Страница 213 из 271
- Так ты это чувствовал?!
- Да, я же эмпат.
Мне захотелось дать себе с размаху по лбу.
Ну, конечно же, эмпат! Чего ради, спрашивается, я мучилась всё это время, если лягушонок «читал» меня, как открытую книгу?! Значит, всё очень просто! Даже получив свободу, он не будет задаваться вопросом, как же я к нему относилась, – он точно будет знать, что я любила его и хотела ему только добра! Возможно, это не будет иметь решающего значения, но хотя бы снимет с меня возможные обвинения в использовании или манипуляциях.
Радостно улыбаясь, я прильнула к нему и спросила:
- А что я чувствую сейчас, знаешь?
И тут он отрицательно покачал головой.
На меня словно обрушили ведро с ледяной водой. Вглядевшись в него, я недоверчиво переспросила:
- Не знаешь?..
- Я не чувствую вас, сагите… Это запрещено. Я никогда не мог прочитывать чувства своих хозяев, это табу.
- Но почему?
- Не знаю… Может быть, чтобы не знать о них чего-то запретного? Чувства могут рассказать о человеке куда больше, чем его мысли.
Я разочарованно опустила голову. Ах, если б знать об этом тогда, когда я меняла его установки… Ведь можно было б снять и этот запрет! Но мне и в голову не пришло, что среди прочих установок будет вот такая, – табу на прочтение эмоций хозяина. Хотя… а как же секс? Как тогда Вайятху узнавал, чего хочет хозяин? И как появлялся Проводник?
На мои вопросы Маугли честно ответил:
- Каждый сагат сам рассказывал, как он хочет получать удовольствие. Сам учил, сам показывал… А на Проводника этот запрет не распространяется, он всегда был эмпатом. Когда хозяин говорил, что хочет на четырнадцатое небо, я просто звал Проводника и дальше он всё делал сам. Ему не нужно было ничего объяснять.
Я поёжилась. Да уж… Второе «я» лягушонка точно никогда не задавал вопросов, предпочитая решать за двоих. Значит, вот в чём была причина… Что ж, тогда я зря обрадовалась. Ничего не изменилось.
- Сагите, не надо, не печальтесь… Когда у вас такие грустные глаза, у меня болит сердце. Что мне сделать, чтобы вы снова улыбнулись?
Я вздохнула. Как получалось у повзрослевшего лягушонка даже такие банальнейшие, набившие оскомину вещи говорить так, что во мне отзывалась каждая струнка, заставляя верить, что у него и вправду болит за меня сердце?..
- Ничего, ты не при чём. Просто я надеялась, что ты сам знаешь, как я люблю тебя…
- Я тоже люблю вас, сагите… – прошептал он, трогая мои губы. – Но мне больше нравится, когда вы радуетесь. Когда ваши глаза блестят, когда вы целуете меня… да, вот так… и вот так… Или когда шепчете моё имя… или когда гладите меня… везде… где захотите… потому что я – ваш… полностью… Я живу для вас… Возьмите меня себе… пожалуйста… и не прогоняйте… никогда…
Всё-таки в Вайятху крылась какая-то магия, потому что ничем иным нельзя было объяснить, отчего мне отчаянно, до рыдания, захотелось слиться с ним в единое целое, утешая его, и «забирая» себе то, что он так щедро предлагал, даже зная, что всё не по-настоящему, не всерьёз…
Неизвестно, как далеко мы зашли бы, но тут в окно, почти задев мои волосы, влетел давешний «голубь», а за ним – ещё несколько. Они радостно зачирикали что-то, кружась по комнате.
Маугли, оторвавшись от меня, посмотрел на них и широко улыбнулся. После нескольких секунд переклички и хлопанья крыльев, летуны успокоились и расселись на шкафу, поглядывая на нас удивительно умными глазками-бусинками. Вайятху протянул руку, и одна из птиц спорхнула вниз. Я с восхищением разглядывала «голубя», крепко вцепившегося в пальцы лягушонка. Птичка вблизи оказалась необыкновенно красивой: сизой, с переливами в розовый и голубой. Вокруг клюва у неё было малиновое колечко, словно она испачкалась в варенье и не вытерлась. На крыльях и хвосте темнели полоски, будто нанесённые небрежным взмахом кисточки.
- Как его зовут? – тихонько спросила я Маугли.
- Не знаю. Я почти никого из местной фауны не знаю, – отозвался он. – Но он хороший… Совсем не боится. Вот те, на шкафу – побаиваются, а этот – нет.
- И меня не боится?
- И вас.
- А ко мне сесть может?
- Сейчас спрошу…
После недолгих безмолвных переговоров, когда птица косилась на меня, поворачивая голову то одним боком, то другим, она внезапно просто перепрыгнула на моё плечо, заставив пошатнуться от неожиданности. Ощущения были такими странными! Коготки царапали голую кожу, но несильно, а вот когда «голубь» клювом начал перебирать волосы на виске, я, не удержавшись, захихикала.
Маугли тоже улыбался, глядя на нас сияющими глазами.
- Он говорит, что вы добрая… – вдруг сказал Вайятху. – Здесь мало таких… И он запомнит вас… чтобы потом познакомить своих птенцов с вами.
- Ого! Ну… скажи ему, что я тоже очень рада знакомству... И вообще, он мне очень-очень нравится!
- Он говорит… птицы и звери в лесу рады, что мы вернули силу камню…
- Что?.. – я застыла.
Маугли недоумённо пожал плечами и продолжил:
- Он говорит, что мы с вами восстановили силу камня… в лесу… И теперь туда приходят прогреться звери. И птицы… Сагите, о чём это он? Какой камень? Я ничего не делал в лесу!
- Не ты… Это был Проводник, – я протянула руки к Вайятху и птица понятливо взлетела с моего плеча. – Ты спал тогда, а твоя вторая половина говорила с планетой. Он нашёл какой-то камень в лесу и… что-то сделал. Видимо, удачно, раз зверюшки довольны.
Маугли помолчал, закусив губу, потом покачал головой.
- Я помню, что вы спрашивали меня о чём-то таком… Но я так ничего и не вспомнил. Странно, раньше не было разделения, если я хотел, то мог посмотреть, что Проводник делал, но сейчас – нет. Как будто стена. А что там случилось, сагите?
Мне пришлось пересказывать события той ночи, тщательно подбирая слова, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего и не настроить лягушонка против его второй половины. Не хватало только, чтобы и эта ипостась начала ревновать. Хотя, вроде бы в ревности Маугли уличён не был, но, кто знает…
Он выслушал меня с большим интересом, потом ещё пообщался с птицами и, наконец, с восхищением сказал:
- Я даже не думал, что он способен на такое! Говорить с целой планетой… Проводник потрясающий, правда, сагите?
Мне оставалось только кивнуть. Действительно, потрясающий, во всех смыслах этого слова. Ещё бы придумать, как заставить его примириться с Маугли, и можно было бы считать, что свою миссию я почти выполнила.
Птицы не обманули: по подоконнику застучали первые капли дождя, отвлекая нас от своих дел. Ночной дождь на Мирассе был не менее прекрасен, чем ясное небо, и мы долго любовались морем и пляжем, едва различимыми сквозь вуаль дождевых струй. «Голубь» что-то курлыкнул и спрятал голову под крыло, как и остальные его сородичи, которые уже давно спали.
- Что он сказал? – шёпотом спросила я.
- Что этот дождь – тоже наша заслуга. Потому что камень теперь работает правильно, и дожди приходят тогда, когда они нужны… Раньше каждую ночь шли короткие дожди, чтобы напоить растения, а потом что-то нарушилось, и вода стала приходить реже…
- Пожалуй, эдак мы испортим репутацию курорту, – засмеялась я. – Кто же поедет туда, где постоянно идёт дождь…
- Только по ночам. Это не страшно.
- Конечно, нет, – согласилась я, привлекая к себе лицо Вайятху. – Пусть идёт дождь… Мне нравится заниматься с тобой любовью под шорох капель…
Птица опять что-то сонно чирикнула, Маугли тихо засмеялся и подхватил меня на руки.
- Что? – спросила я.
- Он предупредил, что сезон спаривания ещё не наступил, – всё ещё смеясь, пояснил мой лесной полубог, заставив меня покраснеть. – Но это ничего… Сейчас, я кое-что сделаю…
Положив меня на кровать, он нажал что-то в изголовье, и вокруг нас словно развернулось полотно, отгородив кровать от всей остальной комнаты.
- Силовой полог, – пояснил Маугли. – Это сагат Эдор придумал все спальни оборудовать ими. Теперь нас не будет ни видно, ни слышно.
- Ах, какой умница… – похвалила я мачо. – Надо проверить, точно ли не слышно…