Страница 12 из 24
Но эта версия (особенно в совместных мемуарах) также раскрывает серьезное опасение Белого дома относительно последствий возможного коллапса «сильного центра» в Москве и соответственно готовность помочь его сохранению. Госсекретарь Джеймс Бейкер даже настаивал на том, чтобы Соединенные Штаты «сделали все, что мы можем, чтобы усилить центр». Единственным несогласным, постоянно выступавшим за распад Советского Союза, был министр обороны Чейни.
Несмотря на сделанные задним числом разъяснения, Буш в своей речи, обращенной к украинцам, по сути, одобрил проводившуюся в Советском Союзе реформу и даже пытался убедить своих скептически настроенных слушателей – «она обещает, что республики будут сочетать бо́льшую автономию с более свободным взаимодействием – политическим, социальным, культурным, экономическим, а не стремиться к изоляции». Признав достоинства «большей автономии» (но не независимости), Буш заверил растерянных украинцев, что Америка намерена «развивать бизнес в Советском Союзе, включая Украину». В заключение президент, обращаясь к аудитории как к «советским гражданам, стремящимся создать новый социальный договор», заверил, что «мы объединимся с этими реформаторами и вместе пойдем по пути, ведущему к тому, к чему мы призываем, энергично призываем, к новому мировому порядку».
Речь ненамеренно показала суть стратегии и инстинктивные устремления, определявшие поведение Буша. Его ориентация на статус-кво, к тому времени значительно отставшая от событий, привела к игнорированию чувств аудитории, ожидавшей от него понимания и поддержки, но встретившей холодный прием. Эта речь, несмотря на более поздние разъяснения, по существу была сильным и явным аргументом в пользу сохранения Советского Союза и, следовательно, была против украинских устремлений к независимости.
К счастью, она не стала последним словом. Вскоре события вышли из-под контроля Буша и Горбачева и лишили эту речь всякого значения. Через несколько дней провал путча против Горбачева, организованного советскими сторонниками жесткой линии, вызвал стихийное движение к независимости, и Соединенные Штаты не могли уже больше оставаться в стороне. Украина провозгласила независимость, и у администрации не было иного пути, кроме как поддержать ее. Грохот развала Советского Союза начался с решительной серии выступлений Балтийских республик. С явным нежеланием Горбачев все-таки признал эту реальность в начале сентября, и Соединенные Штаты, предупредив Москву, что не могут больше ждать, немедленно признали независимость Балтийских государств.
Одним словом, политические события намного обогнали политические решения. Этот разрыв еще больше усилил неопределенность развития ситуации, и те, кто принимал политические решения, сами оказались в плену событий. К концу 1991 года Горбачев и Советский Союз стали историей. Борис Ельцин и урезанная Россия (примерно с 70 процентами прежней территории СССР и 55 процентами населения) теперь должна была получить помощь, чтобы выбраться из-под обвала, который с удивительно малыми проявлениями насилия сразу разрушил идеологию, имперскую систему, амбиции глобальной атомной державы и некогда жизнеспособную тоталитарную структуру.
Теперь администрации Буша было необходимо убедиться в том, что советский ядерный арсенал не попадет в ненадежные руки государств-наследников, на территориях которых он размещался, и не допустить, чтобы это «выпущенное на волю» ядерное оружие оказалось проданным и исчезло где-нибудь за границей. В последний год президентства Буша главное внимание американская дипломатия уделяла непростым переговорам с независимыми Украиной, Белоруссией и Казахстаном относительно передачи всего этого оружия России. Этот вопрос потребовал много времени и больших усилий, и команда Буша занялась им энергично и искусно, используя престиж Соединенных Штатов, возросший до небывалого уровня в результате кончины Советского Союза.
К сожалению, стремительно развивающиеся события и сложность возникших задач в условиях драматически меняющихся американо-советских отношений в течение предшествующих трех лет (не говоря уже о проблемах, возникших в конце 1990-х годов в результате захвата Саддамом Кувейта и беспрецедентной военной операции в начале 1991 года) оставили администрацию Буша в интеллектуально истощенном состоянии и творчески обессиленной. Она успешно справилась с демонтажом «империи зла», но оставалось мало времени, чтобы разработать план развития после победы, которое они так же, как и другие, не смогли предвидеть в полной мере. Новые президентские выборы приближались, и искушение почить на лаврах и положиться на туманные лозунги оказалось слишком сильным, чтобы ему противостоять.
Поэтому политика в отношении новой России была богата риторикой, великодержавными жестами и стратегически пуста. Бориса Ельцина прославляли как великого демократического лидера, отчасти чтобы компенсировать холодный прием, оказанный ему ранее Бушем из-за нежелания обидеть Горбачева. Но недостаточно уделяли внимания программе политической и социально-экономической трансформации, надежно связавшей бы Россию с Европой. Финансовая помощь действительно потекла в Россию, но бездумно, без направляющей концепции, связанной с какой-либо обязывающей программой экономической и финансовой реформы (например, такой, какую смог предложить Польше ее министр финансов Лешек Бальцерович). Оказанная правительству Ельцина финансовая помощь не была мелкой. К концу 1992 года было выделено свыше 3 миллиардов долларов для продовольственных и медицинских грантов, свыше 8 миллиардов долларов на выравнивание платежного баланса и почти 19 миллиардов долларов экспортных и других кредитов и гарантий. Бо́льшая часть этих денег была просто украдена.
Пока прославляли Ельцина, а Америка и Европа заключали в объятия Россию с ее политическим хаосом, увидев в ней братскую демократию, российское общество погружалось в беспрецедентную бедность. 1992 год по экономическим условиям можно было сравнить с годами Великой депрессии. Еще больше усугубляла ситуацию целая стая западных, большей частью американских, экономических «консультантов», которые нередко вступали в сговор с российскими «реформаторами» в целях быстрого самообогащения путем «приватизации» российской промышленности и особенно энергетических ресурсов. Хаос и коррупция превращали в насмешку российские и американские заявления о «новой демократии» в России. Реальные последствия коррупции сказались на российской демократии уже немалое время спустя, после того как истек срок пребывания Буша у власти.
Еще бо́льшие затруднения возникали из-за неопределенности статуса российского государства. Эта проблема требовала серьезного внимания, но его уделено не было. Сначала считали, что за распадом Советского Союза в декабре 1991 года последует новое объединение, названное Содружеством Независимых Государств (СНГ). Тесный союз, возглавлявшийся Кремлем, должен был реформироваться в свободную конфедерацию, все еще координируемую из Москвы, но эта концепция была отторгнута из-за национальных устремлений нероссийских государств, для которых конец Советского Союза означал как минимум государственный суверенитет. Первой стать независимой решила Украина, и это сделало СНГ умирающей фикцией.
Администрация Буша не знала, что к 1992 году останется мало времени, чтобы рассматривать эти новые проблемы в рамках широкой стратегической перспективы. Гордясь своим искусным руководством демонтажа советской империи, но удивляясь ее столь быстрому распаду, команда Буша, понимая, что до следующих президентских выборов остается меньше года, на некоторое время дала событиям в постсоветской России идти своим чередом, предполагая заняться ими в период второго президентского срока, который, однако, так и не состоялся. Новый мировой порядок риторически был видоизменен, приняв ельцинскую Россию, но без каких-либо существенных изменений и без долговременного плана в отношении постсоветского мира.
Точно так же команда Буша, введенная в заблуждение высокопоставленными чиновниками, полагавшими, что Югославия продолжит свое существование без Тито, а затем столкнувшаяся с враждой между новообъявленными республиками, позволила югославскому кризису идти своим ходом. Примечательно, что в мемуарах Буша – Скоукрофта, насчитывающих свыше 590 страниц, где детально описываются все главные проблемы, с которыми столкнулись авторы, содержатся лишь четыре упоминания о Югославии, к тому же очень кратких. Поскольку Соединенные Штаты остались в стороне, а сама Европа оказалась не в состоянии что-либо предпринять, югославский кризис развивался бесконтрольно и становился чудовищным и кровавым. Можно предположить, что в случае вторичного избрания Буша президентом он уделил бы этому вопросу должное внимание, но случилось так, что мучительный и сопровождавшийся все большим насилием конфликт достался его наследнику как незавершенное дело.