Страница 2 из 7
Защита от защитника
Даже для очень сильного папы есть серьезная опасность, с которой он может не справиться. Опасность эта – он сам. Ведь для своих детей папа – бог, всемогущий властелин. А человеку быть богом очень трудно: слишком большой соблазн употребить власть не по назначению. Происходит это не враз, маленькими шажочками, постепенно и незаметно. Но вся беда в том, что остановить папу на этом скользком пути просто некому. И если он сам не сделает этого вовремя, то через несколько лет семейной жизни вполне себе приличный и добрый мужчина превращается в домашнего тирана, орущего на детей, раздающего им подзатыльники и грозно сверкающего глазами по поводу и без повода. Нет, он при этом конечно же остается защитником своей семьи от всех внешних угроз. Но кто теперь защитит семью от такого защитника?
Папина сила должна быть доброй. Обязательно и непременно, без каких-либо исключений. Наученный собственным горьким опытом, я сейчас абсолютно убежден, что нет и не может быть у папы никаких уважительных поводов для того, чтобы кричать на детей, угрожать им и уж тем более распускать руки. Потому что дети все равно будут тебя любить, даже такого. Но любовь к папе окажется разбавлена страхом и неуверенностью в том, что их самих есть за что любить. И горький этот «коктейль», которым ты напоишь их в детстве, потом будет отравлять всю их взрослую жизнь. А тебе до конца дней будет стыдно за то, что назад отмотать уже никак не получится.
Верх банальности
Говорить о том, что папа должен воспитывать не столько словами, сколько личным примером, наверное, будет верхом банальности. Но говорить об этом всё же надо, потому что эта простая истина обладает странным свойством: она скользит лишь по поверхности сознания, не проникая глубже уровня, на котором опознается под тегом «ну-это-мы-уже- слышали».
Одно из самых губительных заблуждений папы – вера в то, что личность ребенка формируется как бы «сама по себе», независимо от того примера, который он видит в папином поведении. Ну, или формируется лишь там, где папа специально решил преподать ему некий полезный урок, а все остальное время ребенок лишь «переваривает» и усваивает полученные навыки и сведения.
На самом же деле каждая секунда, проведенная папой рядом с детьми, является воспитательным процессом, вне зависимости от папиных желаний и намерений. Каждая его привычка, каждый поступок, слово, жест, интонация – все это становится непрерывной чередой микроуроков, по которым ребенок строит свое представление о том, каким должен быть настоящий мужчина. Папа для них – первый герой и первая любовь. Конечно, потом дети вырастут и поймут, что он отнюдь не был идеалом. Но важность этого первого их опыта восхищения и любви настолько велика, что мы зачастую просто не понимаем ее в полной мере.
Для детей (особенно для мальчиков) папа – бог. По его образу и подобию они будут расти и развиваться, потому что других образов перед ними еще нет, он пока – единственный и главный мужчина в их жизни. И папа должен помнить об этом всегда, чем бы он ни занимался и насколько бы маловажными с точки зрения воспитания ни казались ему эти занятия.
Чехов писал, что в человеке должны быть прекрасны и лицо, и мысли, и душа, и одежда. Так вот, папа для своих детей – образец человека. И от того, каким они его будут видеть каждый день своей детской жизни, зависит не только их представление о мужчине, но и представление о красоте, о любви, о правде. Сказал ли ты при них циничную шутку, наврал ли по телефону начальству, повысил ли голос в споре с женой, привык ли бродить по квартире в одних трусах – все это тут же становится частью воспитательного процесса. И последствия такого «воспитания» обязательно потом проявятся в их жизни. А через них – и в твоей тоже. Напакостил когда-то в детской душе – значит, жди: спустя годы прилетит всё это бумерангом обратно, и никуда ты не денешься от собственной грязи.
Змей
Когда-то в детской песенке звучала краткая, но исчерпывающая формула настоящего папы: «Папа может, папа может все что угодно. Только мамой, только мамой не может быть». Несмотря на очевидный максимализм, это очень верное определение. Сколь бы ни менялся мир вокруг нас, в нем все равно остаются вещи, которым ребенка должен научить именно папа. А для этого ему самому нужно уметь все, что должен уметь мужчина, у которого растут дети, – плавать, разводить костер в лесу, драться, запускать в небо змея, ловить рыбу, ходить на лыжах, играть на гитаре, строить снежную крепость, жарить мясо на углях, пилить, строгать, играть в футбол и волейбол, точить нож и топор, отличать съедобные грибы от несъедобных… Перечень может быть очень длинным, но суть, надеюсь, понятна. И если по каким-то причинам папа этого не умеет, ему нужно срочно учиться хотя бы чему-нибудь из таких пропущенных в детстве уроков. Нужно обязательно расширять репертуар своих папских умений и навыков, латать дыры в собственном воспитании, чтобы они не перешли от тебя к твоим детям.
У меня таких дыр было множество, поэтому сквозь их пустоту приходилось продираться к совсем простым вещам. Так, например, однажды мне (уже взрослому, многодетному папе) знакомый объяснил, как можно из самых простых подручных материалов буквально за полчаса сделать воздушного змея. Не кусок бумаги на веревочке, а настоящего змея, способного взлететь на несколько сотен метров. А мне в детстве ужасно хотелось такого змея соорудить, но вот… не пришлось как-то. И я загорелся идеей, прибежал домой, собрал своих мальчишек и говорю: сейчас будем делать змея.
Сбегали в ближайший подлесок, срезали пару прочных ивовых прутов, нашли остаток полиэтилена от прошлогодней теплицы, купили в магазине скотч, моток прочной капроновой нити, и я принялся за дело, в точности следуя полученным от знакомого инструкциям. Дети, затаив дыхание, смотрели на меня, как на доброго волшебника. А у меня… у меня ничего не получалось. Нитки, вместо того чтобы надежно стянуть ивовые прутья, упорно с них соскакивали. Скотч приклеивался к чему угодно, кроме того, к чему был должен приклеиться. Нож не резал, пленка топорщилась, и вообще все шло не так. Дети стояли вокруг, смотрели на мои сомнительные манипуляции и думали, что еще вот-вот, и папа сделает им настоящего летучего змея, которого можно будет запускать под облака. А папа вдруг бросил заготовку, отвернулся и молча ушел к себе в комнату. Не хватало еще, чтобы дети видели, как их всемогущий бог плачет из-за такой ерунды, как не получившийся змей.
Через полчаса в дверь просунул нос старший сын (ему было тогда лет восемь) и тихонько сказал:
– Пап, я там все вроде бы сделал. Только как хвост привязывать, не знаю. Пойдем, покажешь.
Я вышел. Мы привязали к змею хвост и отправились на поле за огородами. День был ветреный, и все получилось именно так, как я мечтал с детства: змей, словно большая рыба, попавшая на крючок, упруго натянул нить, покружил над нашими головами и стал стремительно уходить ввысь. Через пять минут он уже парил так высоко, что был едва различим в ослепительно-синем небе. И мы с детьми пускали к нему вверх «письма» из пустых полиэтиленовых пакетов. А потом, прислонив к нитке пустую консервную банку, слушали, как поет ветер в вышине, гадали, как далеко упадет наш змей, если нитка вдруг оборвется. И еще делали множество всяких радостных дел, которые, наверное, совсем непонятны тем, кто ни разу не запускал настоящего воздушного змея.
Примерно с таким же скрипом и пробуксовкой я в первый раз жарил с детьми шашлыки и водил их на рыбалку.
В эти моменты папой быть особенно трудно. Но уж лучше вот так, «на скаку», с ошибками и неудачами учиться, чем бросить все как есть, даже не попытавшись заполнить пустоту, которую ты рискуешь оставить им в наследство.
Две разрушенные дороги
А теперь еще об одной трудности, на которой могут споткнуться даже самые умные, сильные и ответственные папы. Ты можешь дать своим детям все, что дорого тебе самому, поделиться самым любимым и сокровенным, передать опыт, который по крупицам собирал всю жизнь. Но при этом тебе следует твердо усвоить важнейшую мысль: дети не обязаны все это от тебя принимать.