Старик

– Садись зять. Ты один меня понимаешь, – он налил водку в две стопки,

– Я только одну, – запротестовал Денис.

– Дело твоё. Со «вшивками» я пить не буду.

После двух стопок старик оказался в своём обычном полупьяном состоянии. Собеседник ему уже не требовался, он разговаривал один, сыпля нравоучениями в адрес жены и дочек:

– Я царь и Бог! – это выражение он применял к месту и не к месту, – я научу вас, как уважать главу семейства. Что вы думаете, я не найду выпить? Найду. Меня вся деревня уважает. Каждый даст опохмелиться. А вы тунеядки и бездельницы.

– Да замолчи ты, наконец! – это вступила в разговор жена.

– Раз ты глава, почему же нам не наливаешь? – Идка ехидно подковырнула.

– Садись, налью. Только не бабье это дело, пить водку. Мужик, он и есть мужик, сколько не наливай, будет, как стёклышко, а вам пить вредно и даже опасно. Вам рожать надо и за домом смотреть, а не водку пить. Вы в хозяйстве никчемный народ, дармоедки.

– Дармоедки тебе стирают, варят и даже спать укладывают, – Идка не унималась.

– Всё равно вы сидите на моей шее, я вас кормлю и содержу.

Выпив ещё стопку, старик умолк, посапывая прямо за столом. Всё повторилось, его снова утащили на диван.

Широкий горизонт был чист. С моря несло прохладой. Воздух, насыщенный морскими запахами, освежал. Шёл прилив. Песчано-глинистые отмели постепенно исчезали под водой. Морская вода медленно, но неуклонно приближалась к основному берегу. Чайки летали, крикливо извещая о том, что обед закончился. Морское дно, кормившее не только чаек, но и других птиц, исчезало, а это означало, что надо ждать отлива, когда будет опять «накрыт» обильный стол. Покружившись, чайки расселись на привычные места на морском берегу и на море среди волн.

После обеда старик очнулся. Он встал с дивана и, ни слова не говоря, вышел во двор. Весь его вид говорил о том, что ему ещё хуже, чем было с утра. Помятый, небритый и опухший он пошёл к морю. Привычно осмотрев своё хозяйство, Алексей Сергеевич пошёл сдаваться женскому полу, так как недопитая бутылка водки была спрятана, а снова занимать ему просто не позволяла совесть. Долги надо отдавать, а отдавать было нечего.

– Идка, Наташка, где моя бутылка?

– Какая бутылка? Та, что ты принёс, выпита, а другой нет.

– Не мог я выпить всю бутылку, не врите и не обманывайте.

– А ты что, не помнишь, что угощал нас?

– Вы тоже не могли выпить, у вас только язык мотается из стороны в сторону.

– У тебя почище мотается, да мы не упрекаем.

– Налейте, изверги, стопку, – старик твёрдо стоял на своём. Из опыта он знал, что рано или поздно бутылка появится. Татьяна Игоревна сказала, как отрезала:

– Не давайте ему больше ничего. Царь и Бог всем надоел за два дня. Зять приехал, а он только жрёт водку.

– А тебя вообще никто не спрашивает. Я вырастил дочерей, у них и спрашиваю.

– Вспомнил. Много ты дочерей-то видел? Пока пил, они и выросли.

– Ты что ли вырастила?

– Ну, не ты же.

Перепалка продолжала разрастаться, норовя опять превратиться в ссору. Наташа принесла налитую стопку и поставила на стол.

– Вот, последнюю стопку ты не выпил, она осталась, а больше ничего нет.

Старик сразу забыл, о чём шла речь. Он смотрел на своё лекарство. Лицо прояснилось. Не отводя глаз от стопки, он сел за стол и одним махом её опрокинул в рот. Закусывать он не стал, а сидел, чувствуя, как внутри разливается привычное тепло.

– Я вас научу уважать главу семьи. Вот, Наташка понимает, уважила отца, настоящая дочь, а у Идки только одни смешки, один ветер в голове. Помирать буду, а стопку не подаст, никчемный человек.

– Зато ты царь и Бог, очень в хозяйстве человек нужный, производитель. Особенно сейчас очень ценен, для размножения последующих поколений.

– Да, для тебя я царь и Бог!

Старик надел свою замурзанную шапку и вышел из дому. Перепираться с дочерьми не было уже никаких сил, да и старуха не давала никакого житья. Алексей Сергеевич пошёл к морю. Там было единственное спокойное место, около своего карбаса. Море щедро выбрасывало на берег морские водоросли, которые, засохнув, хрустели под ногами.      Он ждал шторм, не просто ждал, а готовился к заготовке даров моря. После шторма на берегу оставались лежать водоросли, которые собирали всей деревней. Мошок или, по-научному, анфельция, заготавливался мешками, а после сушки всё сдавали на заготовительный пункт, откуда водоросли шли в фармацевтическую и кондитерскую промышленность.

Для сушки развешивали на кольях сети. Самое сложное заключалось в том, что после сушки из мошка необходимо вытряхнуть весь песок, который надуло на морском берегу ветром. С песком водоросли считались некондиционными и на приёмный пункт не принимались. Дед командовал:

– Вам, внучки, задание: до обеда прогрохотить водоросли.

Эта операция так и называлась – грохотить, иначе – выбить из мошка весь накопившийся песок.

– Дедушка, а можно мы это сделаем завтра? – внучки любыми путями пытались увильнуть от тяжёлой и неблагодарной работы.

– Нет, я сказал – за работу, значит, за работу и нечего отлынивать.

Дети принимались колотить снизу по сетке. Песок сыпался на них сверху, донимала жара, они изнемогали от усталости, но работу выполняли добросовестно. Это была детская работа, наиболее лёгкая.

Заготавливали также и ламинарию, но её заготавливали другим способом, выкашивая прямо с морского дна. Эти летние заготовки были одним из источников дохода жителей деревни. Правда, после собирания по берегу мошка не разгибалась спина, но это были издержки производства. Спину можно выпрямить потом на диване, а заготовкой надо заниматься сразу после шторма. Позднее на берегу ничего не будет. Жители подберут всё, что принесло море. Заготовкой как раз и занимаются дочери, приехавшие на летний отдых. В этом, конечно, от них помощь большая. Старик размышлял: по его приметам шторм должен быть завтра, а это означает, что надо трезветь и готовиться к заготовкам. Работы хватит для всех, да и дочери вместо чесания языка, займутся делом.

Чайки вдруг встрепенулись, взлетели со своих мест и начали кружиться над волнами, падая к самой воде и вновь взмывая вверх. Они выискивали в волнах только им видимый корм, пытаясь, отнять его друг у друга. Подняв невообразимый гвалт, они носились взад-вперёд над волнами, выделывая немыслимые пируэты. На старика, казалось, они не обращали никакого внимания, но стоило ему только шевельнуться, как эта кричащая гвардия тут же перемещалась от человека подальше. Прибрежные валуны затопило водой. Скоро наступит полный прилив, а затем начнётся обратный процесс.

Вода, постепенно отступая, будет уходить с песчаных отмелей, оставляя корм для пернатых. Всевозможные рачки и мелкие рыбёшки, не успев откатиться вместе с водой, будут искать убежище в глинистых отмелях до следующего прилива.

* * *

Старик стоял на берегу и вспоминал, как однажды, ещё в молодости, он с напарником Сашкой Чертковым уехал поохотиться на гусей. Ничего необычного в том, что поморы куда-то поехали, не было. Ездить приходилось всегда: на промысел, за дровами, отвезти больного – жизнь преподносила много случаев, когда необходимо было поднять паруса. А на охоту ездили не только для пропитания, но и для отдыха. Гусиная охота захватывала, и каждую весну отправлялись карбаса под парусами в море, на заветные места. Выставлялись ловушки на камбал, а в свободное время поморы занимались охотой.

Жёны, как правило, оставались дома ждать возвращения своих мужей с добычей. Вся женская часть работы была после возвращения мужиков домой: надо всё прибрать и определить по своим местам на хранение. Особенно много возни с гусями, которых надо ощипать, выпотрошить и засолить для длительного хранения. Перо шло на перины и подушки, а мясо очень здорово выручало зимой.