Страница 16 из 29
Тогда же я имел счастье познакомиться с Уистлером, которого заинтересовал успех моих выставок и который был к тому же дружен с Мане, Дега и другими художниками их группы. Он прислал мне, с тем чтобы я выставил их у себя на улице Лаффит, довольно много своих картин, в том числе наиболее известные, как, например, «Портрет матери», находящийся сейчас в Люксембургском музее[28], и «Портрет Карлейля». Я стал его парижским уполномоченным, и он поручил мне представлять его картины в Салон. Художники и кое-кто из любителей восторгались работами Уистлера, но они были слишком хороши и возвышенны, чтобы публика могла их понять… и мне не удалось продать ни одной из них.
Настоящие заметки, при всей их неполноте, могут дать читателю представление о размахе моих операций в тот период и о лихорадочном оживлении, царившем в делах фирмы. Все эти сделки, выставки, которые приходилось устраивать, непрерывное поступление и отправка картин, то покупаемых, то продаваемых, то отправляемых в Брюссель и Лондон, то возвращавшихся оттуда, требовали очень точной и своевременной отчетности. К сожалению, помощники были у меня плохие и счетные книги велись неаккуратно, в чем отчасти был виноват я сам, так как не имел времени, а зачастую и возможности регистрировать все подробности проводимых мною операций. Правда, в моем столе всегда лежали два маленьких реестра: в первый я собственноручно заносил все сделки, которые заключал единолично, во второй – те, которые осуществлял на половинных началах с Брамом, но что касается этих последних, то здесь сведения мои часто бывали весьма неточны, поскольку Брам, переутомленный, как и я, но человек еще менее аккуратный, нередко забывал информировать меня о ходе дел.
Это было серьезным упущением с моей стороны, и позднее я сильно поплатился за свои промахи и небрежность. Мне нужно было иметь рядом с собой сведущего человека, который содержал бы отчетность и торговые книги в безупречном порядке, а у меня не было служащих, способных оказать мне сколько-нибудь ценную помощь. Я должен был почти все делать сам, и мне, кроме того, постоянно приходилось уезжать на день-другой в Лондон или Брюссель, где меня столь же неудачно замещали мои служащие, люди честные, но легкомысленные и бездеятельные.
Позднее, когда для меня наступили трудные годы, я был вынужден закрыть оба своих филиала. Пока я мог заниматься ими лично, они оправдывали себя, но нерадивость моих представителей привела к тому, что эти филиалы перестали окупать расходы по их содержанию.
1874–1879
Первые выставки на улице Лаффит, где я показал принадлежавшие мне картины Моне, Сислея, Писсарро, Ренуара и Дега, возбудили только любопытство. Большинство посетителей смотрели на них равнодушно, но без враждебности. Несколько непредубежденных любителей заинтересовались ими, и я сумел даже кое-что продать. Напротив, появление полотен, приобретенных мною у Мане и Пюви де Шаванна, было встречено яростным хором нападок, насмешек и оскорблений. Началась настоящая кампания протеста против этих художников, спровоцированная нелепыми статьями в некоторых газетах и принявшая вскоре неслыханно разнузданный характер. Пресса осмеивала и травила наших злополучных художников, огульно осуждая их всех. Меня, осмелившегося показать и защищать такие произведения, называли безумцем и бесчестным проходимцем. Мало-помалу доверие, которое мне удалось завоевать, было сведено на нет, и я стал подозрительной личностью даже в глазах своих лучших клиентов. «Как можете вы, – упрекали они меня, – вы, кто один из первых оценил школу 1830 года, расхваливать нам теперь картины, в которых нет и намека на художественность?» Мне неоднократно предсказывали, что я кончу дни свои в Шарантоне[29].
Чтобы предотвратить грозившую мне опасность и особенно ввиду недостатка средств, я вынужден был ограничить закупки и позволить моему другу Фору, располагавшему значительным состоянием, занять мое место около Мане, у которого уже не я, а Фор купил за 6000 франков «Кружку пива», выставленную в Салоне 1873 года, а позднее и ряд других картин. Фор купил также много полотен у Моне, Сислея, Писсарро и Дега. Эти бедные художники, которых я, в силу обстоятельств, принужден был, пусть даже временно, оставить на произвол судьбы, сумели, правда, сбыть кое-что отдельным моим клиентам – Ошеде, Шоке, графу Дориа, господину де Беллио, братьям Гехт, Руару, Берару. Однако все это были ничтожные сделки, и, чтобы не умереть с голоду, беднягам пришлось впоследствии продавать свои картины по невероятным ценам – 100, 50 и даже 20 франков за штуку. Однажды я разом купил 5 полотен Моне, которые некий маклер уступил мне за 100 франков.
Что до меня, то многочисленные шедевры наших великих художников, принадлежавшие мне, не послужили для меня оправданием в глазах публики, и прежде всего той ее части, которой чудилось, что я оскорбляю ее вкус и плохо служу ее интересам. Мой кредит был подорван до такой степени, что все попадавшее ко мне в руки, казалось, немедленно теряло всякую ценность; чтобы выполнить свои многочисленные обязательства, мне пришлось продавать в убыток, часто за половину себестоимости, замечательные шедевры Коро, Делакруа, Милле, Руссо, Дюпре и других мастеров. В этих обстоятельствах я мог считать, что мне еще повезло, когда я продал «Сарданапала» Делакруа за 60 000 франков, «Окрестности Саутгемптона» Дюпре за 25 000 франков, «Смерть дровосека» Милле за 10 000 франков, хотя купил я эту вещь за вдвое большую сумму, и т. д. (Картина «Смерть дровосека», одно из наивысших достижений художника, была показана на Всемирной выставке 1867 года, а ныне находится в Копенгагенском музее[30].)
Не находя даже на таких жалких условиях покупателей на свой товар, я не раз бывал вынужден доверять прекрасные творения школы 1830 года, большим количеством коих еще располагал, различным маклерам, поручая им продать эти вещи любителям или тем из моих коллег, которые отказывались покупать у меня лично.
Последнюю надежду собрать значительную сумму, столь нужную мне в этот критический момент, я утратил в связи с еще одним неблагоприятным обстоятельством. В 1873 году в Вене устраивалась огромная Всемирная выставка, и по просьбе министерства изящных искусств я отправил туда большое число первоклассных картин, которые должны были придать блеск французскому павильону. Кроме того, решив воспользоваться случаем, поскольку выставка должна была привлечь в этот город многих коллекционеров, я послал туда одного из своих служащих с партией весьма примечательных полотен. Он снял там галерею и выставил их. Я имел все основания рассчитывать на успех, но, к несчастью, мои надежды не оправдались. В Вене вспыхнула эпидемия холеры, и это нанесло выставке смертельный удар: посетители спешно разъехались, и я ничего не продал.
В такой ситуации Дега, Моне, Ренуар, Сислей, Писсарро, Сезанн, мадемуазель Моризо и Гийомен, решив вступить в непосредственный контакт с публикой, организовали общество и открыли выставку своих произведений в помещении, принадлежавшем Надару и расположенном на бульваре Капуцинок. В надежде добиться у публики более снисходительного отношения к выставке, они допустили на нее менее одиозных художников, как то: Бракемона, Будена, Лепина, Кальса, Брандона и Де Ниттиса. Мане благоразумно воздержался и не примкнул к группе.
Выставка импрессионистов открылась 15 апреля 1874 года. Публика валила на нее валом, но с явно предвзятым мнением: она видела в этих великих художниках лишь самоуверенных невежд, пытающихся привлечь к себе внимание оригинальничанием. Общественное мнение ополчилось на импрессионистов, и они вызвали новый взрыв насмешек, презрения, даже негодования во всех кружках, мастерских, выставочных залах и даже театрах, где над ними всячески потешались.
При всем том на выставке экспонировались первоклассные картины, многие из них стали потом знаменитыми. В числе работ Дега фигурировали прекрасные «Балерины на уроке», которые я продал Фору за 4000 франков, а в 1895 году выкупил у него за 10 000 и которые стоили бы сегодня 400 000; второе полотно под тем же названием, купленное Мюльбахером за 1200 франков и входящее теперь в состав коллекции Камондо; восхитительные «Кулисы», принадлежавшие господину Анри Руару и проданные с аукциона за 400 000 франков в декабре 1912 года, когда я проводил распродажу его коллекции; наконец, «Скачки в провинции», проданные мною Фору и находящиеся ныне в одном из крупных немецких собраний. В моей коллекции имеются также два знаменитых произведения Ренуара, фигурировавшие на этой достопамятной выставке, – «Маленькая танцовщица» и «Ложа», за которые мне совсем недавно предлагали 350 000 франков. В числе картин, выставленных Моне, были его знаменитый «Завтрак», «Рыбачьи лодки, выходящие в море» и «Итальянский бульвар» – ныне они находятся в Германии. В каталоге фигурировал также один пейзаж из его серии «Море перед закатом», значившийся под названием «Впечатление» [ «Impression»]. Стремясь посмеяться над художниками группы, пресса ухватилась за это словечко и дала экспонентам прозвище «импрессионисты», которое так и осталось за ними.
28
Ныне в Лувре.
29
В Шарантоне с XVII в. существовала лечебница для душевнобольных.
30
Имеется в виду Новая глиптотека Карлсберга.