Страница 5 из 17
– Да, Захарий, спасибо, всё исполню, как ты сказал.
После разговора со старцем Влад почувствовал себя поуверенней, даже лицо немного стало светлей. И обратившись к Лекше, подмигнув, сказал:
– Ну что, сынок, с луной на болото пойдём, вот и твоя теперь помощь понадобиться, вдвоём всегда сподручней будет!
Стемнело. Они взяли старые мешки и направились в сторону поймы. Под ногами хлюпала жижа, комарья было столько, что казалось, они со всех мест слетелись именно сюда. Старались траву рвать быстро, чтобы быстрей покинуть этот кошмар из кровососов, зажженная махорка не помогала и, поэтому одной рукой приходилось постоянно махать сломанной веткой, это замедляло их работу. Спустя где-то часа два, искусанные, Влад с сыном возвращались с болота с полными мешками. Как и говорил старец, они нарвали много багульника, от его запаха кружило голову и слегка мутило. Дома до ночи спрятали мешки в чулан, а сами стали ждать заветного времени. Но время, как назло, тянулось и тянулось, сильно выматывая хуже тяжкой работы. Вдруг раздался крик сыча. От неожиданности они вздрогнули. Когда сыч прокричал третий раз, они быстро приблизились к железной, выдвинутой на середину комнаты, кровати и стали обкладывать пахучим багульником спящую Радку, да так плотно чтобы не было прорех. Затем Влад достал мятый жёлтый листок, что дал ему раньше старец, и стал читать. Он пытался читать громко и важно.
Читая древние заклинания, которые написал на листке старый Захарий, Влад то и дело сбивался, повторяя вновь и вновь труднопроизносимые, забытые в веках древние слова, но с каждым произнесённым словом ему становилось легче, растерянность уходила, он читал твёрже и уверенней.
И вот воздух вокруг кровати стал видимым, будто кровать находиться в куске прозрачного льда, потом этот сгусток воздуха вздрогнул, как высокая трава под порывом ветра, и откуда-то, из неведомого, искрясь, словно тысяча светлячков, явилась сила, сила древняя родовая, стекаясь, она сначала сделала круг возле берегини в углу, а потом стала, словно частички света, облеплять спящую Радку. Они изумлёнными глазами смотрели на происходящее.
На какой-то миг Владу показалось, что вся эта комната и есть тот забытый ведающий мир, в голове плыли образы, старцы в расшитых рубахах, священные руны, сложенные в таинственные тексты, всё сопровождалось тонким звуком, будто далеко играет жалейка. Где-то там, в глубине сознания, он понимал – вот этот мир, который люди всегда считали мерилом всего, вот этот мир, описанный в ведах, мир забытых знаний и вот теперь через древние заклинания ему довелось хоть чуть прикоснуться к нему, этому заветному миру.
Возбуждённый до предела, с горящими глазами, он продолжал читать заклинания. Сознание уносило иногда туда, откуда пришла эта сила, сила тысяч поколений, туда, чему люди не могут дать определение до сих пор. Обескураженный, он не мог понять, где явь, а где нет. Вокруг плыло вроде видения, но какое-то непонятное, смешанное. Вдруг его глаза увидели женщину, одетую не так, как все. Влад совсем потерял чувство реальности, всё плыло.
Красная одежда и внизу, и вверху пересекалась чёрными зигзагами, густые волосы перехватывала такая же лента, такие же сапожки, всё говорило, что это не простая женщина. Хищное надменное лицо выдавало уверенность, даже наглость, все вокруг как-то сторонились её. Боже! Да это же Сумчиха! Влад уже ничего не понимал, всё спуталось в голове. Она приблизилась и заговорила:
– Что, глупенький, ты думал, я только твоя соседка? Я везде, я сейчас здесь, завтра там у вас, потом и у ваших внуков, так что я – везде и всегда! Глупец! Я как тень мыслей ваших, думаешь не видно как ты смотришь на Миланью, на её стан, в глаза её синие заглядываешь? Так что, милок, мы с тобой только начинаем!
Она расхохоталась со злобной издёвкой. Потом воображаемое как-то резко ушло, вновь перед ним комната, запах багульника, сынишка с широко раскрытыми глазами. Влад ещё какое-то время не мог прийти в себя, пока голос Лекши не вывел его полностью из этого состояния.
– Надо спрятаться, папа, быстрей надо спрятаться!
Завершив обряд, спрятались в чулане – кладовке за маленькой дощатой дверцей. После очередного крика сыча комната стала наполняться каким-то шорохом, затем послышался жутковатый хохоток и из всех углов к постели жены, корячась на коротких кривых ножках, медленно потянулась всевозможная нежить. В лунном свете их убогие бугристые тела отливали серо-голубым мистическим светом, в красных глазищах злоба и лютость. Они, повизгивая, как шакалы в стае, стали обступать кровать. Через мгновение из печи с шипеньем выплыл огненный шар, остановился, затем стал тускнеть, и на месте, где только что всё светилось и искрило, стала проявляться полупрозрачная фигура, проявлялась очень медленно, как морозный узор на окне, только узор не подвижен, здесь же всё плавно колыхалось, как бы дышало, словно туман в лощине. И когда проявилась вся фигура, стало ясно, что перед ними страшная могучая сила, заключённые кем-то в размеры человеческого тела, энергия струилась то вверх, то вниз, при этом было слышно потрескивание, как будто горят сосновые ветки, через всю фигуру проходили сине-фиолетовые линии, мелкие, средние и крупные, похожие на кровеносную систему человека,. И вот это страшное, сильное и в основе своей не понятное теперь здесь, в их доме, рядом с ними.
Влад сглотнул слюну, вышло нежелательно громко, призрак повернулся в сторону чулана. Самое поразительное было то, что лицо, если его можно было так назвать, выражало то состояние, что было у призрака сейчас – злость, в пике надменности, оно словно говорило «Что, человечишко, слабая душонка, прими неизбежность, падай на колени, вы жалкие, вы в большинстве своём предаёте своих, мелкодушные слизняки, вы слабые твари!» Злобный взор был обращён на них сквозь тонкую дощатую дверку, было жутко, казалось, взгляд призрака просачивается сквозь маленькие щелки дверцы.
Это становилось невыносимым, и Влад закрыл лицо сына руками, а сам отвернулся в сторону, но взгляд сам невольно устремлялся сквозь щели в двери на призрака, несмотря на жуткий страх.
Призрак поплыл по комнате, бросая всё по пути, сначала он выбросил все вещи Радки из сундука, а когда приблизился к шкатулке с украшениями, казалось, будто призрак злорадствует и усмехается, беря поочерёдно украшения, примерял и потом в бешенстве бросал прочь в угол. Пришла очередь любимой броши. Призрак долго крутил её, рассматривал пристально, словно запоминал, потом с силой бросил в зеркало. И брошка и зеркало разлетелись на несколько частей, так сосулька с крыши разбивается о землю. Испуганные Влад с сыном сидели в чулане, и казалось, они на маленькой лодочке попали в шторм, только этот шторм был из лютой злобы, ненависти к простым человеческим отношениям. И если сравнить, ещё неизвестно что страшнее, там водная стихия, хоть и мощная, но всё же просто сила, другое здесь – неведомое, не зря называется запредельным, тёмным, потусторонним. Значит, видно было, чего бояться, коль все поколения передавали из уст в уста всю непонятность и от этого ещё сильней пугающее суеверие, а вернее сказать, тот мир, за пониманием нашего разума.
Сделав круг по комнате, призрак вновь остановился напротив дверцы чулана, его взор будто проникал сквозь дверь, холодил всё внутри, вызывая дрожь и дикий испуг. Лекша ещё сильнее затрясся и прижался к отцу. Затем призрак приблизился к кровати и замер, словно взвешивал свои возможности.
– Папа, она… Папа, Сумчиха? – Испуганный почти до обморока, шептал он отцу.
– Тихо, ради твоей мамы, тихо! – Влад как мог, успокаивал сына, закрывая его лицо рукой.
Бледные, дрожа от страха, они сквозь щель двери наблюдали, как возле спящей Радки неистовал призрак, страшный, он метался по комнате, пытаясь приблизиться к постели, но в последний миг, что то его отбрасывало, он бесился, то взмывал к потолку, то отлетев в угол, издавал жуткие звуки, что-то вроде скрежета, от которого становилось на душе так жутко, что разум отказывался принять всё как реальность. Призраку вторила вся нежить, они то лязгали зубами, то подвывали, как стая давно не жравших шакалов. Но наконец-то время их ушло, вся нежить растворилась тихо, а вот призрак, ещё побесившись, вылетел в трубу печи подлетев к внешней стороне окна проскрипел: