Из двух зол

Жэдивер не был настолько молод, чтобы начинать все сначала. Зрелый человек, по жизненному опыту он стоял выше обычного среднего уровня и, главное, был внутренне достаточно подготовлен, чтобы работать, не испытывая особого страха перед будущим.

Но дело того стоило: ему не оставалось ничего иного, кроме бегства. Там, на Земле, в мире, переполненном людьми, не было Будущего для него. Но то была его планета и всегда ею будет: он не думал возвращаться назад на Венеру.

— К сожалению, — сказал робот, раскрывая паспорт и изучая его, — я не смогу вам заказать билет. Рейс — только для граждан Земли.

— Я там родился! — воскликнул нетерпеливо Жэдивер. — Разве вы не видите?

— Там? — возбужденно переспросил робот. — А я там был собран.

Он возвратил паспорт.

— Впрочем, не имеет значения — где вы родились. Вы пробыли здесь без перерыва три года. Автоматически вы стали гражданином Венеры два с половиной года тому назад.

Жэдивер не знал об этом правиле. Вряд ли о нем знали многие. Но звучало это достаточно логично. Земля была перенаселена, лишение гражданства было удобным путем избавления от наиболее беспокойной части населения.

— Есть еще один орбитальный рейс, — сказал чиновник, пленительно улыбаясь. — Но для него требуется виза инспектора, что займет время. Следует ли сделать распоряжения?

Нельзя было предупреждать полицию о намерении покинуть Венеру.

— Благодарю.

Он взял паспорт.

— Я обращусь к вам позже.

Ниже по улице находилось другое бюро межпланетных сообщений, и он побрел к нему. Совершенно такое же бюро, как то, что он только что оставил: те же роботы и все прочее.

— Информацию о Марсе, — потребовал он небрежно.

Клерк даже не обратился к расписанию — все-таки некоторая разница.

— Орбитальный рейс через четыре месяца. — Голос звучал чарующе. — Цена — четыре пятых стоимости билета на Землю.

Оставалось только одно — ожидание.

— А что слышно о лунах Юпитера?

То был последний шанс.

— В соответствии с расположением планет, на несколько ближайших месяцев не будет прямых рейсов никуда, кроме Марса. Вы можете там сделать пересадку.

И этот путь для бегства был закрыт.

— Не могу загадывать так далеко на будущее.

Робот сделал легкий поклон.

— Я вижу, вы джентльмен, любящий путешествовать.

Вопрос звучал конфиденциально и переходил определенные границы.

— Откровенно говоря, есть возможность вам помочь, наиболее сенсационная изо всех, которые мы когда-либо могли предложить.

Жэдивера покоробило подобное рвение.

— Что за возможность?

— Обратили вы внимание на цену билетов до Марса? Четыре пятых того, что стоит на Землю, и несмотря на дальнюю дорогу. Как вы думаете — почему?

Он понял — почему. То была обратная сторона программы космического гражданства. Выслать с Земли, чем дальше — тем лучше, и не позволять возвращаться назад. Если станет необходимо, расселить их в колониях, но только не позволять им возвращаться назад.

— Я не понимаю, — сказал он. — Почему?

В голосе заиграли горловые нотки, глаза робота закатились.

— Для того, чтобы побудить людей путешествовать… Путешествия восхитительны. Я люблю путешествовать.

Патетическая штука. Кто-то ошибся, когда конструировал его: вложил слишком много энтузиазма в блок деловых разговоров. «Это» любило путешествовать, и никогда не двигалось дальше нескольких футов от конторки.

Жэдивер отогнал ненужные мысли.

— Так что это за великолепное предложение? — спросил он.

— Подумайте о нем, — прошептал робот. — Есть другое место назначения, гораздо дальше Юпитера, — только за одну десятую стоимости полета на Землю. Если ваш кошелек сейчас пуст, дайте лишь обещание, что расплатитесь, когда заработаете деньги. Никаких подписей. Мы доверимся вашему честному слову…

— Звучит интригующе, — сказал Жэдивер, отступая в сторону.

На самом же деле это звучало пострашнее смертного приговора. Альфа Центавра или подобные места — тяжелая работа по очистке почвы под пылающим или бледным солнцем. Вечная ссылка на планеты, которые отстали и всегда будут отставать в своем развитии от Земли. Годы надо добираться туда, даже со скоростью близкой к скорости света, и навсегда оторваться от людей.

— Я надеюсь, вы не забудете, — вздохнул робот. — Трудно сделать так, чтобы люди поняли… Но я вижу, вы поняли.

Он слишком хорошо понял, в чем тут штука. Вынырнув из Бюро космических путешествий, Жэдивер остановился и задумался. Разумеется, следовало бежать, но побег был равносилен самоубийству. Медленно побрел он назад, к своей квартире.

Собственно говоря, ничего странного в том, что полиция еще его не арестовала, не было. Они знали, что он находится на планете, что он должен на ней находиться. Они знали обо всем, что он предпринимает задолго до того, как он успевал что-либо сделать.

На постель он бросился, не раздеваясь. Кровать не предпринимала никаких попыток заставить его заснуть — да и не было необходимости — так он устал.

Утром Жэдивер проснулся от запаха еды. Комната, в которой он спал, оставалась погруженной в темноту, но он слышал, как в смежном помещении удовлетворенно кудахтала Кухня, готовя ему завтрак.

Перевернувшись на другой бок, Жэдивер сел и увидел, что он — не один.

— Коббер?

— Йях, — сказал Коббер. Он сидел очень близко, и Жэдивер не мог рассмотреть его лицо.

— Полиция их схватила, — сказал Жэдивер, стараясь незаметно достать автомат, но он исчез.

— Слышал. Я ожидал, но они не пришли.

Коббер помолчал.

— Вы, должно быть, пытались помочь им. Не так ли?

— Я их нашел и думал предупредить. Но — слишком поздно.

— Хорошо, что вы хотя бы пытались. Я проверял вас и не смог ничего найти. Но, должно быть, они придумали что-то новое, — добавил Коббер в раздумье.

— Это — новинка, — утомленно подтвердил Жэдивер. — И я не могу от нее избавиться.

— Расскажите. Думаю, я должен знать.

Сгорбившись в темноте, Жэдивер поведал о том, что с ним случилось.

— Плохо, — произнес Коббер после паузы.

Это прозвучало словно временная отсрочка приговора. Жэдивер знал.

— Мне нравился Бёрлингэм, — продолжал Коббер. — И Эмили тоже…

Бёрлингэм, конечно, неплохой парень. Эмили он видел раз или два, если считать последнюю ночь. Она заслуживала лучшей участи.

— Я не знаю этих полицейских, — сказал Жэдивер.

— Зато я знаю, и я их найду, — пообещал Коббер. — Мне нравилась Эмили.

Подобные намерения не сулят ничего хорошего, подумал Жэдивер, но в душе он одобрял его решение. Одним садистом станет меньше в вооруженных силах охраны порядка.

— Вам лучше бы уйти, пока есть возможность, — сказал Жэдивер.

Коббер рассмеялся.

— Я и собираюсь так поступить. Я знаю Венеру, и внутри меня нет шпиона.

Он поднялся, погасил свет и вытащил из-под кровати спаренный автомат.

— Возьмите. Вы нуждаетесь в нем больше меня.

Жэдивер поморгал благодарно глазами и взял оружие. Коббер верил ему.

Он поднялся.

— Позавтракаете?

— Нет, — ответил Коббер. — Я собираюсь последовать вашему совету и исчезнуть.

Подойдя к двери, он прислушался, приоткрыл ее и повернулся к Жэдиверу.

— Сообщите этому полицейскому, что я знаю столько фокусов со спаренными автоматами, что ему и не снилось. Я их продемонстрирую…

— Надеюсь, что я с ним не увижусь.

— А вы не обязаны. Они ему сами сообщат. Те, кто наблюдает за вами. Я надеюсь, что они это сделают.

Он приоткрыл дверь и исчез.

Кухня устала ожидать Жэдивера. Раздраженно прокудахтав, она прислала стол в комнату. Он механически сел и стал есть.

Не только расстояние, но прежде всего принцип действия устройства — вот что его занимало. Он не мог уйти от этой еще не решенной проблемы — ее следовало решить.

Во-первых, сведения передавались полиции с достаточной степенью точности. Ведь они оказались в состоянии предупредить ограбление. Неточно, но все же узнали, что во главе операции стоял Бёрлингэм и — сколько человек ему помогало. Знали приблизительно и дату.