Средства ничего не значат

Серьезный попался противник. Световой занпакто… Бьякуя никогда прежде не слышал о таком. Враг ослепил его в первые же секунды боя, выиграв для себя тем самым значительное преимущество. Зрячий, внезапно потерявший зрение, поначалу неизбежно будет растерян и дезориентирован. Кучики спасла только железная дисциплина духа и привычка сражаться до конца в любых обстоятельствах. А вот интересно, внезапно подумал Бьякуя, что будет, если зрение к нему так и не вернется? Как знать, вдруг это непоправимо. Что ж, решил он, тогда у Ренджи больше не будет возможности отлынивать от бумажной работы. Потому что, слепой или нет, а свое право командовать шестым отрядом Бьякуя все равно отстоит. Зубами вырвет.

Возникло, наконец, долгожданное движение: кто-то приближался по больничному коридору. А когда открылась дверь, Бьякуя моментально узнал их всех, еще до того, как они заговорили, просто по звуку их шагов, по шелесту одежд, по дыханию. Он даже не подозревал, что его слух настолько обострился, пока он валялся тут, вслушиваясь в тишину.

– Ты не спишь? – Негромко спросил Хаями.

Бьякуя сперва пошевелил губами, пробуя, способны ли они двигаться, сглотнул, проверяя мышцы гортани, и только потом вытолкнул наружу одно короткое слово.

– Нет.

Больше он не шевельнул ни единым мускулом. Он понимал, что, стоит ему двинуться хоть немного, все тело неизбежно пронзит боль, а этого ему совсем не хотелось.

– Ничего, если мы тут побудем немного? – Снова заговорил Хаями. – Но, если тебе лучше остаться одному, скажи сразу.

– Нет. Останьтесь.

Бьякуя с удовлетворением обнаружил, что вполне способен произносить слова. Что его голосовые связки не слиплись, как ему только что казалось, а язык не прилип к небу.

– Ну и хорошо, – обрадовался Хаями. – Ты как вообще? Он тебя, похоже, здорово отделал.

– Не слишком.

Рукия придвинулась ближе к его постели, осторожно и ободряюще погладила по руке, которую только что ласкал солнечный луч. Нежное прикосновение теплой женской руки… Да, ему нужно как можно быстрее приходить в себя. Потому что его ждут. На него надеются.

– Да уж, ты его сильнее приложил, – Хаями захихикал. – Похоже, он не сумел отразить твой последний удар.

– Ага, тайчо! – С азартом воскликнул Ренджи. – Вы из него фарш сделали!

– Медики собрали все кусочки вместе, говорят, что откачают, – насмешливо продолжил Хаями. – Кьораку признал твою победу. Даже если никто и не видел с уверенностью, что именно ты последним оставался на ногах, но все и по реяцу могли сориентироваться, что последним ударил ты.

– Да, это хорошо, что среди наблюдателей все были свои, и никто не стал подвергать сомнению исход поединка, – вдруг задумчиво проговорил Ренджи. – Все-таки вы оба оказались в больнице… А то вон какой-то тип в Совете сорока шести пытался это оспорить.

– Какой-то тип? – Недоуменно переспросил Бьякуя. – Кто?

– Да я не запомнил, как его зовут, – отмахнулся Абарай.

– А ты все еще ничего не видишь, или не пробовал? – Полюбопытствовал Хаями. – Унохана сказала, что этот ожог по сути – просто повреждение большим количеством реяцу, так что они с этим справятся. Она сказала, что через пару дней, а может и раньше, ты сможешь нормально видеть.

Но Бьякуя на это, в высшей степени приятное, сообщение отреагировал как-то вяло. У него в голове уже завертелись ассоциации. Нишигаки… Нишигаки. Где же он слышал раньше это имя? Определенно в связи с…

– Рукия, – немного сдавленно проговорил он. – Я должен кое о чем тебя попросить.

– Да, брат, – с готовностью отозвалась та.

– Принеси мне в следующий раз одну книгу из нашей библиотеки…

***

Этим вечером его в покое тоже не оставили. Уходя после очередного осмотра, медики оставили открытым окно, чтобы впустить немного вечерней свежести. И в какой-то момент Бьякуя не столько услышал, сколько почувствовал, что на окне кто-то есть.

– Привет, малыш Бьякуя! – Резанул по ушам жизнерадостный голос. – Бедняжка. Как же ты допустил, чтобы какой-то придурок так тебя отделал?

Бьякуя не мог видеть даже ее тени на полу, в обрамлении последнего луча заходящего солнца, падающего в окно, но и без того представлял, как она сидит там, на подоконнике, обхватив руками колени.

– Что тебе нужно?

– Как это что? – Обиделась Шихоинь. Во всяком случае, изобразила обиду. – Может, я за тебя беспокоюсь!

– С чего бы это?

Бьякуя говорил ровно и размеренно, но присутствие этой женщины уже начинало его раздражать. Что она к нему прицепилась?

– Как с чего? Как это грубо! – Возмутилась Йоруичи. – Все-таки, я твой учитель!

– Теперь это так называется?

– Что? – Теперь в ее голосе звучала довольно достоверная имитация гнева. – Ты станешь утверждать, что я тебя ничему не научила?

– Только нескольким глупым играм и не менее глупым фокусам. Кстати, – добавил он с ехидцей, – хоть это и следовало сказать сотней лет раньше, но скажу хотя бы сейчас: никогда не любил играть с тобой.

– Глупый мальчишка! – Йоруичи расхохоталась. – Смысл игр был не в том, чтобы они тебе нравились, а в том, чтобы тебя не прихлопнули раньше времени. Вижу, что с тобой еще придется повозиться. Для начала научить тебя адекватно воспринимать мое присутствие.

И тут же Бьякуя понял, что подоконник опустел. Она соскользнула с него совершенно неслышно и исчезла мгновенно. Зачем она приходила? Просто посмотреть на него? Или хотела что-то сказать? Учитель… Нет, с этим Бьякуя не мог согласиться. Не хотел соглашаться.

Его детство было счастливым. У него были замечательные любящие родители, был дед, которым он восхищался и с которого брал пример. Он с раннего детства знал без тени сомнения, что станет капитаном, как дед. И все окружающие тоже знали и помогали ему в этом. Маленького наследника никогда не заставляли делать то, чего он не хочет. Хотя бы потому, что все: и он, и его воспитатели, – хотели одного и того же.

И была в его детстве эта женщина. Чертов оборотень. Бьякуя до сих пор не мог бы сказать, что знает, что она такое. Она нередко захаживала в дом Кучики, и дед и родители Бьякуи всегда охотно привечали ее. И никогда не возражали против того, чтобы она возилась с их ребенком. Совсем маленьким Бьякуя тоже не возражал, но потом, когда подрос, она стала невыносимо его бесить. И, наверное, не только потому, что дразнила по всякому поводу, выводила из себя, заставляя за собой гоняться. Еще и из-за манер, совершенно раздражающих, никак не похожих на те, которым учили его родители. В детстве мы все максималисты, и кажется, что все должно быть именно так, а не иначе. А если что-то иначе, то это неправильно. Как она может так вести себя, думал тогда Бьякуя, ведь это совершенно недостойно.

Но он не смел тогда возразить, ведь его родители считали, что так нужно. И эта кошка постоянно появлялась в поместье, чтобы поиграть с ним. Что ж, следовало признать, что в этих играх она действительно кое-чему научила его. Во всяком случае, сюнпо он освоил именно тогда, да и кидо научился удивительно легко. А потом она исчезла. Бьякуе сказали, что она предатель, и он этому нисколько не удивился. Человек с такими манерами может быть только предателем. И тогда Бьякуя постарался выкинуть ее из головы и забыть все их игры и то, чему научился у нее. И все же… да, следовало признать, что он был обижен на нее. Как она посмела называться другом, приходить в дом, а потом предать?

Уже прошли годы с той поры, как раскрылась истинная подоплека той истории. Уже давно оправданы и Урахара, и Шихоинь, и все остальные, участвовавшие в этом. А детская обида все не проходит. Бьякуя настолько приучил себя ненавидеть эту женщину, что не мог вот так сразу перестать. До сих пор он не думал об этом, потому что ее не было рядом, но теперь она постоянно будет маячить поблизости. И следовало что-то делать с этим. Лучше всего было бы не поддаваться эмоциям. Вести себя достойно, как и подобает офицеру. Оставить раздражительность, говорить ровно и вежливо. Так, будто они всего лишь коллеги. Так, будто у Бьякуи никогда не было никакого детства. Но что-то подсказывало ему, что ее-то подобные отношения как раз и не устроят.