Моя сумма рерум

Девчонки закатились, парни захрюкали. Удивленное лицо Дятла, взволнованно хлопающего ресницами и крутящего головой в поисках того, что вызывает такое неудержимое веселье, выглядело нереально комично.

- Это что за барышня у нас? - подлил масла в огонь Полтинник. - Тоже новенькая?

- Нет, - совершенно серьёзно ответил Дятел. - Это же я - Ваня Соломин.

- Не может быть! - физрук сделал вид, что страшно удивлен. - Соломин? А как изменился!

- Да, мама тоже говорит, что я вырос.

Дятел вел себя как полный ишак. Мне было смешно и одновременно ужасно неловко за него. Угораздило же заиметь такого родственника.

У всех началась истерика, Лёха аж вывалился из строя, корчась в немых судорогах.

- Ладно, - сказал Полтинник, - ходи, как тебе нравится.

А потом заставил всех парней бежать два круга по стадиону, а девчонкам разрешил "совершить лёгкий моцион", потому что они в юбках и на каблуках.

Но осилить мы успели только один круг, черная туча стремительно заволокла небо над нашими головами и внутри неё послышались глухие раскаты.

- Так, ребята, хорош! Быстро в школу! - крикнул физрук.

Насчет этого упрашивать было не нужно. Помчались наперегонки, но дождь всё равно жестоко настиг возле крыльца. Рубашка промокла в одно мгновение. Залетели толпой под навес и замерли, глядя на плотную, гудящую стену воды.

И вдруг Тифон как засвистит. Девчонки раскричались на него, а я глянул и обалдел. Посреди стадиона, под проливными потоками задрав голову и подняв руки к небу, стояла та рыжая. Странное, немного неправдоподобное зрелище, будто она вдруг вообразила себя могущественной повелительницей стихии.

- Эй... Чё залипла? Иди сюда! - крикнул Леха.

Но с таким же успехом он мог бы звать фонарный столб.

- Миронова! Зоя, чтоб тебя!

Хриплый голос потонул в новом раскате. Тогда Трифонов, громко чертыхаясь, спрыгнул с крыльца и, прикрывая голову руками, бросился к ней. Следом рванул и Лёха. В ту же минуту сверкнула молния, и оглушительный удар накрыл всё вокруг.

- А...а...а! - заорал кто-то сзади. - Ёперный театр!

Одноклассники повалили в школу.

Сквозь мутную серую толщу дождя разглядеть, что происходит на стадионе, было довольно проблематично, но я видел, как Трифонов бесцеремонно подхватил Зою под коленки, перекинул через плечо и потащил к школе.

Принес, поставил под крышу и принялся вытирать ей лицо своей банданой. Зоя взвизгнула, засмеялась и стала отбиваться, точно это какая-то веселая игра. Но Тифон был разозлен и шутить явно не настроен, поэтому, когда она попыталась укусить его за руку, выдал такую тираду относительно её выходки, что остававшиеся на крыльце девчонки быстренько ретировались.

Я же присел на корточки неподалёку от них и сделал вид, что вожусь с кедами.

Мокрая Зоя - зрелище не для слабонервных: плотно облепившая тело белая блузка, блестящие босые ноги, рассыпавшаяся по плечам под тяжестью воды рыжая копна.

В какой-то момент мне показалось, что я сплю и она мне снится, но резкий требовательный голос Трифонова жестоко вырвал из нахлынувших грез. Ему, похоже, на всю эту красоту было до лампочки.

- Совсем с головой поссорилась? Что это было?

- Ничего, забудь, - Зоя попыталась проскользнуть в школу, но на ступени влетел Лёха. Вода катилась с него, как с Ниагарского водопада, а в руках он держал Зоины туфли.

- Надень, - бросил ей их под ноги.

- Только не это, - Зоя поморщилась. Без туфель она была чуть ниже Лёхи, - Хоть босиком домой иди.

- А чего напялила? - неодобрительно проворчал Тифон.

- А то, что я не хуже других, - она утерлась локтем и выжала волосы.

- Хочешь моё мнение? Другим может такое идет, а тебе - нет. И юбка эта тоже.

- Твоё мнение меня интересует меньше всего, - обижено отозвалась она и, придерживаясь за Лёху, нагнулась, чтобы надеть злосчастные туфли.

Я снова невольно залюбовался ею, но Трифонов перехватил мой взгляд:

- Тебе чего? - с наездом бросил он.

Ещё вчера мы с ним катались по району, а сегодня будто и знать меня не хотел.

- Ничего. Просто. Ребра прихватило, - на ходу сочинил я. - Болят ещё. После вчерашнего.

Трифонов сунул мокрую бандану в карман, подошел и протянул мне холодную влажную руку, помогая встать.

- Сделай глубокий вдох и не думай. Любая боль идет от головы, - со знанием дела сказал он. - Если у тебя есть хоть капля силы воли, то ты можешь этим управлять.

- Чем управлять? - не понял я.

- Да, всем. Боль - это знаешь что? Это сигнализация. Она включается тогда, когда твоему телу угрожает какая-то опасность. Но умеючи любую сигналку можно вырубить.

- Слушай его больше, - крикнула Зоя. - Он тебя сейчас плохому научит: как из нормального человека превратиться в Терминатора.

- Ты прощаешься со мной, чао бамбино, сори, - развязно пропел Лёха, обнимая Зою за плечи. - Для меня теперь любовь - это только горе. Две кости и белый череп, вот моя эмблема. Называй меня теперь Терминатор-немо.

Из-за блестящих капель на ресницах его и без того синющие глаза, казались ещё ярче.

Зоя расхохоталась, а Тифон отмахнулся от них, как от дураков, и продолжил:

- А ещё, подкинь организму эндорфинчика. Он, как морфий, снимает любую боль. Перец сожри. Обычный черный. Не обязательно много. Щепотку на кончик языка. И физическая нагрузка очень помогает, не сможешь сейчас отжиматься - приседай. И шоколад, кстати. Только несладкий.

Я тут же вспомнил Игоря. Вот у него такие же зож-разговоры постоянно были.

- Кстати, по поводу эндорфина, - Лёха мигом нарисовался между нами и, понизив голос так, чтобы Зоя не слышала, доверительно проговорил. - Есть один самый верный и надежный способ...

С осуждающим вздохом Тифон закатил глаза:

- Лёх, ты о чем-нибудь другом говорить можешь? У тебя этот способ на все случаи жизни.

- Естественно. Потому что смех, впрочем, как и то, о чем ты подумал, не только продлевает жизнь, но и значительно скрашивает её.

Домой я пришел раньше Дятла. Взял со сковородки холодную котлету, глотнул из чайника воды и ушел в бабушкину комнату.

С работы бабушка должна была вернуться только в шесть, так что до этого времени, я мог наслаждаться долгожданным покоем. Упал на застеленную шерстяным покрывалом кровать и, утопая в огромных пуховых подушках, минут десять лежал, глядя на чуть пожелтевшую штукатурку потолка и прокручивая в голове сегодняшние события.

Для первого дня в новой школе всё прошло довольно прилично, весело даже, но самое прикольное было то, что я, похоже, реально влюбился. Хорошо это или плохо я пока понять не мог, но когда вот так лежал, смотрел в потолок, вспоминал мокрые рыжие волосы и дымчатый взгляд, мне однозначно было хорошо.

И только я успел немного размечтаться, как в коридоре хлопнула дверь, звякнули брошенные на полку ключи и тут же началось:

- Никита! Ни-ки-та!

Послышалось шарканье тапочек и хлопанье дверей. Наконец, он додумался проверить у бабушки.

- Вот ты где. Чего не отзываешься? - белобрысая голова выглянула из-за двери.

- Что тебе надо?

Дятел раздражал невозможно. Одним своим видом раздражал.

- Поболтать хотел. Узнать, понравилось ли тебе в школе.

Ресницы у него были совсем девчачьи, точнее, Аллочкины.

- Тупой вопрос. Это же школа. Чему там нравиться?

- Наталья Сергеевна тебе понравилась? Она хорошая. А ребята?

Он всё-таки просочился в комнату.

- Сегодня первое сентября. Что можно понять по одному дню?

- А я всё понял, - вид у него был чрезвычайно довольный, словно разведал нечто секретное. - Ты хочешь подружиться с Трифоновым, Мироновой и Криворотовым. Я видел. Наблюдал за тобой.

- Делать тебе больше нечего? Наблюдать за мной.

- Просто хотел предупредить, что из этого ничего не выйдет. Они крутые, и к себе никого не принимают.

Слово "крутые" в его исполнении прозвучало смешно.