Дженнифер и Ники

— Как это случилось? — спросила Ники. Дженнифер взглянула на Николь. Та пожала плечами. Что они натворили?

— Вот! — крикнул он им. — Откуда вам знать, что значит возиться с этой штукой? Она втягивает меня в беду повсюду, куда бы я ни пошел. Женщины дразнят. Мужчины шутят. Жаль, мне не хватает смелости отрезать его и стать кем-нибудь другим.

Его слова прозвучали так искренне, с такой красноречивой страстностью, что Дженнифер была тронута и снова почувствовала себя сбитой с толку.

— Почему ты изнасиловал ее? — спросила Ники. — Только не говори, что твой малыш заставил тебя сделать это.

Он упал на колени перед тремя женщинами. Только по его взгляду, украдкой брошенному поверх их голов, можно было догадаться, что он обращается также к Алэну и к еще двум мужчинам, до сих пор безмолвно наблюдавшим за сценой.

— Мой член — настоящий альбатрос. Когда я был мальчишкой, он уже имел теперешние размеры. В старших классах от девчонок просто не было отбоя. В чем же можно винить меня, если окружающие с самого начала придавали такое значение тому, что от меня не зависело? Посмотрите на меня. Я обычный парень. Ничего особенного. Но стоит мне снять брюки, женщины так и липнут ко мне, думая, что я великолепный любовник. Я не виноват в том, что они липли ко мне и ожидали слишком многого, но это именно так и было. И даже когда у меня не все так здорово получалось, они, кажется, не замечали или им просто было все равно. Главное, им было чем похвастаться перед подружками, как парень похваляется тем, что уложил в постель девчонку с самыми большими сиськами в городе.

— Ты кое-чему научился, не так ли? — спросила Дженнифер. — Ты понял, как женщины умеют добиваться своего? — Ее голос звучал резко, но в душе она начинала проникаться симпатией к Монте.

Он покачал головой.

— Все, чему я научился, это платить женщинам той же монетой. Они были для меня объектами, сменяющими друг друга. Я мог трахнуть любую, и это ничего не значило. Им был нужен не я, а мой член.

Николь желчно рассмеялась, хотя по ее глазам было видно, что рассказ тронул и ее. Эта история была понятна каждой женщине, потому что, даже если у нее самой не было огромной груди, такая грудь была у ее подружки.

— Но это еще не значит, что ты можешь ходить и насиловать женщин, — возразила Дженнифер.

— Я уже сказал, что потерял власть над собой, как только тебя увидел. Я прошу прощения за то, что произошло, но когда я увидел твое тело, то понял, что пойду на все, лишь бы обладать им.

— И ты пошел на все, — напомнила Дженнифер, — кстати, как твоя задница?

Он потрогал рукой сзади и поморщился:

— Болит.

— Моя пизда тоже.

Они поглядели друг на друга с сочувствием. Ники и Николь наблюдали за ними, с повышенным интересом ожидая, что произойдет дальше. Они сбросили с себя одежду, и Дженнифер отлично понимала, что они сделали это не для того, чтобы продолжать интересный разговор о незавидном положении сексуального объекта. Они заявляли о готовности вступить в игру.

— Ну что ж? Одного взгляда на 10-дюймовый, налившийся соком член Монте было достаточно, чтобы понять, что его с лихвой хватит на всех. Она заметила, как подведенные черной тушью глаза Николь горели от нетерпения, а Ники, хоть и была более сдержанна, все чаще бросала взгляд на восставший член.

Дженнифер шагнула в перед. Разумеется, она имела больше прав на Монте. Она пострадала и могла рассчитывать на вознаграждение.

Осторожно, как японская гейша, она наклонилась между ног Монте и всосала головку его гигантского пениса. Она играла с ним языком, слизывая выделяющуюся жидкость и чувствуя, как ласки отзываются ей приятным щекотанием в области клитора. Сосание заводило ее, особенно когда ей доводилось взять в рот член таких выдающихся размеров.

Она выпустила член, видя, как жаждет Ники закончить начатое ею, как влажно блестят ее губки в предвкушении соприкасания.

— Оставляем его тебе, — сказала Дженнифер, уступая свое место у ног Монте.

Николь была реалисткой. Зная, что Ники не скоро кончит, она занялась двумя оставшимися в комнате мужчинами, кроме Алэна. Она знала, что Дженнифер сама претендует на ведущего группы «О».

Дженнифер приняла как поздравление восхищенный поцелуй Алэна, поцелуй человека, который сам еще не до конца поверил в свершившееся у него на глазах превращение. За их спиной бушевала оргия, когда они обнялись, точно никогда еще не прикасались друг к другу.

Дженнифер подарила Алэну долгий страстный поцелуй, стараясь вложить в него все чувства, обретенные сегодня в группе, все, чего ей не хватало ранее.

Когда их губы разомкнулись, Алэн объявил, что самая важная встреча еще впереди:

— Мой отец хочет видеть тебя.

— Сейчас? Не может он подождать?

— Видимо, нет. Он всегда говорит: «Главное правильно выбрать момент».

20

Пэр Митя взял за правило никогда не принимать более одного человека одновременно, и то, что он говорил во время таких персональных аудиенций, соответствовало личности приглашенного. Пэра Митю не интересовали массовые движения.

Алэн подвел ее к уединенному домику своего отца, приютившемуся в уголке имения, в стороне от основных построек. Ночь была довольно прохладной; от реки поднимался туман.

Они остановились перед невзрачного вида домиком, и Алэн прижал ее к себе так крепко, чтобы чувствовать ее грудь через ткань пальто. Он хотел ей что-то сказать и мучительно подбирал слова.

— Дженнифер, я хочу сказать тебе кое-что. Я не вижу причин, чтобы не любить тебя. Там, на острове, все было всерьез.

Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Боясь, что, отвечая, она может напугать его своей эмоциональностью, Дженнифер лишь прошептала в ответ: «Да, всерьез».

Он повернулся и пошел прочь, оставив ее одну. Она подождала, пока его шаги по мерзлой земле не стихнут вдали. Потом глубоко вздохнула, выпуская изо рта клубы пара, и постучала в простую дверь уединенного жилища Пэра Мити.

Дверь со скрипом приоткрылась, как бы сберегая внутреннее тепло помещения, и показался человек среднего роста с белой бородой.

— Да, — произнес он.

— Я — Дженнифер Сорел. Вы назначили мне встречу.

— Я помню. Входите.

Она шагнула за порог и обнаружила, что комната освещается лишь слабым лунным светом, падающим из окна. Бородатый человек вытаращил на нее глаза и поманил скрюченным пальцем.

Она последовала за ним через просторную комнату, полную, кажется, спящих кошек. Она шла, с удивительной ловкостью умудряясь не наступить ни на одну из них, и остановилась, когда Пэр Митя зажег свет над кухонным столиком.

Желто-зеленый шелковый абажур, покрывающий лампу, делал отбрасываемый ею свет приглушенным и мягким, как раз таким, какой приятнее всего для глаз ночью. Она висела над белым лакированным кухонным столиком, на котором находилась баночка арахисового масла, раскрошившаяся по краям, отсыревшая буханка черного хлеба и огромный нож.

Белобородый человек сел за столик и взял в руку нож. Он отрезал два ломтя черного хлеба и протянул один из них Дженнифер.

— Хотите есть?

— Я хотела бы увидеть Пэра Митю. Это вы?

— Что вы хотите узнать? — спросил он.

Он посмотрел на нее из-под белых кустистых бровей и улыбнулся самой прекрасной улыбкой, какую Дженнифер когда-либо приходилось видеть. При помощи ножа он размазал коричневатое масло по влажной поверхности хлеба, потом поднес бутерброд ко рту. У него были крепкие белые зубы, оставившие следы на хлебе и масле, когда он откусил кусок хлеба и стал пережевывать его с наслаждением.

Дженнифер пододвинула себе стул и села напротив Пэра Мити. Ей вдруг вспомнились все те вопросы, касающиеся Ники и Алэна, что приходили ей в голову за последние месяцы. Она лихорадочно рылась в памяти. Честно говоря, она не знала с чего начать. Огромное количество вопросов совершенно сбило ее с толку. Наконец она решила начать с того, что было для нее самым важным.