Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 42

По счастью, Дега оказался в соседней со мной камере. Но перед тем как захлопнулись двери, нас показали некоему рыжеволосому одноглазому чудовищу под два метра ростом и с новеньким бичом из бычьей кожи в правой руке. Это был староста, тоже из заключенных. На всех сидевших он наводил ужас. Имея под рукой этого мерзавца, охранники не утруждали себя – он лично избивал и терзал заключенных, а кроме того, в случае гибели жертвы на него можно было свалить все.

Чуть позже в тюремной больнице я узнал историю этого монстра в обличье человека. Когда-то на воле он работал в каменном карьере. Жил в маленьком городке где-то во Фландрии. Но в один прекрасный день ему взбрело в голову покончить с собой, а заодно убить и свою жену. Для этого он притащил домой динамитную шашку. Ночью лег рядом с женой (их спальня находилась на втором этаже шестиэтажного дома) и подождал, пока жена крепко уснула. Потом закурил сигарету и поджег ею шнур шашки, которую держал в левой руке между своей головой и головой жены. Ну и ахнуло! В результате жену пришлось соскабливать со стен, часть дома обрушилась, погибли трое детей и семидесятилетняя старуха. Остальные жильцы получили ранения. Что же касается нашего Потрошителя, то он отделался потерей части левой кисти (сохранился лишь мизинец и половина большого пальца), левого глаза и уха. Это не считая ранения в голову, потребовавшего трепанации черепа. И уже с первых дней заключения этот маньяк стал старостой дисциплинарного блока центральной тюрьмы и мог полностью распоряжаться судьбой любого попавшегося ему на глаза заключенного.

Один, два, три, четыре, пять, кругом... Один, два, три, четыре, пять, кругом... – снова началось хождение по камере взад-вперед, от стенки до двери. Ложиться днем на койку не разрешалось. Ровно в пять всех будил пронзительный свисток. Надо было немедленно встать, заправить койку, умыться, а потом или бродить по камере, или сидеть на откидном стульчике. Койка тоже была откидная и прикреплялась на день к стене. Не урвать даже секунды, чтобы прилечь и вытянуть ноги хоть на миг.

Один, два, три, четыре, пять... Четырнадцать часов ходьбы. Да, камеры здесь освещены лучше, чем в Консьержери, к тому же сюда проникают звуки извне – из карцера и даже со двора. Вечером можно даже различить свист или веселое пение крестьян, возвращавшихся домой и после работы пропустивших по кружке сидра.

На Рождество я получил подарок: в ставнях, закрывающих окно, оказалась маленькая щелочка. В нее я увидел заснеженные поля и несколько высоких черных деревьев. Полная луна заливала этот пейзаж голубоватым светом. Ну чем не рождественская открытка! Ветер сотрясал деревья, весь снег с них слетел, и темные силуэты отчетливо проступали на светлом фоне.

Один, два, три, четыре, пять... Закон превратил меня в маятник, а вся жизнь сводилась теперь к беспрерывному хождению по камере. Меня наказали бы самым жесточайшим образом, если бы застигли за подглядыванием в щелочку между ставнями. В конечном счете, они были правы. Кто я такой, если не живой труп? Трупы не имеют права любоваться пейзажем.



Как-то у окна я обнаружил бабочку. Бледно-голубую, с мелкими черными пятнышками. А неподалеку от нее – пчелу. Должно быть, их сбило с толку яркое зимнее солнце, а может, они залетели в тюрьму погреться?.. Бабочка зимой – это символ неистребимости жизни. Как это она не погибла?.. Как и почему пчела покинула свой улей? Воистину, нужна незаурядная храбрость, чтобы залететь сюда, вот только они этого не понимают... Через день после визита ко мне замечательных крылатых существ я заявил, что болен. Я просто не мог уже выносить этого ужасного, давящего одиночества. Мне нужно было увидеть человеческое лицо, услышать голос, пусть даже самый неприятный... Потому что все равно это будет голос... И я так хочу его услышать.

... Абсолютно голый, я стоял в коридоре, где царил ледяной холод, лицом к стене, предпоследним в шеренге из восьми заключенных. И ждал своей очереди предстать перед врачом. Я просто хотел увидеть людей. И получил свое. Староста застукал меня как раз в тот момент, когда я прошептал что-то Жуло по прозвищу Молоток. Реакция у рыжего маньяка была молниеносной – он оглушил меня ударом кулака по затылку, и я даже не почувствовал, что расквасил нос. врезавшись лицом в стенку. Брызнула кровь. Я поднялся с пола и встряхнулся, пытаясь понять, что произошло. И сделал слабый протестующий жест. Только этого и ждал громила. От удара в живот я снова повалился на пол, а он начал хлестать меня бичом, Жуло этого не вынес. Бросился на него, и они сцепились, как два пса. Жуло крепко досталось, он явно уступал противнику в силе, а два охранника спокойно стояли и наблюдали за происходящим. Я поднялся, никто не обращал на меня внимания. Огляделся в поисках какого-нибудь оружия. И тут заметил, что врач, перегибаясь через кресло, пытался разглядеть из кабинета, что происходит в коридоре. И еще на глаза мне попалась огромная эмалированная кастрюля с крышкой, распираемой паром. Кастрюля стояла на плите, обогревавшей кабинет. Пар, наверное, был призван очищать воздух.

Быстрым, почти неуловимым движением я схватил кастрюлю за ручки – страшно жгло, но я как-то умудрился не уронить ее – и одним движением выплеснул всю кипящую воду прямо в лицо старосте. Увлеченный избиением Жуло, он даже не заметил, как, я подкрался. Ужасный, душераздирающий вопль, и он покатился по полу, пытаясь сорвать с себя три шерстяные фуфайки, надетые одна на другую. И когда, наконец, добрался до третьей, то вместе с ней сошла и кожа. Фуфайка была с узким горлом, он содрал кожу с груди, части шеи и лица. Содранная кожа прилипла к шерсти. Его единственный здоровый глаз тоже получил ожог, и теперь он ослеп полностью. С трудом он поднялся на ноги, разъяренный, истекающий кровью, и тут Жуло, воспользовавшись моментом, врезал ему что было силы в пах. С ним было кончено. Два охранника, наблюдавшие за всей этой сценой, не осмелились нас тронуть, а вызвали подкрепление. На нас навалились со всех сторон, и дубинки так и загуляли по плечам. Мне повезло: я вырубился почти сразу же и перестал что-либо чувствовать.

Очнулся я двумя этажами ниже. Совершенно голый, я лежал в затопленной водой камере. Приходил в себя постепенно. Сначала ощупал ноющее тело. На голове обнаружилось минимум пятнадцать шишек. Интересно, сколько сейчас времени? Определить это было невозможно – здесь, в подземелье, всегда царила ночь, ни единого лучика света. И вдруг я услыхал стук в стену, похоже, он доносился издалека.