сам, я начал беспокоить свою партнёршу, обращая её внимание на те прелестные ощущения, которые вызывает в ней мой подарок.

Самборина последовала моему совету: попыталась почувствовать себя. Изменение её дыхания позволило мне надеяться, что м-м-м… процесс утратит чисто прагматический характер торговой сделки: он мне — шубку, я ему — дырку. И — расплатилась. Высокородная проститутка — это, конечно, интересно. Но лучше — высокопрофессиональная.

Тут дверь осторожно приоткрылась. И к нам пришёл Курт.

Самборина занервничала, завозилась. Пришлось шикнуть: «раз — лежи, и два — молча».

Курт обошёл нас по кругу, обнюхал.

Как известно, женщина способна на 4 чуда:

— намокнуть без воды;

— истекать кровью без ран;

— давать молоко не поев травы;

— затрахать любого не раздеваясь.

Из «большого каре» женских чудес Курта более всего потряс «третий угол». Волчий нюх был озадачен запахом молока. Князь-волк попытался выяснить — откуда так сладко пахнет. Чем совершенно сбил меня с ритма. Пришлось рявкнуть.

Злобная хвостатая скотина, прекрасно понимая нынешнюю… м-м-м… ограниченность диапазона моих реакций, как мышечных, так и душевных, улеглась на пол сбоку, почти нос к носу с Самбориной, которая не сводила с него потрясённых глаз. Так они и лежали, разглядывая друг друга почти в упор.

Надо, наверное, напомнить об некоторых аспектах образа жизни аборигенов, и вытекающих из них (из аспектов) несколько непривычных для жителей 21 века, следствиях.

Климат. Как ни удивительно, может быть кому-то, но на Руси — холодно. Лозунг Копакабаны, Тропиканы, Ибицы, Карибов и прочей… Полинезии — «мы будем пить и сношаться как дети», в смысле: как дети дикой природы — мартышки — у нас не проходит. Жить на Руси по-мартышечьи… Разве это жизнь? Лучше я сразу умру. Ещё до первых заморозков.

С ноября по апрель топят печи. Не для приготовления пищи — эти-то горят всегда — для обогрева помещения. У крестьянской семьи, как правило, одна печь. И только одно тёплое помещение — сама изба. В ней и проводит время семейство. Все постоянно на глазах у всех. На глазах, на ушах, плечом к плечу…

Уединиться — коротенькая пробежка по снегу до отхожего места. И, стуча зубами, быстро обратно.

Бывают, конечно, и минуты одиночества. В тулупе, шапке, рукавицах… с топором, кобылой, дровнями… Пошёл в лес за дровами. Или, там, сенцо оставшееся вывезти. И быстренько назад — в тепло, к семейному очагу, в избушку свою… Как давит на психику холод, постоянная темнота, когда просто отсвет углей на поде печи — уже счастье… кто замерзал в ночи — поймёт.

Это — наше. Исконно-посконное. Вот только Пастернак, как и положено поэту, несколько идеализирует: восковая свеча — только в обеспеченных семьях, у большинства — «воск на платье» не капает. Да и башмачки не падают. Ввиду отсутствия наличия.

Люди сбиваются к огню, к теплу, в то небольшое пространство, где только и можно выжить… Остальные — «мартышки» — потомства не оставили.

Если родители вздумают «побаловаться» — всё семейство это слышит. А некоторые, если здесь же живут бабушки с дедушками, родственники-свойственники — и комментируют.

Публичность секса есть, безусловно, свойство всемирное. Дожившее до… до весьма прогрессивных времён. Об этом писали уже в начале 20 века русские деревенские прозаики, ближе у концу века доносились до меня из-за стенки взволнованные крики маленькой девочки, подпрыгивающей в своей кроватке с воплем:

— Папа! Не ешь маму!

А жо поделаешь? Общага. «Все так живут».

Или вот вариант с примусами:

«— Общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца… Тут вот рядом стоял скелет, собственность студента Иванопуло. Он купил его на Сухаревке, а держать в комнате боялся. Так что посетители сперва ударялись о кассу, а потом на них падал скелет. Беременные женщины были очень недовольны…

Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на пеналы, с тем только отличием, что, кроме карандашей и ручек, здесь были люди и примусы.

— Ты дома, Коля? — тихо спросил Остап, остановившись у центральной двери.

В ответ на это во всех пяти пеналах завозились и загалдели.

— Дома, — ответили за дверью.

— Опять к этому дураку гости спозаранку пришли! — зашептал женский голос из крайнего пенала слева,

— Да дайте же человеку поспать! — буркнул пенал № 2.

В третьем пенале радостно зашипели:

— К Кольке из милиции пришли. За вчерашнее стекло.

В пятом пенале молчали. Там ржал примус и целовались.

…

— Прекрасное утро, сударыня, — сказал Ипполит Матвеевич.

Голубоглазая сударыня засмеялась и без всякой видимой связи с замечанием Ипполита Матвеевича заговорила о том, какие дураки живут в соседнем пенале.

— Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются. Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышат из-за своего примуса. Хотите, я вам сейчас покажу? Слушайте!

И Колина жена, постигшая все тайны примуса, громко сказала.

— Зверевы дураки!

За стеной слышалось адское пение примуса и звуки поцелуев.

— Видите? Они ничего не слышат. Зверевы дураки, болваны и психопаты. Видите!..

— Да, — сказал Ипполит Матвеевич.

— А мы примуса не держим. Зачем?…».

Теперь уберите фанерные перегородки. «Фанера, как известно из физики, — лучший проводник звука». Но она хоть визуальную картинку ограничивает. Выкиньте примусы — их ещё не изобрели. Мезонин? — Это кто такой?! — Закопайтесь на полтора метра в землю. Как заглублены жилища посадских в Городце Радиловом. Заберитесь на скрипучую лавку или полати и, прислушиваясь к сопению и вскрикам во сне детей, к кашлю и ворчанию тёщи или свекрови, займитесь самым главным в вашей жизни делом — «Судьбы скрещеньем» — деланьем русского народа. Будете обращать внимание на всяких… со-избёшников — народа не будет.