Сувенир с Мирассы

Кария, дождавшись подобострастного приглашения, уселась за стол. Мы трое и директриса тоже пристроились рядом. Напиток неожиданно оказался неплох: явно из личных запасов директрисы. Отпив пару глотков, принцесса принялась расспрашивать о делах в приюте, и тут начался нескончаемый поток жалоб и горьких стенаний: кровати не привезли вовремя, и часть воспитанников вынуждена ночевать прямо на полу (я чуть не выронила чашку при этом признании); учебных материалов не хватает; заказы приюта выполняются магазинами в последнюю очередь; молочная ферма поставляет масло нерегулярно, и недавно уволились ещё две сотрудницы. Денег постоянно не хватает, сейчас вот особенно не хватает, потому что поступили ещё двое воспитанников. В-общем, всё плохо…

Принцесса сочувственно кивала, не торопясь, однако, обещать какие бы то ни было улучшения. Наконец, поток сетований не то, чтобы иссяк, но истончился настолько, что стало возможно вставить слово. И я воспользовалась предоставившейся мне возможностью.

- Госпожа Забелия, – обратилась я к директрисе, которая тут же уставилась на меня. – А где дети?

- Во дворе.

- Можно взглянуть на них?

Директриса удивлённо посмотрела на меня.

- А что вы хотите увидеть?

- Ну… как они выглядят, как чувствуют себя.

Начальница, натурально, захлопала глазами.

- Как же, по-вашему, должны чувствовать себя приютские дети? Согласно своему положению. И выглядят они тоже соответственно своему положению...

- Понимаю, – уверила я её. – Но всё-таки хотелось бы увидеть их. Можно?

Директриса бросила вопрошающий взгляд на принцессу.

- Законы в Содружестве очень сильно отличаются от наших, госпожа Забелия, – произнесла сестра будущего императора, делая аккуратный глоточек коршу. – К тому же, как детскому психологу, госпоже Вайберс, вероятно, необходимо иметь дело непосредственно с воспитанниками, не так ли?

- Ах, ну тогда конечно, – пробормотала заведующая. – Пойдёмте, я провожу вас, если, конечно, Её высочество позволит…

- Да-да, идите. Мы подождём вас здесь, Тэш. Надеюсь, вам не понадобится слишком много времени, чтобы оценить, как тут идут дела?

- Я тоже надеюсь, что нет, но, в любом случае, постараюсь не задерживаться, – заверила я принцессу и, прихватив Маугли, последовала за директрисой.

Мы прошли через весь этот коровник, и имели прекрасную возможность оценить условия, в которых жили сироты на райской планете. Зрелище оказалось таким же унылым и печальным, как всё, что мы видели до этого. Длинные узкие комнаты, тянущиеся вдоль бесконечного коридора, выкрашенные в «немаркий» коричневый цвет, двери везде распахнуты настежь, то ли для проветривания, то ли для вящего контроля за воспитанниками. Во всём здании витал легкий запах чего-то отвратительного, похожего на гнилые овощи. Заглянув в столовую, к неудовольствию заведующей, я бросила быстрый взгляд на кастрюли и убедилась, что нос меня не обманывал: детям готовили какую-то разваренную кашу с овощами, большая часть которых была вырезана и выброшена. Какие-то остатки с местных ферм? Благотворительность? Или отдали, потому что «наши свиньи такое есть не будут»?

Я улыбнулась совершенно резиновой улыбкой раздосадованной директрисе и мысленно пообещала ей, что, если мои полномочия позволят, она вылетит отсюда в самое ближайшее время. Словно прочитав мои мысли, директриса и вовсе сделалась угрюмой. После столовой мы миновали две полупустых спальни, в которых стояло всего несколько двухъярусных кроватей, и ещё были кучи самонадувающихся матрасов, сваленных вдоль стен. Видимо, они заменяли детям нормальные постели. Сжав губы поплотнее, чтобы ничего из того, что просилось наружу, не вырвалось, я шла по наводящему тоску коридору, и думала, что увидела всё, но как оказалось, ошибалась.

Пройдя весь длинный дом насквозь, женщина открыла дверцу и выпустила нас на улицу. Почти тут же мы уткнулись в высокий прозрачный пластиковый забор, огораживающий площадку размером, примерно, двадцать на двадцать метров. Именно там, сбившись в кучку, сидели и стояли дети. По меркам Содружества их было немного, всего около тридцати человек, разного возраста, от почти грудного малыша на руках у девочки постарше, до подростка лет четырнадцати, покровительственно поглядывавшего на пристроившихся у его ног мальчишек пяти-семи лет. Но все какие-то удивительно безрадостные, молчаливые, словно ждущие чего-то…

- Что с ними? – спросила я у директрисы, недовольно хмурившейся на своих питомцев.

- С ними? Ничего, как видите, они всем довольны.

- Довольны?! – Я поразилась. Детей можно было назвать какими угодно, но довольными… – Нет, они выглядят встревоженными. Что-то произошло? Их что-то напугало?

- Ну, конечно. Ведь прилетела принцесса, это огромная честь… У нас, практически, не бывает гостей, дети не привыкли к этому.

- Разве их никто не навещает? Родственники?

- У них нет родственников. Если бы были, они не попали бы сюда.

- Значит, это круглые сироты? – уточнила я.

- Или отказники. То есть те, от кого родители или родственники отказались.

- И много здесь таких? – спросила я, поворачиваясь к ребятишкам.

- Нет, всего двое. Вон та девочка, в платье с карманами, и мальчик рядом с ней.

- Понятно… – я смотрела сквозь прозрачный для меня, но не для детей, барьер, и гадала, кто додумался запереть их тут, выгнав из дома. – А почему они не играют?

- Чтобы не создавать шума.

- Но вообще-то им разрешены игры? – на всякий случай уточнила я.

- Конечно! Вон там, видите? Лежат мячи, попрыгунчики, ролики, ракетки… Конечно, они играют. Просто сейчас мы приказали им вести себя тихо.

- А почему им не позволили остаться в доме?

- Как это? Чтобы принцесса встретила кого-то из них?! Да вы что?! Нам строго-настрого запрещено! Она никого из них даже мельком увидеть не должна!

- Ах, ну да… Суеверие. Я забыла.

Заведующая бросила на меня оскорблённый взгляд, говоривший: «Что бы вы понимали в нашей жизни?». Но я-то как раз многое понимала, вероятно, куда больше моей собеседницы.

Я снова посмотрела на детей. Совершенно непривычные для меня, жительницы Содружества: тихие, напряжённые, бледные. Какие-то несчастные тени обычных ребятишек. Конечно, в тех Домах, где мне довелось работать, дети были не слишком довольны своей судьбой, и плакали, и просились домой, и истерики бывали, и депрессии. В-общем, мне, как специалисту, скучать не приходилось. Но вот такого – немой неподвижности, когда даже самый маленький, сидящий на руках у девочки малыш прижимался к ней молча, сосредоточенно тараща глазки на вход в дом, у которого, невидимые для них, стояли мы. Как хотите, но это было ненормально! Дети должны испытывать хоть какие-то эмоции!

Мысленно пообещав им всем вернуться и навести свои порядки в этой богадельне, я повернулась и пошла быстрым шагом обратно. Разговаривать с директрисой не хотелось совершенно, но было необходимо, если я хотела составить себе какое-то мнение об этом приюте. В столовой я остановилась и принялась расспрашивать госпожу Забелию о поставщиках, режиме дня и ночи, обучении, питании, и тысяче других вещей, из которых складывается жизнь приютского ребёнка. Сначала директриса даже не хотела отвечать, но уяснив, что я, скорее всего, стану её непосредственным начальством, что принцесса каждый месяц прилетать не станет, и надо-таки налаживать отношения именно со мной, госпожа Забелия принялась снова изливать свой поток жалоб, заливая теперь ими меня.

Стоило больших трудов остановить её и направить беседу в более содержательное русло. Вытребовав имена и адреса поставщиков продуктов, мебели, одежды и учебных материалов, я всё аккуратно записала в свой блокнот и, улыбнувшись напоследок заведующей так, что заболели щёки, я вернулась в кабинет, где нас ждала уже слегка заскучавшая принцесса.

Оживившись, она выразила надежду, что я нашла заведение достойным для содержания брошенных детей, на что я уклончиво ответила, что собираюсь тщательно изучить вопрос и, прежде чем что-то говорить, хотела бы увидеть остальные приюты Её высочества. Принцесса слегка удивилась, но согласилась, что решение выносить пока рано.