Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 14



Пашете, так паши́те,

Я вас спрошу не со зла:

Где и когда подскажите

Ярмарка наша прошла?!

Ольга Афиногенова

Городские пейзажи

Афиногенова Ольга Николаевна, родилась в 1975 в г. Балашиха Московской области, живет в Москве. По образованию историк-византинист, кандидат исторических наук, по профессии редактор научно-исторической литературы. Работает в Церковно-научном центре «Православная энциклопедия» (Москва) и преподает в Московской духовной Академии (Сергиев Посад). Пишет стихи и прозу. Публиковалась в журналах «Сетевая поэзия», «Плавучий мост», в поэтической антологии «Форма огня», в альманахе «Квадрига Аполлона», «Кольцо-А». Участник Совещания молодых писателей Москвы (Семинар прозы. 2014 г.). Член Союза писателей Москвы.

Микены

Они песком мои забили вены

И суховеем закоптили губы —

Циклопами поставленные кубы,

Исхоженные сонные Микены.

Все помнят скалы – как попеременно

Сигнальщики годами ночевали

У сложенных костров, как чутко ждали

Заветной вести: близок Агамемнон!

Здесь оказавшись, сожалеть не надо,

Что замолчало время на запястье,

Что скорпионом спит в камнях опасность,

Тоскливо блеет брошенное стадо,

Печален звук овечьей погремушки.

Из жидкой тени листьев олеандра

Взгляни же, обречённая Кассандра,

На бледные славянские веснушки.

О вещая, мой незатейлив эпос,

Он исказит твои черты зевотой,

Но, знаешь ли, с великою охотой

Я джинсы поменяла бы на пеплос.

Глухих веков победы и измены

В уверенном гекзаметре очнулись,

Не я пришла, а вы ко мне вернулись,

Растерянные старые Микены.

Париж

Ни слезы, ни слова за душой,

Ни улыбочки на черный день.

Этот город вовсе не большой,

Как перчатку ты его надень.

Нежным всхлипом ты его вдохни,

Невесёлым странником побудь,

Сеющим бульварные огни

В Сены обмирающую ртуть.

Помни, этот город не про нас.

Хоть любезен, да неумолим.

То, что он подарит и продаст,

Всё равно останется за ним.

Бытие по-своему решай,

Только задержи в нём до поры

Ресторанчик Саши Финкельштайн,

Стариков, играющих в шары.

Мутное веселье божоле

Выпей с тем, кем ты не дорожишь,

И попросит шепотом: «Налей…»,

Кубок ночи протянув, Париж.

Rёльн

Редкий взгляд до середины Рейна

Долетит, не врезавшись в стремнину.

Плоть реки размякла, как филе, но

Цвета залежалой буженины.

Мигом обернулись вертелами

Флюгера для петушков-паяцев,

С маковок, плывущих над домами,

Им теперь вовеки не подняться.

Полдники лимонны до изжоги.

Переулки, булочки, беседы.

Если нам осточертеет джоггинг,

Тут же заведем велосипеды.

Summum bonum местного разлива

Не дороже сладости глинтвейна,

Только голос здесь звучит красиво,

Вкрадчивым сопрано лорелейным.

Толедо

Мы в зубастой пасти Толедо,

Не прожёван день, не дожит,

Словно рукоять пистолета

Улица в ладони лежит.

Так она шершава и грузна,

Так остёр её поворот,

Так неумолимо и узко

Дуло сухогубых ворот.

А вверху, в протянутых дугах,

В вольнице чердачной тюрьмы

Голуби так любят друг друга,

Что друг друга любим и мы.

Тужится булыжная тяжесть



Завитых пузатых дорог,

Тянется ленивая тяжба

Правой и левой ног.

Складками верблюжьего пледа

Свёрнуты арабские сны,

Как же мы, их дна не изведав,

Так бездонно ими полны?

Московское метро

Стойте справа, слева проходите,

Не забывайте вещи, не забывайте

Тревогу ликов, бодрствующих в граните,

Движений света на обновленной смальте.

Синяя линяя – путь, параллельный полночи,

Вымытый блеском, спешкою окаймлённый,

Это в час пик мы друг для друга сволочи,

А на последнем поезде мы влюблённые.

Будьте особо внимательны на эскалаторе,

Если с детьми вы – не отпускайте их руки,

Стиснуты мы турникетами-автоматами,

Зная, насколько они невесомо хрупкие.

Места уступайте слабым и опечаленным.

Вьется Wi-fi непрерывный под кожей век.

Дежурный за сбои техники не отвечает,

Устали шагать – переходите на бег.

Станция следующая – безымянная станция,

Стёкла мутнеют от мельтешения душного,

Силятся рельсы в скорости не расстаться,

В Теплый мой Стан доставляя меня, уснувшую.

Сеговия

Откуда города в горах берутся?

Чьим прихотям годятся эти дали,

Где бы дворов распластанные блюдца

Лишь воду дождевую собирали,

И замирали сросшиеся камни

От шелеста в щелях теней внезапных,

Любое слово ящерицей канет

В бесслышие домишек косолапых,

И где бы, расходясь, цвели на скалах

Соборов и церквей резные платья

И мостовая каждый шаг ласкала,

Обрывы открывая, как объятья?

Но сущности миров забытых этих

Ты вдруг находишь дивную причину, —

Чтоб аисты, покачиваясь чинно,

И клювом каждый сантиметр разметив,

(Ты веришь в это просто и серьёзно,

И по-другому объяснить не волен)

С улыбкой мудрой громоздили гнёзда

На кровлях безголосых колоколен.

Пейзаж

Старый Крым, соколиные перевалы,

Солнцем пройденная листва,

Дремлет полдень в тени усталой

Догорающего куста.

Старый дом, развалившаяся поленница,

Кровли зноем облитый скат.

Жизнь хозяйка здесь или пленница?

Может, лепится наугад,

Как гнездо в иссушённом углу сарая?

Осыпается свет белил.

Сумрак глиняный овевает

Колыбельным теплом могил.

Лето спит. Живописец считает деньги,

Искры радости на усах.

«Сколько занял у вас пейзаж этот, день ли,

Два»? «Мне кажется, полчаса».

Старый сон. Не ответить, не отвертеться.

Винный хмель пополам с золой.

И секунды хватит мазнуть по сердцу

Краской розово-золотой.

Херсонес

Мрамор мне под ноги он кладёт не по чину,

Ну, а я люблю его не по праву,

И все за то, что дурную мою кручину

Он пускает по ветру, уподобляет праху.

Здесь пушистым паром исходит груз потолочный,

Миражом опадает покинутая квартира,

Как роскошно здесь, но как яростно и непрочно

Потому, что я не стою этого мира.

Я чужая ему, настырная приживалка,

Только и есть, что на слова богата,

Но ему для меня от щедрот ничего не жалко,

Ни сладости лакомств, ни горечи ароматов.