Страница 21 из 42
Дарина жила со мной в семейном бараке. Вообще-то её должны были отправить в приют, но помогли Боги и справка от врачей. Я смог убедить чиновников в том, что девочку можно доверить мне на попечение. Тем более, что когда они Дарине сказали, что отправят в приют, то она так вцепилась в мою руку - у меня потом синяки были. Я показал справку из больницы, где говорилось, о душевном расстройстве Дарины Юэн. Мол, её нельзя сейчас разлучать с единственным родственником. Чиновники нехотя согласились, бурча, что совсем негоже оставлять несовершеннолетнюю девчонку с двадцатилетним парнем. Нам выделили светлицу и сказали, что будут постоянно проверять. Дарина заняла одну половину светлицы, я другую. Разгородились лёгкой перегородкой. Всё же девочке надо и переодеваться, и ко сну готовиться не на чужих глазах. Слышалось это гораздо роскошнее, чем было на самом деле. Бараки совсем не были основательными. Временные строения из тесовых щитов с волокнистым утеплителем в сибирских погодах показывали себя не с лучшей стороны. Стены холодили, внешние углы часто промерзали так, что появлялись льдышки. Паровое отопление только называлось паровым, являясь в лучшем случае просто водяным. Уборные были отдельные, слава Богам. А вот мыться... В светлицах теплота редко поднималась больше шести нютонов, в совмещённых с уборными мыльнях было нифига не теплее. Может кто-то в них и мылся, но я таких смельчаков не знал. Думал, что занимавшийся самбо Никонов "могёт" и спросил его как-то об этом. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и даже передёрнулся. Я тоже не решался на такое и уж тем более не мог заставлять Дарину мыться в том холодильнике. Мы ходили в общественную баню, как и большинство посадцев. Через день или два ходили. Стоила помывка сущие гроши, парилка тоже была дешёвая. А ещё там была прачечная самообслуживания! Так что мы ходили в эту благословенную баню с удовольствием. Пока стиралась наша одежда, Дарина уходила в женскую половину, а я в мужскую. Потом мы встречались в прачечной, забирали одежду и шли домой. Как странно. Мы уже назвали эти трущобы "домом". Наверное людям необходимо место, которое они могли бы считать домом...
Готовили мы с Дариной по-очереди. Обычно я делал завтрак - Дарина ещё та соня. Мне поначалу приходилось чуть ли не за шкирку вынимать её из постели, чтобы она не опаздывала в гимназию. Потом привыкла, но всё равно по утрам она была тормознутая и более угрюмая чем обычно. Я временами не понимал что у неё за настроение, злится она или радуется. Девочка, если не считать время с Миланой, почти не говорила. Если со мной она ещё как-то общалась, то с другими людьми почти не разговаривала по своей воле. В лагере было много детей и подростков, но девочка сторонилась свестников. В государственной гимназии Дарина держалась особняком. При том, что училась она хорошо, в жизни класса и гимназии не участвовала. Мало того - она плохо относилась к мужчинам. Настолько плохо, что полностью уходила в себя от одного более-менее резкого замечания со стороны учителей-мужчин. Бывало дралась с мальчишками, дралась по-взрослому, до синяков. И это не всё. На уроках гимнастики она несколько раз выходила из себя когда учитель-гимнаст пытался помочь ей сделать упражнения и при этом прикасался к ней. Отшатывалась и грубила. Один раз даже ударила. Помню, меня тогда впервые вызвали в гимназию.
В стареньком, порядком обшарпаном здании я некоторое время ходил по коридорам, пытаясь отыскать палату управляющего. Гимназия напоминала ту, откуда мы выручали узников в Амурском княжестве, разве что решёток не было. Я старался об этом не думать, но посетила догадка, что и Дарина может так думать. Мне показали дорогу до палаты, я вежливо постучал и вошёл, услышав приглашение. За столом сидела средних лет женщина, в одежде младшей чиновницы и с убраными в тугой хвост тёмными волосами. Лицо у неё было доброе и уставшее, как и положено руководителю такого бедового хозяйства. На столе громоздилась толстая стопа бумаг, какие-то папки лежали на соседнем столе, а в шкафу виднелись ещё и старые папки. Женщина вроде бы даже была рада нечаянному перерыву, однако для порядка строго спросила:
-Вы по какому вопросу, товарищ?
Я всё не мог привыкнуть к тому, что в Союзе подданые гордятся своим общественным равенством. Они и обращались друг к другу "товарищ", подчёркивая товарищество между всеми поддаными. Все вокруг были друг другу товарищами. В идеале, конечно. Всё равно я пока не понял - как подданные все равны, но есть княжеская власть? Однако в чужое капище со своими порядками не ходят. Я замялся на пороге, испытывая непонятную робость перед гимназической руководительницей. Словно я учащийся, а меня вызвали для беседы по поводу успеваемости. Чуть не замямлил по старой привычке: "Я - чо? Я - как все". Но справился с наваждением и почтительно ответил:
-Я двоюродный брат Дарины Юэн. Меня вызывали из-за её поведения.
-Дарина, Дарина.. Взрыв на химии?
-Нет. Гимнаста ударила.
-Ах да! Юэн!
Гимназуправша склонилась над столом, поискала во внутренних ящиках что-то и потом положила передо мной лист из прописи.
-Что это?
-Сочинение. В седьмом классе было сочинение на вопрос "Почему я люблю жизнь? ". Дарина написала вот это..
Я пробежался по написанному удивительно ровным почерком: " Жизнь - полное дерьмо." Больше на листе ничего не было. Я даже осмотрел его с другой стороны. Одна горькая фраза. Да уж. А ведь Дарина в чём-то права. Управша укоризненно посмотрела на меня и сказала:
-Разве так можно? Вы меня извините, товарищ... Э?..
-Токарев. Владимир.
-Так вот, товарищ Токарев. Вы меня извините конечно, однако писать такое...
Я перебил её, совсем не заботясь о вежливости:
-У неё есть все основания так написать.
-Что?
-Когда мы бежали из Амурского княжества, по нашей лодке стреляли с маньчжурского винтокрыла и на глазах Дарины тяжело ранили девушку.
-О, Макошь! Какой ужас! Я читала в документах, что Дарина из Амурского княжества, но.. Я не.. Простите!
Женщина потрясённо закрыла рот ладонью и с состраданием поглядела меня. Даже слезинки выступили в уголках красивых, усталых глаз. Я проглотил готовые вырваться резкие солова. В чём виновата эта чиновница? Об Амурской войне средний словенский подданый знает из газет, радиопередач да редких радиовидовых записей. Да, война это страшно, гибнут люди, многие становятся беженцами, всех жалко, но.. Это всё где-то там, дэалеко. А завтра на работу, на службу, детей в ясли отвезти, в лавку заскочить.. Есть, конечно, и неравнодушные, многие из них ехали добровольцами как Тянь. Но в большинстве своём словенские подданые не очень близки к этой войне. Я не могу их в этом винить. До войны вообще мало кто в СССР слышал про Амурское княжество. Эта война для нас, амурцев, стала бедой и крушением жизни, а для всего остального мира это одна из многих кровавых " войн современности.
-А родители Дарины...
-Погибли. У неё из родственников только я.
-Простите ещё раз. К нам ходят многие дети из "Нового посада", но у всех живы оба или хотя бы один родитель, сирот забирают приюты. Значит Дарина
- сирота?
-Да.
-Как жалко девочку... Однако у меня вызывают опасения вспышки враждебности у Дарины. Мало того, что она ведёт себя неподобающе и даже дерётся. Девочка - дерётся! Но она ударила учителя! Хорошо что он не стал поднимать вопрос о временном отчислении. Мне кажется, что Дарину нужно показать врачу. Простите..
-У неё и на это есть причины.
-Какие же? Ведь такое поведение вредно в первую очередь для самой девочки. Открытая враждебность - это очень плохо.
-Вы поклянётесь сохранить в тайне объяснение?
-Клянусь Трибогом, что сохраню ваши слова в тайне.
-Когда мама Дарины умерла в ланере для перемещённых лиц, то девочка попала в точку распределения, а на деле - в острог-распределитель.
-Ох, Макошь..
-Там.. Там она подвергалась домогательствам со стороны начальника острога.