Смуглая чайка

– Сегодня я увидел новую «Волгу», словно облитую молоком, белую-белую. Когда я вырасту, куплю себе такую.

Арпине будто за руку кто-то поймал за преступлением, ложка в руке задрожала в воздухе, однако незаметно опустилась в тарелку… Но Мукел не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Взбешенный от ревности, он несколько раз выходил из себя.Толстогубый, с мохнатыми густыми бровями, широкими ноздрями, с выступающим кадыком, он осатанело посмотрел на жену, хриплым голосом спросил:

– Что за машина?

– Не знаю, – тихим голосом, притворяясь равнодушной, сказала жена, – не видела.

– Видела, я показал, видела, – скороговоркой протараторил сын. – Не видела, мама?.. Я Нанарик тоже показал.

– Ешь свой обед, – сердито сказала мать.

Тихо, безмолвно съели молочный суп.

– Машина Арташеса, – помолчав, сказал Мукел. – Он был Арташ, я – Микаел, сейчас он Арташес, я – Мукел. – Слова медленно, будто лениво, сыпались из-под пожелтевшей от папирос бороды. – В школе сидели за одной партой, контрольные у меня списывал, поехал, стал человеком, потому что за его спиной был хозяин. А я остался пастухом и заготовщиком сена. – Мукел глубоко вздохнул, отодвинул тарелку в сторону и сказал: – Говорят, за деньги людей принимает в институт, – и добавил, судорожно натягивая мышцу щеки: – Зарежу, если услышу, что словом молвилась с ним.

– Мукел, – испуганно одернула мужа Арпине, мельком взглянув на детей.

Дети втроем сидели вокруг стола и с удивлением смотрели то на отца, то на мать. Муж не обратил внимания на тревогу жены.

– Чая нет? – чуть позже спросил он.

– Есть, – тихо ответила Арпине и пошла за чаем.

Чайник был во дворе, на очаге. А на улице было уже темно, и из темноты Арпине смотрела на мужа, сидевшего с понурой головой под тусклым светом лампы на веранде, и сердце ее затрепетало от понимания несостоятельности ее жизни. И самое ужасное, что жизнь ей преподнесла тысяча одну причину, чтобы плакать, и никакой возможности – посмеяться от души. Она долго смотрела, будто впервые видела мужа, с горечью думая о том, что она его никогда не любила.

Выходит, она любила всего один раз – в первый и последний раз. Но почему и как она жила, если не любила? И кто, кто может понять, какие это муки, страдания – жить с нелюбимым человеком?.. Она долго думала над этим и не могла понять, зачем вышла замуж за него…

Наливая чай в стакан мужа, Арпине заметила, что от него несет свежескошенной травой. Этот запах буквально душил ее, когда они выключили свет и легли в постель… Мукел был небрит, жесткие волосы кололи лицо Арпине, а запах сена был невиносимо тяжелым. Арпине закрыла глаза, и Мукел не понимал, зачем. Все тело жены, с ног до головы, дрожало, и Мукел не понимал, почему.

Арпине старалась отогнать от себя каждую мысль и воспоминание, связанное с Арташесом, но это ей не удавалось.

– Может, у тебя болит голова? – спросил, наконец, Мукел, сидя в постели и зажигая папиросу. – Может, живот болит? Хочешь, пойду позову врача? Вон жена нашего Вагинака дома, медицинское училище окончила в Степанакерте…

Но Арпине мотала головой (не хочу!), кусала пальцы (не хочу!), глухо всхлипывала (не хочу!), крепче обнимала подушку, и Мукел, сидя в постели, растерянно смотрел на жену и ничего не мог понять…

Женщины сидели в тени грушевого дерева, когда пришла Арпине, держа Нанар за руку. Будто ждали ее появления. Они поднялись, взяли свежую рассаду и пошли на поле. Узелок с едой – пучок зелени, два куска хлеба, бутылка сладкого чая, кусок сыра и пара вареных картофелин – Арпине привязала к дереву, наказала Нанар сидеть пока в его тени и пошла за всеми. Арпине шла между грядками и опять думала об Арташесе: «Зачем ты приехал? Почему сбежал тогда?..»

…Она перешла в десятый класс, было лето, июль, с подружками собирали траву выше Бахчута, на поляне Ивана, когда в первый раз увидела Арташеса… Стройный был парень, высокого роста, с большими голубыми глазами и русыми волосами, с чубом, спускающимся на лоб. Он вышел из леса, закинув ружье на плечо, как палку пастуха…

Арпине знала о нем, он из нижних дворов села, даже говорили, что до восьмого класса учился здесь, в деревне. Арташес подошел, поздоровался. «Я хочу пить, – сказал он, с высокомерной улыбкой глядя на девочек, – не найдется ли у вас воды?»

Да, так и было, стройный парень высокого роста, с большими голубыми глазами и с русым чубом на лбу… Своей непринужденной улыбкой он покорил Арпине, и Арпине сразу вскочила с места: «Я пойду, принесу». Взяла кувшинчик, потеряв голову, побежала по тропинке, ведущей к роднику, не обращая внимания даже на то, что девушки прыснули ей вслед… После этого Арташес часто приходил на поле, подружился с девушками…

И по ночам Арпине не спалось, рано утром шла на поле, больше всех трудилась и словно не уставала. На этом поле траву уже собрали, должны были перейти на другое место, когда пришел Арташес… Опять с ружьем на плече и немного вспотевший. «Завтра, наверное, уеду, – сказал Арташес. – Дипломную не написал еще, должен успеть». Арпине почувствовала слабость в коленях, сердце затрепетало в груди… «Как?.. Так рано? А я?» – неслышно прошептала она. Что теперь она должна делать без Арташеса?

Где-то вдали послышалась трель перепелки, и сердце Арпине сжалось, замерло… Ей казалось, что Арташес должен приходить каждый день, и она тайно должна смотреть на него и по ночам от счастья плакать. Как это?.. Неужели, все закончено?..

«Воды нет у вас? Я от жажды просто умираю». – «Арпине принесет, – засмеялись девушки. – Только Арпине знает, где находится родник». – «Нет, я сам, – улыбнулся Арташес своей обворожительной улыбкой. – Только покажите мне, как спуститься к роднику». – «Только Арпине знает место родника, – снова засмеялись девушки, – Арпине, иди, покажи».

Взволнованная и раскрасневшаяся Арпине, не моргая, смотрела на Арташеса. «Пойдем, покажу, – наконец, сумела произнести она, – это не так далеко…» Легко и красиво, как лань, Арпине грациозно шла впереди. Зашли в лес, где деревья тянулись в небо, качались, касаясь небесной лазури, в унисон переливались соловьи и жаворонки, где-то в глубине леса, прерываясь, куковала кукушка. В лесу пахло сыростью. Пройдя мимо высоченных буковых деревьев и замшелых огромных изумрудных камней, они прошли еще немного вперед, и внизу показался уже Аракеланц родник.

Арпине остановилась, повернулась к Арташесу. «Отсюда прямо спустись вниз, – сказала она, – там есть два высоких близнеца-карагача, под этими карагачами родник». Арташес пристально смотрел на нее и улыбался своей обаятельной улыбкой. Арпине не смогла выдержать его взгляда, быстро отвела глаза, невнятно произнесла повторно: «Под близнецами-карагачами находится родник».

Неожиданно Арташес взял Арпине за руку, слегка притянул ее к себе, улыбаясь и чуть изменив голос, сказал: «Неужели ты подумала, что я не знаю, где находится родник? Знал, Арпине. И так же знал, что именно ты пойдешь показывать мне место… Потому что с самого первого дня ты мне очень понравилась». Не убирая руки из крепкой ладони Арташеса, Арпине подняла голову и глазами, полными слез, посмотрела на него. Боже мой, промелькнуло в мыслях у Арпине, как долго она мечтала о том, чтобы стоять вот так, с Арташесом, рука в руке и смотреть в его очаровательные глаза. Арташес притянул Арпине еще ближе: «Ты хочешь, чтоб я тебя поцеловал», – глядя на ее пламенные губы, твердо сказал Арташес тем же изменившимся голосом. Это, конечно, не было вопросом, Арпине это почувствовала, ответ не заставил себя ждать.

«Хочу», – будто не сама Арпине, а вместо нее так решительно подтвердил кто-то другой, потому что она в этот момент ни в чем не была уверена. Она невольно прижалась к Арташесу и мгновенно почувствовала крепкое слияние его чувственного рта с ее губами. И все-все это – запах сырости прохладного густого леса, слабое покачивание деревьев высоко в небе, переливчатое пенье разных птиц и тоскливый зов кукушки в глубине леса, горящий рот Арташеса на ее пламенных губах… – все это казалось Арпине не явью, а сном.