Семь

***

Яркое солнце смело заглядывало в комнату сквозь распахнутые шторы, освещая своими теплыми лучами все, что находилось в этой комнате. Через открытое окно со двора доносилось веселое чириканье неугомонных воробьев; откуда-то снизу кричал несвязанные между собой по смыслу слова умевший говорить попугай Ильи Михайловича.

Иблисов проснулся не только от этого громкого, как ему казалось, птичьего концерта, не только от солнца, светившего ему в лицо, но и оттого, что отлежал себе руку после сна в не самой удобной позе. Перевернувшись на другой бок и закрывшись одеялом от солнца, он тяжело вздохнул, понимая, что сон уже не вернуть, и позвал своего слугу, что приехал вместе с ним. Но тот так и не ответил.

- Мефодий! - снова позвал его Иблисов, только теперь повышая голос. - Мефодий, черт тебя подери!

Виктор Сергеевич услышал, как тихо приоткрылась дверь, и возле нее остановился его слуга. Он знал, что Мефодий обычно сразу знает, что ему надо сделать, и никогда не стоит, ожидая указаний. Сейчас же Иблисова не столько удивило его поведение, сколько начало раздражать.

- Мефодий, что стоишь? Пойди и закрой шторы.

- Это не Мефодий, - услышал он тихий девичий голосок. - Ваш Мефодий вчера несколько перепил, так что мертвецким сном спит теперь в беседке. Поэтому граф послал меня к вам.

- Ты? - Иблисов приподнялся на локтях и сразу же увидел Надю. - Что ж... Закрой шторы.

Пока Надя невесомыми шагами прошла к окну и стала быстро запахивать шторы, Виктор Сергеевич сел на постели, не отодвигая от себя одеяла. Ладонью протер шею, прошелся пальцами по голой груди и, вздохнув, попросил девушку подать ему халат. Та, только обернувшись на его просьбу, сразу же залилась краской, пытаясь больше не глядеть на Иблисова. Тот понял причину ее смущения - у него была привычка спать, не надевая на себя никакой рубахи, в одних штанах, - но исправиться не пожелал, лишь молча принял от Нади свой алый бархатный халат.

- Который сейчас час? - спросил мужчина, поднявшись с постели и завязывая пояс халата, украшенный на концах кистями.

- Почти два, - тихо ответила Надя, стоя у двери.

- Неужели я так мало спал?

Виктор Сергеевич действительно был удивлен. Он привык после таких «празднеств» со своими друзьями спать, как минимум, до вечера.

- Вы проспали весь вчерашний день. Граф не приказывал вас будить.

- А где он сам?

- Обедают. И звали вас спускаться к нему.

- Я понял, - Иблисов посмотрел на Надю. - Принеси мне воды, а заодно передай графу, что я скоро приду.

Умывшись и переодевшись в свежий костюм, Иблисов спустился в столовую к Якубову, где тот с лицом, на котором ясно читалось страдание, завтракал. Увидев своего друга, граф Илья Михайлович пробормотал что-то невнятное в приветствие Виктору Сергеевичу и начал рассказывать ему о том, как уже второй день недомогает от постоянной головной боли.

- А еще, - продолжал говорить Якубов, - что-то печень разболелась. Надо будет за доктором позвать. Фьерте, помнишь его? Мы все еще с ним в хороших отношениях.

Иблисов прекрасно помнил француза-доктора Филиппа Фьерте, с которым он когда-то очень давно, еще в годы университетской учебы, успел повздорить из-за его гордыни, а затем и вовсе вызвал на дуэль. Это был один из тех немногочисленных случаев, когда Виктор Сергеевич пощадил своего противника - пуля попала Фьерте в ногу. Иблисов очень ценил его как высококлассного врача, но всегда говорил, что его язык и гордыня могут повредить его жизни. Так получилось и в тот раз - Фьерте сказал что-то не то и поплатился за это - с тех пор он хромает на левую ногу.

- Кстати, - вспомнил Якубов, - приехал мой управляющий Семен Игнатьевич Фоменков. Не помню уже зачем я его в город посылал... Надо будет представить вас. Он у меня третий год работает. Хороший человек! Думаю, он тебе понравится.

- Зачем ты послал ко мне Надю? - неожиданно спросил Иблисов, прерывая бесконечный поток речи Якубова. - Почему не растолкали Мефодия?

- А я почем знаю, надо было будить этого твоего Мефодия или не надо было? - Илья Михайлович развел руками. - Мне донесли, что он пьян, так я Надю к тебе и отправил, потому что она самая толковая. Или девчонка тебе не нравится?

- Нет, девчонка и вправду неплоха, - согласился с ним Иблисов. - А где Мефодий?

- Да мне откуда знать? - проворчал Якубов. - Я за твоими слугами не слежу. Спроси на дворе.

Виктор Сергеевич, больше ничего не говоря графу, поднялся из-за стола, так и не притронувшись к завтраку, и ушел в сад, по дороге вспомнив, что Надя ему сказала, что Мефодий в беседке спит. Увидев нескольких женщин, которые несли стирать белье, он разглядел среди них Надю и, подозвав ее к себе, попросив принести ему холодной воды.

Дойдя до беседки, Иблисов остановился, прислонившись плечом к белой каменной колонне, и сложил руки на груди. Его Мефодий, уложив голову на вытянутую руку, на боку спал на скамье. Другая его рука безжизненно свешивалась со скамьи, почти касаясь деревянного пола.

Как только Надя пришла, держа в руках полный холодной воды ушат, Виктор Сергеевич хотел приказать ей вылить его на Мефодия, но видя, что та с другом его держит, лишь вздохнул и, стянув с рук перчатки, произнес:

- Подержи, - протянул ей свои перчатки и забрал у нее ушат.

Не церемонясь, он разом выплеснул всю воду из ушата на Мефодия, который мигом проснулся и, дико оглядываясь по сторонам, пытался понять, кто разбудил его таким необычным способом. Увидев Иблисова, он стянул с головы промокший картуз и молча поднялся со скамьи, виновато повесив голову.

Надо признать, что Мефодий Савельев был своеобразно красивым мужчиной, как и его хозяин. Мефодий очень высок и худ. У него копна нечесаных иссиня-черных волос, довольно-таки большие светло-серые глаза, римский нос и рот, готовый улыбнуться в любой момент, когда этого не видит Иблисов. Мефодий, при хозяине производящий впечатление серьезного и спокойного человека, отличался молчаливостью, сдержанностью, мог угадывать желания хозяина по его взгляду и выражению лица, а когда оставался наедине со слугами, то оказывалось, что на самом деле он очень весел и всегда готов приударить за крестьянками. Единственное, что было странного в Мефодии - его возраст. Никто толком не знал, сколько ему лет, а сам Мефодий лишь отшучивался на эту тему, говоря, что, сколько он служит у Иблисова - столько ему и лет.

- Пьяная сволочь, - безэмоциональным голосом произнес Виктор Сергеевич, брезгливо дернув носом. - Сейчас же пойди и приведи себя в порядок.

Мефодий, поджав губы и скорчив виновато-веселое лицо, поспешил ретироваться, заодно прихватив с собой и пустой ушат.

Виктор Сергеевич, поглядев пару секунд вслед ушедшему через кусты Мефодию, недовольно нахмурил брови и повернулся к Наде. Он заметил, что та успела попривыкнуть к нему - перестала так бояться, находясь рядом с ним, и стала смотреть немного смелее, чем раньше.

Сейчас же он видел, что та хочет спросить у него, но, видимо, стесняется. Взяв у нее свои перчатки, он спросил:

- Ты что-то хочешь спросить?

- Нет-нет, - Надя замотала головой.

- Я же вижу. Спрашивай.

- Вам показалось, - произнесла она. - Я могу идти?

- Можешь, - после недолгого молчания ответил он ей.

Только Иблисов вышел из беседки, как столкнулся с мужчиной. Он был порядочного роста и так худ, что английского покроя фрак висел на плечах его как на вешалке. Рот его, лишенный губ, походил на отверстие, прорезанное перочинным ножичком в картонной маске, щеки его, впалые и смугловатые, местами были испещрены мелкими ямочками, которые были следами разрушительной оспы. Нос его был прямой, одинаковой толщины во всей своей длине, глаза, темно-карие и маленькие, имели дерзкое выражение, лоб узок и высок, волосы седы и острижены под гребенку.

Мужчина, удивленно взглянув на него, тут же нахмурился и быстро спросил голосом, в котором явно сквозило недовольство:

- Вы еще кто, позвольте узнать?