Дженнифер и Ники

Жаждущий взгляд устремленных на нее глаз усиливал возбуждение. Она раздвинула ноги, чтобы он мог видеть, что и она истекает соком от нетерпения.

— Давайте же, Юрий. Теперь дело только за вами.

Она закрыла глаза, ожидая, когда мускулистое тело навалится на нее, предвкушая его тяжесть, тепло, запах страсти.

Обидные слова поразили ее, заставляя открыть глаза.

— Вы потаскушка. Соблазнительница…

Сначала она не поняла его. Возможно, из-за акцента. О чем он говорил? Он распял ее голую на кровати, когда они были всего десять минут знакомы, и он же, кажется, упрекает ее. Она потянулась к нему, но он отстранился. Ее поразило то, что он встал и принялся расхаживать по персидскому ковру перед кроватью.

— Нет! — яростно воскликнул он, теребя пальцами свою шевелюру так, точно там гнездился сам дьявол.

— В чем дело, Юрий? Пожалуйста, давайте займемся любовью, — позвала она, но он, казалось, не слышал. Он остановился в ногах кровати и глазел на нее. Она глядела на его сильные ноги танцовщика и тяжелую плоть гениталий, когда он заговорил. Его голос чуть охрип от волнения, а член был наполовину возбужден.

— Нет, я сохраню все, каждую каплю энергии для танца. Жаль, что у вас осталось обо мне превратное мнение.

— Не выдумывайте, Юрий.

Что за черт! Она встретилась с ним взглядом, читая у него в глазах желание, страх, томление, нерешительность и еще какую-то непостижимую глубину.

Она вздохнула с сожалением и села на кровати.

— Жаль, что я не люблю сигареты, сказала она. — Сейчас было бы самое время.

— Я сейчас оденусь как следует, и тогда, может быть, мы будет вести себя более культурно по отношению друг к другу. Я буду позировать, а вы снимете кадры, которые войдут в историю танцевального искусства.

— Я не понимаю. Вы только зря сбили меня с толку.

— Не вам задавать мне вопросы, мисс Сорел, — сказал он холодно, стоя в другом конце комнаты перед дубовым гардеробом. Он распахнул дверцу и достал белую холщовую рубашку и мятые джинсы. Он говорил, пока одевался, и густая прядь каштановых волос спадала на белый лоб.

— Мне стыдно за то, как я встретил вас. По натуре я не склонен нападать на прекрасных незнакомок. Америка предоставляет столько соблазнов, что мне хочется получить все и сразу. Я становлюсь подобен ребенку, потому что все так доступно… Эти сочные тела американок, точно плоды на деревьях, мне очень жаль…

Дженнифер сидела на кровати, надевая лифчик. Ее глаза горели.

— Не жалейте о том, что вы набросились на меня, а жалейте о том, что не довели начатое до конца. Вы могли бы воплотить одну мою фантазию, которую я лелеяла полдюжины лет. Чего вы не понимаете в американских женщинах, по крайней мере в этой американской женщине, так это того, что они сами способны выбирать. Когда вы коснулись меня, вы сделали это с моего благосклонного согласия. Вы не знаете, какая у вас власть над женщинами, Юрий?

Было видно, что ее слова удивили его.

— Спасибо, что вы это сказали. Ваше достоинство лишь подчеркивает мою неотесанность, — проговорил он с усилием.

— Вы не понимаете меня, Юрий. Я не считаю, что вы вели себя грубо, по крайней мере передо мной вам не за что извиняться, разве только за то, что не завершили начатого.

Он шумно вздохнул.

— Это правда? — в вопросе слышалось недоумение. — Конечно, вы говорите так лишь для того, чтоб я лишний раз почувствовал себя скотом.

Она вскочила с кровати и обвила его шею руками. Она ласково перебирала его каштановые локоны, глядя ему прямо в глаза. Ей было очень важно то, что она собиралась ему сказать.

— Послушайте, Юрий, я фотограф. Я снимаю людей. Некоторые их них мне нравятся, некоторые нет. Вы попали в число первых. Когда я вижу, как вы танцуете, я мысленно перевоплощаюсь в вас и я хочу секса с вами.

Снова обретая уверенность в себе, он обнял ее и прижал к своей широкой груди.

— Я, право, не знаю, что делать. Пожалуй, лучшее, что я могу дать вам, это кадры, которых не снимал еще ни один фотограф.

— Я хочу только, чтобы вы были естествененны.

— Не будьте глупышкой, — он приложил ей палец к губам, у вас будет то, чего не было никогда у других фотографов.

В Дженнифер заговорил профессиональный интерес. Она огляделась в поисках одежды и заметила обрывки на полу у кровати.

— И что же я надену, — сокрушенно произнесла она.

— Вам холодно? — заботливо осведомился он.

— Я голая, а вы одеты. Да, мне нужна одежда.

— Так… — он задумчиво почесал свой квадратный подбородок.

Он огляделся, потом прищелкнул пальцами. Он шагнул к гардеробу и распахнул его. Мгновение он стоял в нерешительности, затем выдернул горностаевую шубку и бросил ей. Она поймала ее детским движением и утонула в ней.

— Вам очень идет. Женщина, для которой я привез ее, сбежала с моим братом, так что мне очень приятно отдать эту шубку вам.

— Так тепло.

Улыбка осветила его грубое русское лицо. В его глазах светилось счастье.

— Теперь вы должны сделать отличные кадры. Я не могу более стоять на вашем пути к успеху.

Дженнифер с усилием проглотила его слова. Они оставляли неприятное двойственное впечатление, ему не стоило их говорить. Она принялась распаковывать аппаратуру и устанавливать освещение. Работа помогла ее успокоиться.

— Что я должен делать? — спросил он, видя, как она сгибается под тяжестью аппаратуры.

— Пойти побриться. Мне нравится ваша борода, но, я думаю, большинство людей все же предпочтет гладкое лицо у великого танцора.

Он покраснел как мальчик и кивнул. Он пошел в ванную и прикрыл за собой дверь.

— Фу, — Дженнифер глубоко вздохнула. Она была рада получить передышку от неистового вихря по имени Юрий Московой. Теперь у нее было время установить освещение. Она закрепила свой «Никон» на треноге и занялась некоторыми деталями, связанными с выдержкой.

Выйдя из ванной, Юрий выглядел собранным и спокойным. Вид камеры и направленных на него прожекторов, подействовали благотворно. Он непринужденно улыбнулся, а Дженнифер нахмурилась, надеясь, что он не собирается разыгрывать перед ней тот спектакль, который знаменитости репетируют перед зеркалом, а потом демонстрируют всем фотографам.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он.

— Притворились другим человеком, другим танцором.

Идея ему понравилась. Роль другого человека открывала новые возможности. Он поднял руки над головой и начал танцевать.

— Это обычный народный танец, — объяснил он ей, в то время как его ноги отбивали такт на полированном полу комнаты. — А вот это, например, Руди Нуриев.

Дженнифер видела, как он все больше воодушевляется, изображая стиль Нуриева так точно, что она готова была поверить в волшебное чудо.

— Вы разучили это заранее, — сказала она, щелкая затвором фотоаппарата.

— Мы с Руди друзья. Он такой мастер, что ему легко подражать.

— Прошу вас, снимите одежду и продолжайте.

— Публика будет шокирована.

— Публика оценит красоту вашего тела. — Она играла на его тщеславии.

— Да, пожалуй.

Он разделся и танцевал перед ней, удивительно точно копируя стиль Барышникова и Петра Мартинса. Он превратил уютную гостиничную комнату в сцену.

Наконец он сказал: «Хватит». Когда он остановился, на его красивом русском лице можно было заметить лишь легкую тень усталости. Он был в отличной форме, несмотря на измождение, и тело его казалось не знающим усталости, почти нечеловеческой машиной, состоящей из сухожилий и мускулов.

— Вы засняла все, что нужно? Я старался искупить свое ужасное поведение.

Она дотронулась до его щеки.

— Да, я знаю. Я должна бы быть счастлива.

— Но?.. Почему вы несчастны?

— Эти снимки все же несовершенны. Я хотела, чтобы вы излили душу передо мной, чтоб вы были абсолютно свободны.

Он замер, не закончив движения, неподвижный, как изображение Кабуки.

— Я танцор, и я свободен.

— Нет, вы связаны тем, что вы делаете. Я хочу сфотографировать вас, а не роль, не перевоплощение. Вас. Понимаете?