Страница 14 из 20
Воспоминания вновь увели Анаит. Да, с этого началась вся история, с этого нелепого случая, вспоминая о котором, и сейчас, через годы, Анаит чувствует, как от стыда ее лицо заливается краской.
…Это было на большой перемене. Чтобы показать себя перед подругами, Анаит прыгнула на подоконник, и глядя на Карена, который что-то искал на карте, прищурив улыбающиеся глаза, сказала:
– Слушай, Карен, могу задать тебе один вопрос, как секретарю комсомольской организации?
В школе шли слухи, что Карен по уши влюблен в Анаит, и, зная шаловливый характер Анаит, девочки с интересом обернулись на них.
– Какой вопрос?– спросил Карен, не смея смотреть Анаит прямо в глаза. Привычным движением головы Анаит откинула волосы назад и сказала:
– Вообще, это не вопрос… В действительности, я хочу произвести с тобой обмен, если можно, конечно. – Ее красивое лицо было озарено весенним солнцем и смехом. Смеялись глаза цвета чистого неба, полные губы, нежные, как лепестки розы, белоснежные зубы.
– Что за обмен? – в недоумении спросил Карен.
– Ты отдаешь мне свою шапку из мускусной крысы, а я взамен целую тебя один раз…Или, можно два раза. Согласен?
Карен слегка растерялся, потом подошел, из-под парты достал шапку-ушанку, которую дядя прислал из Казахстана, протянул Анаит и спокойно, подчеркнуто холодно , сказал:
– Возьми.
– Значит, согласен, – победоносно и хитро улыбнулась Анаит, горделиво взглянув на девочек.
– Нет, не согласен. Ты очень дешево продаешь свои поцелуи, такие поцелуи мне не нужны…
Оставив шапку в руках Анаит, он повернулся и вышел из класса. Анаит стояла, ошеломленная, наверное, впервые в жизни, растерявшись, она не нашлась, что сказать. Она стояла, окаменев, на глазах у подруг, сгорая от стыда и, непроизвольно, перебирая пальцами мех на шапке. Потом, вдруг, бросила шапку на подоконник и тоже выбежала в коридор, который гудел от голоса множества учеников.
Когда прозвенел звонок, и Анаит вошла в класс, подруги увидели, как покраснели и припухли ее глаза от слез. С этого дня Анаит, как будто, подменили. Не было прежней Анаит. Правда, она и сейчас, как прежде, могла убедить весь класс, сбежать с урока, запросто выучить наизусть десять страниц из учебника по тригонометрии (у нее была ошеломляющая память), или во время контрольной по алгебре полностью, от первой строчки до последней, списать у подруги, сидящей рядом, и светящимися глазами уставившись на педагога, сдать ему тетрадь и с невинным видом объявить:" Ынкер Агасян, Вы можете уже сейчас поставить "двойку", я сначала до конца списала у Греты". И, тем не менее, это не те поступки, которые характеризовали Анаит. Она стала часто погружаться в свои мысли. Время от времени, ловила себя на том, что ревновала Карена к подругам, когда видела, как они, просто так, подходили к нему, чтобы спросить о чем-то. После разговора между ней и Кареном, тот поступок более не обсуждался, тайком следила за каждым его шагом, а во время случайных встреч была рассеянной, терялась и быстро отводила взгляд.
Как и сверстницы, Анаит часто получала письма от мальчиков, и в этих письмах они, порой, нежно, порой, сердечно, а порой,насмешливо приглашали её на свидания. Ясно, что это ласкало ее девичье самолюбие, она радовалась и гордилась этими письмами и, закрываясь в классе или уединяясь в одном из уголков школьного двора, читала подругам, не называя, конечно, имен авторов. Такие письма она и сейчас получала, однако, они впредь не радовали ее, больше вызывали сомнения, а потом стали нервировать. И, получая очередное любовное письмо, она, просто, возвращала его обратно, не читая или, просто,рвала. В итоге, Анаит попросила не брать ни одного письма, адресованного ей, ( эти письма передавались ей через подруг, или через учеников младших классов). В конце апреля, в один из ясных и солнечных дней, Анаит с сумкой в руках шла в школу. Уже прозвенел второй звонок, поэтому она спешила. Дойдя до школы, у ворот, кто-то сзади сказал:
– Теплый привет Анаит Габриелян! Анаит обернулась и увидела Мушега Арушаняна из 10-го "б" класса.
– Здравствуй, – холодно откликнулась Анаит.
– Я сейчас шагал за вами и внимательно смотрел на вашу тень, – улыбаясь, сказал Мушег.
– И потом?
– Потом ничего. Я смотрел на Вашу тень и думал, что у красивых девушек тень тоже красива.
Анаит засмеялась:
– Что нельзя купить за золото, можно приобрести добрым словом. Ты, вероятно, этим девизом руководствуешься, правда?
– Ну, скажем, – с воинственным взглядом бросил Мушег.
– Бесполезно, Мушег, этот двиз имеет свой недостаток, на меня не влияет.
– Поэтому не отвечаешь на мое письмо?
– Какое письмо?
– Сатик из нашего класса принесла.
– Я твое письмо не читала.
– Значит, посчитала не достойным.
– Считай, что так.
– Благодарю, – усмехаясь, сказал Мушег. – знаешь, что сказал один умный человек по этому поводу? “ Поднимаясь вверх по дороге жизни, не поступай с людьми жестоко, ты можешь встретиться с ними, спускаясь вниз." Правда, хорошо сказано?
Анаит всегда раздражала манера Мушега говорить высокопарно и глубокомысленно, и, самое главное, чужими словами.
– Хорошо сказано, только не поняла, какое отношение имеет это ко мне?
– Ничего, Анаит, потом поймешь, – многозначительно пообещал Мушег.
Анаит, вдру,г остановилась, повернулась в сторону Мушега, в то же время, понимая, что потом будет раскаиваться о проделанном, задыхаясь от волнения, неожиданно сказала:
– Ты же хорошо знаешь Карена? Карена с нашего класса.
Мушег, непроизвольно, кивнул головой, с удивлением глядя на слегка побледневшее лицо девушки.
– Скажем… знаю…
– Вот если бы он написал…От него, только от него я б хотела получить письмо. Каким бы ни было это письмо, хоть обидное, хоть… только бы написано было его рукой…
Ошеломленный, услышанной новостью, Мушег не смог сдвинуться с места. Оставив его стоять, Анаит, развеяв густые волосы по плечам, побежала вверх по каменным ступенькам и вошла в полутемный коридор. Часто вдыхая нежными ноздями воздух и постепенно привыкая к темноте, она промчалась по коридору, будто за ней гнались, вошла в класс. Взглядом отыскала Карена и решительно подошла к нему. Сидя за своей партой, Карен читал какую-то потрепанную книгу.
– Что за книгу читаешь, Карен? – спросила Анаит.
Карен оторвал взгляд от книги, с удивлением посмотрел на нее.
– Про разведчиков.
– Интересно?
– Пока не знаю, недавно начал.
Под его внимательным взглядом, волнуясь до слез и, почему-то, сгорая от стыда, Анаит попыталась открыть свой старый портфель. Но замок, как назло, не открывался, вероятно, испортился. Вдруг, вспыхнув от отчаяния, сама в ужасе от произносимых ею слов, Анаит сказала тихо:
– Знаешь, я бы хотела, чтоб вернулись те далекие и счастливые времена, когда девушка сама могла объясниться парню в любви, и это не считалось унизительным… Но нет, я этого не хотела бы, потому что в те старые времена не было бы тебя…
И сейчас, спустя много лет, осенней, лунной и холодной ночью, стоя одна– одинёшенька, Анаит думает о тех далеких, уже безвозвратных днях. И ей было, стыдно и, в то же время, приятно вспоминать ту детскую выходку, на которую ее, по всей вероятности, толкнул короткий разговор с Мушегом. Удивительным было то, что Карен сразу понял ее. Он слегка побледнел, потом улыбнулся так, как способен был улыбаться лишь он, только глазами. Анаит до сих пор не может забыть. как в эту минуту с души ушло напряжение, рука невольно упала на парту, всем ее существом овладела необычная, исцеляющая слабость, от которой слезы сами по себе проступили на глазах. Ей, пожалуй бы, заплакать, но в это время рука Карена осторожно опустилась на ее руку и легонько прижала кончики ее пальцев. Анаит опустила лицо, горящее пламенем, но руки не убрала. В ее глазах уже не было слез, но сердце ее билось так, будто ,вот-вот выскочит из груди.