Часы затмения

Я помолчал, переваривая услышанное. Затем потянулся к квадратной бутылке, налил себе на один палец и, приподняв стакан, провозгласил:

- За выпивку!

- За выпивку, - подхватил Рюрик с улыбкой. - За прозрачную анисовую, мутный портвейн и мерзкую чачу.

- За вискарь, развязывающий языки, - добавил я. - За конину и спотыкач. За единение, которое они даруют, и культуру, к которой приобщают.

- Аминь, - сказал Рюрик.

Мы чокнулись, выпили и некоторое время юмористически глядели друг на друга, пожевывая горький шоколад.

- А тот психиатр, - нарушил молчание Рюрик, - Мережкин который...

- Мережко.

- Ну да. Он что, решил, ты на войне тронулся?

Я устало отмахнулся.

- Да ни хрена он не решил. Завтра, говорит, увидимся, а зачем - сам не знает. Хотя без того уже все ясно. Я для него - безвредный психопат, ушибленный войной, а в крайнем случае - крайнем! - человек с неуемным воображением.

Рюрик повел плечами.

- Его тоже можно понять, как-никак с больными людьми дело имеет. А бытие сознание таки определяет, это я тебе по собственному опыту говорю.

- Мне от этого ни холодно, ни жарко, - сказал я, скривившись. - У тебя с ним хотя бы бытие, а у меня - затмения, мать их так. И чем дальше, тем хуже. В детстве было страшно, но все-таки это было детство. Я даже половины того, что происходит, не понимал, и это было спасением. Сейчас мне двадцать семь лет. Двадцать семь! Половина жизни уже тю-тю. Еще десяток затмений - и все, очнусь на том свете.

- При условии если таковой существует, - пробормотал Рюрик.

- А?

- При условии, говорю...

- Оставь ты эти шуточки, Ютландский! - укоризненно отмахнулся я. - Хватит, наслушался. Лучше скажи, как быть? Что делать?

- Что-что? - проворчал Рюрик. - Не спать. Другого выхода я не вижу.

- Не спать? - переспросил я. - И сколько, по-твоему, я протяну?

- По крайней мере, дольше обычного. Считай. - Рюрик принялся загибать пальцы. - Войны нет. Макара тоже: сидит. По роже я тебя бить не собираюсь. Что еще ты говорил насчет раздражителей? Всё, кажется? Так что у тебя есть все шансы протянуть дня три, пока не вырубишься естественным путем. А за три дня такого можно наворотить - на всю жизнь хватит.

Я представил, что можно наворотить за три дня. На ум приходили танцульки, бабы и почему-то прыжки с парашютом. Я с сомнением посмотрел на Рюрика.

- И всё?

- И всё, - сказал Рюрик со вздохом. - Можно, конечно, устроить встречу "промежуточного" с Мережкиным...

- Мережко.

- Ну да. Но ты ведь, как я понял, категорически против?

- Не то чтобы совсем категорически, - промямлил я. - Просто... боюсь.

- Чего боишься?

- Проснуться стариком.

Рюрик нахмурился.

- Ты ж говорил, что интервалы трехгодичные.

- Все равно, - сказал я. - До сих пор были трехгодичные, а там, глядишь, станут десятигодичными. Не буду я, в общем, отсыпаться, хватит. Это как в лотерею играть. Или в русскую рулетку.

- Я - играл, - сказал Рюрик как бы между прочим.

Я с недоверием посмотрел на него и саркастически осведомился:

- И как - удачно?

- А ты как думаешь? - в тон мне отозвался Рюрик.

После секундной паузы мы дружно загоготали. Рюрик вертел головой, показывая свои виски, а я, изображая патологоанатома, высматривал там пулевое отверстие. Потом я ни с того ни с сего спросил:

- А ты мне вообще веришь?

Рюрик мигом посерьезнел, но постарался это скрыть.

- Еще бы! - сказал он с деланной беспечностью. - Я вообще доверчивый, аки ребенок.

- Нет, кроме шуток. Веришь?

Рюрик опустил глаза.

- Я тебя люблю, Тоха, - сказал он тихо. - В школе ты был единственный, кто... ну, понимаешь. Я этого не забуду никогда. Это, если угодно, долг, который мне не покрыть...

- Началось, началось, - проворчал я, но Рюрик не обратил на эту реплику внимания.

- ...И если у тебя проблемы, то это и мои проблемы тоже. Не могу сказать, верю я или нет. И не потому, что боюсь обидеть. А потому что действительно не знаю, что ответить. - Он помолчал. - Хотя нет, знаю: верю. Но не так, как ты ожидаешь. Я просто хочу помочь. Помочь во что бы то ни стало и в чем бы эта помощь ни заключалась. Понимаешь?

Преодолевая мучительную неловкость, я кивнул.

- Отлично, - сказал Рюрик с каким-то облегчением и вдруг посмотрел на меня в упор. - А теперь ты говори: у вас с Юлей все серьезно?

- С Юлей? - механически переспросил я.

В следующую секунду в мозгу произошло очередное открытие Америки, и я стал счастливым обладателем еще одной порции знаний. Оказывается, "промежуточный" времени зря не терял и вовсю встречался с Юлей. Толчок к этим отношением, надо полагать, дал я в далеком девяносто втором. Дело у этих голубков зашло так далеко, что дальше некуда, поэтому неудивительно, что Рюрик интересовался личной жизнью своей старшей сестры в таком тоне.

- Все серьезно, - произнес я, прокашлявшись. - Только не у МЕНЯ с ней, а у НЕГО с ней.

Рюрик медленно покивал.

- Я просто не хочу...

- Не надо, - оборвал я. - За нее не беспокойся. Не знаю, как будет, но за нее не беспокойся.

Мы помолчали.

- Слушай, - сказал он вдруг. - А ты меня, случаем, не разыгрываешь? Может, с парнями поспорил? Если так, то я купился. Честно.

На миг я застыл от удивления и тут неожиданно разозлился.

- Н-ну знаешь! - проговорил я, вскакивая.

Рюрик тоже вскочил.

- Погоди-погоди, - заторопился он.

Я со стуком поставил стакан на стол, сорвал с вешалки куртку и, путая рукава с карманами, принялся надевать ее.

- Да погоди ты! - заревел Рюрик. - Что ты как маленький, в самом деле! Сядь! Я ж так, между прочим ляпнул. Да садись же, пока я тебя не скрутил!

Тяжело сопя, я опустился на место.

- И куртку убери! - потребовал Рюрик.

Я, не глядя, кинул куртку на спинку соседнего стула. Рюрик подал мне стакан, плеснул туда виски, потом долил себе. Я все сопел.

- Ну! - рявкнул он.

Нехорошо глядя друг на друга поверх стаканов, мы выпили.

- Вот так, - сказал Рюрик, отбирая у меня пустой стакан. - И чтобы больше никаких сцен, понял?

Я молча отломал две дольки шоколада, кинул их в рот и с ожесточением принялся жевать.

- Хорошо, - сказал Рюрик уже спокойнее. - Тогда надевай куртку и почапали.

- Куда? - прошамкал я.

Рюрик многообещающе осклабился.

- Узнаешь.

Если говорить коротко о многом, мы пустились во все тяжкие. Ближайшие двадцать часов прошли в каком-то сладостном бредовом тумане, словно бы я отходил и никак не мог отойти от наркоза. К утру следующего дня у меня уже была кличка - Антидевственник. Рюрик, ежеминутно спотыкаясь, вел меня под руку по пустым темным улицам и без умолку травил анекдоты. Я невпопад посмеивался и все силился понять, куда мы, собственно, идем. Совершенно точно я знал две вещи. Первое: его джип мы оставили возле клуба под названием "Пасадена". Второе: спать ни в коем случае нельзя. Это все хорошо, в сотый раз подумал я, но куда мы все-таки идем?

Наверное, я сказал это вслух, потому что Рюрик досадливо прервал анекдот и принялся втолковывать, куда мы идем. Сперва я слушал очень внимательно. Затем на секунду отвлекся, чтобы напомнить себе, что спать ни в коем случае нельзя. Затем мимо, светясь, как подсвеченный аквариум, проехал пустой автобус, и тут вдруг обнаружилось, что Рюрик договаривает прерванный анекдот. Плевать, безразлично подумал я, споткнулся и пропустил момент, как оказался в помещении.

Слева тусклым, цвета мочи, светом горело бра. Справа была вешалка, с которой гроздьями свисало различное демисезонное шмотье. Неожиданно молчащий Рюрик стоял тут же и, по-идиотски скалясь, бесшумно икал. Я тоже икнул и вдруг понял, что нахожусь у себя дома.

- Тсс! - сказал я тогда, прикладывая палец к губам.

Рюрик важно покивал и, комически поднимая ноги, чтобы показать, что он старается не шуметь, направился в сторону кухни. Я последовал за ним.