Страница 16 из 20
Горько и отчужденно прозвучали слова Карена. Анаит напряглась, рассматривая его лицо,стараясь догадаться, откуда идет эта горькая печаль, однако в темноте ничего не смогла увидеть, только безгранично дорогие ей черты лица.
– Бог ты мой, – это что ты говоришь, Карен? – каким-то изменившимся голосом пробормотала Анаит. – Я ничего понять не могу. Что случилось?
– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал Карен, нежно прижимая ее руку, чуть выше локтя. – Самое большее – пол-года, и мы будем свободны, как…
– Ты удивляешь меня, Карен, – прервала Анаит, – неужели мы сейчас не свободны? Неужели кто-то нам мешает?
– Нет, конечно, но я хотел бы, чтоб мы были совершенно свободны… – произнес Карен чуть дрожащим голосом и, будто, желая скорей освободиться от нее, сразу поторопил. – Ну, хорошо, иди, поздно уже. Спокойной ночи.
Не оглядываясь, Карен зашагал по полутемной улице. "Бог мой, что это происходит со мной?, задыхаясь от слез, шептала Анаит, глядя на почерневшее от начала до конца небо. – Он все от меня скрывает. Может, другую любит, – разочарованно подумала она, – может, другую любит и не хочет говорить. Мысли не давали ей покоя В душе ее рождались противоречивые вопросы, однако, все эти вопросы так и оставались без ответа. Но было ясно одно: над их любовью собирались черне тучи… Карен, конечно, некоторые вещи скрыл от Анаит, и скрыл не только из-за того, что не хотел причинить ей боль, а потому, что сам он, Карен, не может, пока, достаточно воспринять суть произошедшего. За несколько минут до того, как идти в школу, у ворот его остановил отец.
– Иди сюда, – сказал он, – мне нужно с тобой поговорить.
При достаточно невыдержанном характере отца, чересчур спокойный его тон насторожил Карена.
– Ты куда это направился? – спросил отец, доставая из кармана мятую пачку "Беламор-канала". – Опять идешь в школу?
– Да, готовимся к выпускному вечеру.
– Чересчур долго вы готовитесь к этому вечеру, – сказал отец, зажигая папиросу и прищуриваясь, выпуская дым вверх.
– Школа тоже не маленькая, – улыбнулся Карен, догадываясь, что про школу отец спросил просто так, между прочим, а главное еще впереди. И Карен внутренне напрягся, готовый к любому сюрпризу.
– Это правда, – согласился отец. – Что правда, то правда. – Не спеша, он затянулся папиросным дымом, потом, легким кивком головы показал на прошлогодний пень. – Садись, дело у меня к тебе.
Карен сел на пень напротив отца, лицо у того вдруг сразу окаменело.
– Что за дело?
– Значит, такое дело, сынок, мне не очень нравится, что тебя каждый день видят с этой…как ее зовут…с дочерью Сурена.
– Ее зовут Анаит, – напомнил Карен. – А что она тебе сделала?
Отец потемнел, недовольно бросил папиросу и раздавив ее каблуком, заорал:
– А что должна делать? Ну, что она должна мне сделать?
На первый взгляд, кажущийся бессмысленным этот вопрос, все же содержал в себе тонкий намек, но Карен сделал вид, что он этого не заметил, безразлично дернул плечами, теперь уже демонстративно поглядывая на часы.
– А может, не нужно об этом, папа, в другой раз.
– Боюсь, потом будет поздно.
– Если так… то и сейчас уже поздно.
Это было сказано с такой дерзкой сдержанностью и холодной уверенностью, что отец на минуту растерялся, но моментально собрался, яростным взглядом глядя на сына, прошипел:
– Ты что это, из пустого в порожнее болтаешь, сукин ты сын, опозорить хочешь нас перед селом …
– Не бойся, отец, ничего не было, – перебил его Карен с усмешкой, – просто хотел сказать, что я люблю Анаит, и ее ни на кого не променяю. И если когда-либо женюсь, то только на ней.
Карен услышал шаги и сразу узнал: это были шаги матери. Мать остановилась, но пока молчала. Однако, Карен хорошо знал ее характер, она вначале в разговоре оставляла первенство за мужем, но вскоре это забывалось, и она уверенно и достаточно удачно занимала главную роль в семье. Так было и на этот раз. Увидев, что последние слова сына опять ввели мужа в ступор, она поняла, что наступил решающий момент, и нужно немедленно вмешаться, поставить все на свои места. Обойдя пень, на котором сидел Карен, мать встала возле мужа.
– Это что, ты уже женишься?..И на ком женишься, на дочери Сурена– водителя? На что ты позарился – на их богатство или на ее диплом?
– Я не имею никаких намерений жениться, мама, – повел плечами Карен. – Если дело дойдет до этого, понятно, что я с вами с первыми посоветуюсь. Неужели сомневалась?.. А что касается их богатства, мы тоже не миллионеры. – Он медленно встал с места и наконец, произнес то основное, вокруг чего, по сути , шел этот разговор. – Может, как раз, по этой причине вы нашли для меня невесту богатую и с дипломом? И, даже, договорились с родителями, без меня решили мою судьбу. Не плохо было бы и мое мнение спросить…
Родители тайком взглянули друг на друга. Они знали, что их сын, в нужный момент, за словом в карман не полезет. Однако, такой откровенной прямолинейности от него никак не ожидали..
– И очень хорошо сделали, что договорились, – визгнула мать. – А почему мы это сделали? Чтобы такой дурак, как ты, имел достаток в жизни. Чтобы не был вынужден прогибаться перед другими. Наступит, наступит тот день, когда ты обеими руками будешь бить себя по голове за эту твою любовь, но будет поздно…
– Подожди, – одёрнул ее муж, – не то говоришь, зачем это нужно? Пусть любит, по любви женится. Только скажи мне, чем Астхик хуже этой твоей дочери Сурена? Она, что слепая, косая? Смотришь, как Ангелочек, честно говорю, в этих наших верхних селениях я не встречал такую девушку. И живет в городе, не то, что, как твои эти девушки, летом и осенью – на полях, зимой и весной, – запачканные в снегу и грязи.
– Такие мне больше нравятся, -настойчиво сказал Карен, на него слова отца не подействовали, потому, что, даже глупый человек понял бы, что это неудачная попытка прикрыть чересчур откровенно сказанные слова жены, потому, как основная мысль заключается в ее словах: мать хотела породниться с ее дальним родственником, который обещал вместе с приданым дочери подарить будущему зятю автомашину, а после свадьбы построить в городе собственный особняк для новобрачных. Карен знал,что этот родственник жил в областном центре, работал каким-то начальником на маслозаводе и, не было сомнения, что он обязательно выполнит свое обещание. Астхик была его единственной дочерью, училась на первом курсе института иностранных языков и, между прочим, небезразлична была к Карену,. Карен это тоже знал и относился к ней, как к дальней родственнице, не более.
– Запачканные в снегу и в грязи мне больше нравятся, – повторил Карен, – а особняк и машина мне не нужны. Дом у нас есть, а что касается машины, и без нее можно прожить.
– Дочь Сурена в мой дом не войдет, – снова взвизгнула мать, – мы с твоим отцом не для того годами наживали имущество, чтобы она пришла и хозяйничала здесь. её ноги здесь не будет.
– Почему? – побледнел Карен. – Потому, что не из богатой семьи, диплома нет и не ясно, будет ли когда– нибудь? Да?
– Да, – сжимая губы, кивнула мать.
– А , что толку от того, что у тебя есть диплом? Хоть один день в жизни ты работала?
– Не работала, потому что в этом нет нужды. Муж мой работает..
– Муж твой обыкновенный лесник с зарплатой в восемьдесят два рубля…
– Обыкновенный лесник, но во всем районе его знают и уважают.
– Государственный лес продает и всех кормит, потому и уважают.
Далее разговор перешел в абсурд, родители стали орать на Карена, требуя от него покорности и угрожая наказаниями всех видов, Карен упрямо мотал головой, не поддаваясь их увещеваниям. Закончилось тем, что парень, потеряв терпение, тоже стал орать на родителей, после чего, мать прокляла его, проливая горькие слезы.
– Пошел, вон, отсюда, сукин сын, – в ярости отец подался вперед. – Уйди, вон, бесстыжый мальчишка, и не смей после этого показываться мне на глаза, – закричал отец, дрожащими руками доставая мятую пачку "Беломорканала".