Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 20



Ренессанс первоначального значения термин пережил в хрущевскую эпоху, когда режим сделал ставку на «самодеятельность» в значении массовой инициативы снизу как на важный инструмент реализации коммунистической перспективы. Такое его понимание распространилось и на культурно-просветительную деятельность. Передовицы в журнале «Клуб» выходили с программными названиями-лозунгами «За (общественное руководство и) самодеятельный характер клубной работы!» и рассматривали инициативу снизу как рецепт успешного решения всех актуальных проблем: «…там, где вся клубная работа носит самодеятельный характер, где проявляется творческая инициатива самих трудящихся, – там жизнь бьет ключом»[25], – учила центральная профсоюзная пресса. Пропаганда партийных постановлений зиждилась на их важном дидактическом смысле, нацеленном на развитие самоуправления. «Коммунистическая партия учит нас, что, решая важнейшие государственные вопросы, нужно смелее опираться на инициативу и самодеятельность масс…»[26]. Новое «Положение о профсоюзном клубе» 1964 года апеллировало к пафосу клубного строительства революционной поры: «Работа клуба строится на основе самодеятельности и широкой творческой инициативы рабочих, служащих и членов их семей»[27].

Однако во второй половине 1970-х годов от положительного значения термина «самодеятельность» не осталось и следа. В диалоге историка и социолога И.В. Бестужева-Лады с сыном о досуге молодежи термин «самодеятельность» встречается дважды – и оба раза с негативным содержанием, как синоним некомпетентной активности. Когда сын гипотетически рассматривает перспективу самоуправления молодежи в организации и проведении вечеров отдыха, отец восклицает: «И уж такая пошла бы самодеятельность! Для халтурщиков из твоих бит-групп. Ну прямо рай!» А когда отец предлагает сыну и его сверстникам взять молодежный досуг в свои руки, сын реагирует характерным образом: «Организуйте! Кто же разрешит такую самодеятельность!»[28]

Более чем десятью годами позже, на Всесоюзном совещании по развитию народного творчества в апреле 1988 года было с горечью подмечено:

…сами эпитеты «самодеятельный», «любительский», став почти синонимами, получали все больший налет снисходительности, заявляя как бы о невзыскательности применяемых эстетических критериев[29].

Произошедшие с термином «самодеятельность» перипетии отражают, по мнению З. Васильевой, разочарование людей в советском проекте. Термин – и стоящая за ним концепция творческой активности снизу – пережил лексическую инфляцию, превратившись в этикетку для любительского подражания профессионалам. В качестве понятия, обозначающего общественную активность с положительной коннотацией, эстафету у «художественной самодеятельности» подхватили лексемы «народное творчество» и «художественное творчество». Возможно, это неосознанно продемонстрировали авторы статьи «Народное творчество» в третьем издании БСЭ (1974), наметив дистанцию между обоими явлениями.

Экскурс в историю термина «самодеятельность» обозначает контуры советского явления и динамики его развития, которые предстоит рассмотреть в этом исследовании. В нем под «советской танцевальной самодеятельностью» будут подразумеваться институты, обеспечивающие функционирование хореографического любительства, а также производство любительской хореографии, ее создатели, продукты и исполнители. От истории термина самое время перейти к изложению – краткому и вынужденно спрямляющему траекторию развития – истории самого явления, насколько это позволяет актуальное знание о ней.

Что известно о советской самодеятельной хореографии?

Круг исследований, прямо посвященных отдельным проблемам развития хореографической отрасли самодеятельности в СССР или феномену в целом, позволяющих представить себе ее историю, относительно невелик. Причины малого интереса профессиональных историков к этой теме лежат на поверхности и уже упомянуты выше. Пренебрежительное отношение профессионального искусства и науки к самодеятельности как вторичному и подражательному явлению, набиравшее обороты в СССР с 1960-х годов, видимо, не обошло стороной и исторический цех. Советская политическая и социально-экономическая историография, выбирая в качестве приоритетных объектов исследования крупные события, великих деятелей и масштабные процессы, не могла заинтересоваться историей любительского искусства. Обзоры истории советской танцевальной самодеятельности до недавнего времени выходили из-под пера авторов, причастных к хореографическому творчеству или к управлению (самодеятельной) культурой, и потому могут рассматриваться и как ученые труды, и как источники по изучению дискурса о советском любительском танцевальном искусстве[30]. Не случайно, например, в них, как и в пропагандистских текстах о советской художественной самодеятельности, последняя оценивается как «уникальное явление советского строя»[31]. К тому же большинство из них имело прикладную направленность и нацеливалось на решение проблем дальнейшего развития самодеятельной хореографии. В этой связи постановка вопросов ориентировалась не на историзацию феномена, а на анализ и оценку хореографической «продукции» с точки зрения ее качества и перспективности.

Важным подспорьем для ориентации в тенденциях развития любительской хореографии в более широком контексте советской художественной самодеятельности служат коллективные и авторские обзоры развития народного творчества в СССР, большинство которых вышло в хрущевский и ранний брежневский период, отражая упомянутое выше представление о выдающейся роли низовых инициатив, в том числе в области культуры и искусства, в осуществлении коммунистического проекта[32]. Контекст их происхождения наложил отпечаток на тематические приоритеты и стилистику. Такие обзоры, как правило, также отмечены прикладными приоритетами и пафосом успехов и положительных примеров.

Редким исключением из правила является трехтомная коллективная монография сотрудников отдела народной художественной культуры Государственного института искусствознания, представляющая собой плод 15-летних усилий творческого коллектива. Проект стартовал в позднем СССР и был завершен изданием трехтомника в 1995 – 2000 гг.[33] Несмотря на то что институт имел прямое отношение к управлению культурой, а многие авторы – к тем или иным видам профессионального и любительского художественного творчества, событийная, временная и идеологическая дистанция к советской культурной политике и ее институциям, по иронии истории превратившимся из заказчика исследования в его объект, содействовала более взвешенным и самостоятельным аналитическим и интерпретационным результатам.

Независимые от опыта прямого профессионального участия в советском культурном проекте гуманитарии, в том числе историки, обратились к изучению художественной самодеятельности и (самодеятельной) хореографии всего несколько лет назад[34]. В завершенных и продолжающихся проектах она рассматривается в рамках культурных исследований социальных, повседневных и дискурсивных практик. Другими словами, ею интересуются историки, ориентированные на изучение поведения и восприятия исторических акторов с помощью инструментария повседневной и культурной микроистории как на альтернативу добрым старым событийной и структурной историям XIX и XX веков[35].

25

За самодеятельный характер клубной работы // Клуб. 1958. № 7. С. 2.

26

За общественное руководство и самодеятельный характер клубной работы! // Там же. 1960. № 3. С. 1.

27

Положение о профсоюзном клубе // Клуб и художественная самодеятельность. 1964. № 18. С. 4.



28

Бестужев-Лада И.В., Бестужев В. В субботу вечером: Обычная житейская сцена с комментариями одного из действующих лиц // Там же. 1976. № 23. С. 10, 11.

29

Мишин В. Время народного творчества // Там же. 1988. № 16. С. 2.

30

См., напр.: Уральская В.И. Взаимосвязь и взаимовлияние профессионального и самодеятельного искусства (на материале хореографии): Дисс…. канд. филос. наук. М., 1969; Проблемы и тенденции развития любительского хореографического творчества в СССР. М., 1986; Хореографическая самодеятельность в СССР: Теория, практика, опыт. М., 1989; Пуртова Т.В. Танец на любительской сцене (XX век: достижения и проблемы). М., 2006.

31

Пуртова Т.В. Танец на любительской сцене… С. 4.

32

См., напр.: Художественная самодеятельность. Л. – М., 1957; Народные таланты. Художественная самодеятельность профсоюзов. М., 1958; Гудовичев В.Н. Художественная самодеятельность. М., 1964; Массовость и мастерство: Проблемы и практика художественной самодеятельности. М., 1966; Евкин С.И., Шехтман Л.Б. Художественная самодеятельность России. М., 1967; Шехтман Л. Искусство миллионов: О народном самодеятельном искусстве. М., 1968.

33

Самодеятельное художественное творчество в СССР: Очерки истории: В 3 т. Т. 1. 1917 – 1932 гг. СПб., 2000; Т. 2. 1930 – 1950 гг. СПб., 2000; Т. 3. Конец 1950-х – начало 1990-х годов. СПб., 1999.

34

См., напр.: Богданов К.А. Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры. М., 2009; Сироткина И. Пляска и экстаз в России от Серебряного века до конца 1920-х годов // Российская империя чувств: подходы к культурной истории эмоций. М., 2010. С. 282 – 305; Она же. Свободное движение и пластический танец в России. М., 2014; Нарский И.В. «Заряд веселости»: С(т)имуляция радости в дискурсах о советской танцевальной самодеятельности 1930-х – к 1970-х гг. // От великого до смешного… Инструментализация смеха в российской истории XX века. Челябинск, 2013. С. 120 – 132; Он же. Между советской гордостью, политической бдительностью и культурным шоком: Американские гастроли народного ансамбля танцев «Самоцветы» в 1979 году // Cahiers du monde Russe. Paris, 2013. № 54/1. P. 329 – 351; Herzog P. Sozialistische Völkerfreundschaft, nationaler Widerstand oder harmloser Zeitvertreib: zur politischen Funktion der Volkskunst im sowjetischen Estland. Stuttgart 2012; Habeck J.O. Das Kulturhaus in Russland. Postsozialistische Kulturarbeit zwischen Ideal und Verwahrlosung. Bielefeld, 2014; Васильева З. Самодеятельность…; Tsipursky G. Socialist Fun: Youth, Consumption, and State-Sponsored Popular Culture in the Cold War Soviet Union, 1945 – 1970. Pittsburgh, 2016). Автор благодарит Г. Ципурского за возможность познакомиться с рукописью его исследования в 2012 г.

35

Показательно, что один из основоположников повседневной истории России Н.Б. Лебина в труде о ленинградской повседневности хрущевской эпохи сочла необходимым найти место для сюжета о современных танцах и танцплощадках в связи с проблематикой советской гендерной культуры. См.: Лебина Н.Б. Повседневность эпохи космоса и кукурузы: Деструкция большого стиля: Ленинград, 1950 – 1960-е годы. СПб., 2015. С. 237 – 247.