Радиант

Он вышел на крыльцо, в ночную прохладу, постоял у нижней ступеньки, не спеша выкурил сигарету. Справа загадочными дебрями чернел обширный парк. Слева, совсем близко, во дворце, на втором этаже ярко светились четыре высоких стрельчатых окна парадной столовой, или, как она именовалась в обиходе, пиршественного зала. Никаких занавесей не было — от кого прятаться? — и Сварог с того места, где стоял, прекрасно мог рассмотреть сидящих за длинным столом из темного дерева. Судя по всему, застолье началось совсем недавно, но пару-тройку бокалов уже успели опрокинуть и малость завеселели. В хлам пьяных, конечно, не будет, на таких застольях они редко случаются — при здешнем-то обилии и разнообразии блюд и закусок...

Отчетливо доносились звуки виолона, кто-то пел — вроде бы Гаржак, но слов Сварог не разобрал. Гаржак любил поиграть и попеть на таких вот посиделках, а поскольку играл и пел он неплохо, его с удовольствием слушали. Наверняка и теперь он. Сварог чуточку расслабился. Приятно было знать, что на несколько часов можно забыть о делах, что сейчас он присоединится к общему веселью, беззаботно проведет время, а потом они с Яной отправятся в комнату для гостей, где он, между нами, мужиками, оставит на ней только колготки и драгоценности, что вряд ли встретит протест с ее стороны, она ничего не имеет против разных новшеств...

Правда, прежде чем туда идти, нужно было завершать дела. Он достал «портсигар» и отдал пару распоряжений дежурным восьмого департамента и девятого стола — после чего мог считать себя свободным от всех служебных обязанностей. Ни от него, ни от Интагара пока что ровным счетом ничего не зависело. Все, что они могли, уже сделали. Работа начнется только утром — если все пройдет гладко, и привезут Бадеша...

Он спрятал «портсигар» в карман — другой чуть оттягивала коробка с «тарелочкой». Что до нее, у Сварога начала оформляться смутная, быть может, сумасшедшая идея — но ведь других попросту не было... Решительно направился дворец.

Еще издали, в коридоре, он узнал и голос Гаржака, и «Балладу о Неоткрытом Острове»:

— Он есть на старых картах, он был знаком корсарам...

Как? Остров Неоткрытый? Что? Остров — пилигрим?

Он не стоит на месте, и моряки недаром

заранее не знают, где ждет их встреча с ним.

Себя благоуханьем, подобно даме знатной,

он выдает. Он рядом, подаренный судьбой...

И вдруг он исчезает — прекрасный, непонятный,

уже не отличимый от дали голубой...

Во главе стола, на дальнем торце, где обычно располагаются хозяин с супругой, сидели Канилла и Вердиана: ну правильно, герцогиня — хозяйка дворца, а Канилла — глава Ассамблеи. У ближнего торца остались свободными с десяток кресел — рядом с Яной Сварог сразу увидел пустое, приготовленное для него. Он тихонько вошел и направился туда за спинами сидящих. Гаржак, стоявший неподалеку от Каниллы, его увидел, но своего занятия не оставил — не те у них были отношения, чтобы граф при виде короля, тем более здесь, вставал навытяжку. Да и маска ему незнакома.

А вот другие... Произошло что-то непонятное. Сварог был еще на полпути — а добрая половина сидевших на противоположной стороне стола вдруг встала и склонилась в поклонах. Те, мимо кого Сварог проходил, стали оглядываться — и некоторые тоже вставали, почтительно кланялись. Все, как на подбор — местные, Сварог узнавал многих, допущенных ко двору. Это еще что такое? Как они узнали? Добравшись до пустого кресла, Сварог прямо-таки плюхнулся в него — Яна тут же склонилась к нему и произнесла, практически не шевеля губами (этим искусством владеют многие при дворах монархов, чтобы, не нарушая этикета, беседовать непринужденно во время каких-нибудь обязательных, скучных и длинных церемоний):

— Ты без маски...

Тут только Сварог спохватился: взволнованный и взбудораженный новостями, обозначившимся следом, просто-напросто забыл надеть «маску», покинув флигель. Ничего удивительного, что земные члены Ассамблеи моментально узнали своего короля...

Воцарилась чуть напряженная тишина, все так и стояли, что до Гаржака, он попросту перестал играть и петь, и, кажется, с любопытством ждал дальнейшего развития событий. Свароту стало чертовски неловко: испортил людям застолье...

Тут с кресла встала Канилла, ударила серебряной палочкой в стоящий рядом с ее прибором маленький серебряный гонг — знак главенства. Мелодичный звук разнесся по залу. Не успел он умолкнуть, как Канилла звонко, непринужденно, весело произнесла, очаровательно улыбаясь:

— Дамы и господа! Его величество оказал нам честь, согласившись стать членом Ассамблеи... что ставит нас выше всех прочих Ассамблей, а это приятно, не правда ли? Его величество не хотел бы никого стеснять и потому считает, что можно на время его пребывания здесь значительно урезать обычные правила этикета. Подобное в истории случалось нередко, вспомним королеву Дайни Барг...

И послала Сварогу многозначительный взгляд, явно означавший что-то вроде: ну подыграйте, что вы сидите! Сварог торопливо поднялся и сказал громко:

— Действительно, дамы и господа, здесь так весело, что мне захотелось побыть среди вас и как один из вас. Надеюсь, никто не станет возражать?

На лицах некоторых появились первые неуверенные улыбки. Ну, кажется, лед тронулся и начал таять, с облегчением подумал Сварог. И продолжал:

— Вы мне доставите большое удовольствие, если не будете держаться скованно. Иначе, чтобы не мешать непринужденному веселью, мне придется вас покинуть, а мне бы этого совсем не хотелось, мне у вас очень нравится... Забудьте, что среди вас король, — он широко улыбнулся. — Конечно, не стоит доводить вольность в обращении до того, чтобы хлопать короля по плечу и называть по имени (улыбки стали шире, послышались смешки), но в остальном, я вас душевно прошу — отбросьте всякую скованность. Мне будет приятно.

Он сел. Стоявшие один за другим стали опускаться в кресла. За плечами Сварога бесшумными тенями обозначились лакеи — скорее всего, настоящие, не все слуги здесь были оперативниками. Кто-то знал его вкусы: перед ним, словно из воздуха, возникло блюдо с вальдшнепами под брусничным вареньем, блюдо с тонко нарезанным и невероятно красиво уложенным ноздреватым ратагайским сыром, в бокал зеленоватой струйкой полился «Сильванский ревень».

Гаржак ударил по струнам:

— Надежды прочь, сомнения долой,

забыты и досада, и бравада.

Граница между небом и водой

уже неразличима, и не надо.

По-прежнему свободный свой разбег

сверяя с параллелью голубою,

плывет неутомимый наш корвет,

волнуемый лишь смертью и любовью...

Очень походило на то, что он, моментально оценив ситуацию, подыгрывал Канилле и Сварогу, добавляя непринужденности. И в самом деле, Сварог с радостью увидел, что застолье понемногу возвращается в привычную колею, безмятежное течение: понемногу к яствам потянулись вилки и ножи, зазвенели бокалы, стала вновь разгораться веселая болтовня. Гаржак, послав Свароту быструю ухмылку, с замашками опытного менестреля прошелся вдоль стола:

— Воистину ничем не дорожа

за этим легкомысленным занятьем,

мы верим, что не будет платежа,

Но если он и будет, мы заплатим...

Чего бояться нам — тюрьмы, тоски,

Ущерба очагу, вреда здоровью?

Но это все такие пустяки

в сравнении со смертью и любовью...

Облегченно вздохнув, Сварог осушил до дна свой бокал. К нему вновь склонилась Яна, спросила тихо, нетерпеливо:

— Ну, что там?

— Пока ничего, Вита, — ответил он так же тихо. — Но если все пройдет гладко, еще до рассвета возьмут человека, который, никаких сомнений, сможет рассказать немало интересного...