Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 47

Но поставки военного снаряжения из Советского Союза замедлялись. Росли раздражение и непонимание между Москвой и Каиром. Садат съездил в Москву в середине октября 1971 года, чтобы урегулировать разногласия. 1 февраля и 27 апреля 1972 года (накануне встречи Брежнева с Никсоном) он также побывал в Москве.

Садат убедился, что арабо-израильский конфликт потерял свое значение в советской внешней политике. Советский Союз не собирался жертвовать разрядкой для того, чтобы удовлетворить требования Садата. Встреча Брежнева и Никсона вызвала у Садата величайшие подозрения – он опасался договоренности за свой счет. В послании Брежнева от 6 июля 1972 года, направленном Садату, были лишь общие слова о содержании переговоров с Никсоном и устные заверения о продолжении советской поддержки арабов125.

Садат решил действовать. 7 июля он информировал советского посла Владимира Виноградова, что 15 тыс. советских специалистов должны покинуть Египет к 17 июля126. Он потребовал, чтобы из Египта было удалено все вооружение, которое использовалось непосредственно советскими военнослужащими.

Некоторые полагают, что не случайно это решение последовало за контактами с США, предпринятыми незадолго до этого. Но правильнее было бы считать это решение лично садатовским. Оно витало в воздухе. Садату нужно было сократить опасное для него советское военное присутствие, вызывавшее недовольство в вооруженных силах и среди населения, и сделать жест в сторону американцев. Если жест не удавался, то оставался еще военный выбор, а свободу действий в случае военного выбора сковывало бы присутствие советских войск.

А.С. Кулик. Надо учитывать психологическую особенность Садата, его комплексы человека, который всегда хотел быть наверху, но оказался в подчиненном положении у Насера. Он даже не был вторым человеком в стране. Когда он оказался у власти, он стремился все делать наоборот по сравнению с тем, что делал Насер. Отсюда его курс на сближение с Соединенными Штатами и на мир с Израилем и отстранение от СССР и даже враждебное отношение к СССР.

Личные психологические комплексы Садата накладывались на политический расчет и трезвый ум египетского феллаха.

Автор127. Садат знал, что с самого начала советское руководство ему не доверяло?

В.М. Виноградов (бывший посол СССР в Египте, бывший заместитель министра иностранных дел СССР). Он чувствовал. Конечно, с нашей стороны были всякого рода задержки и в ответе на его послания, и в реальных поставках. Американцы, зная черты Садата – взрывной характер, подозрительность, мнительность, – умело их использовали. Вот была встреча Брежнева с Никсоном в Москве в мае 1972 года. Садат очень ее боялся, потому что опасался договоренности за свой счет. Вышло коммюнике. Там была только одна фраза – о том, что обе стороны договорились вступить в переговоры о сокращении поставок вооружений на Ближний Восток. Ничего страшного. Но для него это было прямым свидетельством, будто мы стараемся его обмануть.

Автор. Если отвлечься от эмоций, от очень неприятных для СССР форм, в которых Садат проводил свой курс, была ли все-таки объективная основа для пересмотра Египтом своих внешнеполитических приоритетов?

В.М. Виноградов. Для Садата надо было выбирать стратегический курс. Видимо, он понял, что с Советским Союзом он далеко не пойдет. Он знал нашу сдержанность относительно развязывания военных действий. Наше отношение было такое: помогать нашим друзьям надо; но если это могло привести к международной конфронтации, то нужна ли эта помощь нам? Нет. Нужно действовать политическими средствами. Садат знал наши аргументы. И они его раздражали… Шла умелая политическая работа со стороны американцев. С приходом Никсона американцы объявили себя друзьями Египта. Мол, были недоразумения, мы поможем вам, только дайте совет – как. Для Садата освобождение оккупированного Синая из внешнего вопроса стало делом внутриполитической борьбы. Был затронут лично его авторитет. Все в Египте над Садатом посмеивались. В экономике он не разбирался совершенно. Не был сильным политическим руководителем. Случайно попал на пост президента в силу сложившихся обстоятельств. Он должен был искать способ, чтобы самоутвердиться, чтобы отойти от Советского Союза. Он стал предъявлять бесчисленные претензии к Советскому Союзу. Все время говорил, что американские самолеты лучше, чем советские, что артиллерия лучше, что ракеты лучше. Хотя все это спорно. Октябрьская война 1973 года показала превосходство советского оружия.

Автор. Не возникала ли при определенных обстоятельствах у вас мысль о возможном вмешательстве во внутриполитическую борьбу в Египте?

В.М. Виноградов. Это было абсолютно исключено. Курс был взят правильно: во внутренние дела нельзя вмешиваться. Внутренние дела непредсказуемы. Они – результат внутреннего развития.

Автор. Мы где-нибудь в арабских странах нарушали этот принцип?

В.М. Виноградов. Я думаю, нет. Были разные неприятности в обоих Йеменах, Сирии, Ираке, Судане. В Судане было несколько переворотов. Мы не вмешивались никогда.

Автор. У нас в арабских странах таких грехов, типа вмешательства ЦРУ в дела Ирана для свержения Мосаддыка, не было? Я не говорю о восточноевропейских странах и Афганистане.

В.М. Виноградов. Абсолютно нет. Наши люди не обучены этому.

А вот мнение Б.Н. Пономарева128. Садат сначала подписал хороший договор с нами, но он повернул от дружеских отношений, повел дело к разрыву, выгнал наших военных, потом других специалистов. Он не был человеком прогрессивным, умным и грамотным. Затем, жена его – полуангличанка, кажется, с Кипра. Она – типичная дамочка с буржуазными взглядами, цель своей жизни видела в обогащении, в возвеличивании Садата. Дочь вышла замуж, как мне кажется, за богатого нефтяного магната.

Во время съезда Арабского социалистического союза, на котором я был, в Судане произошел переворот, – продолжал Пономарев. – Но сторонники Нимейри собрались с силами и всех арестовали, в том числе коммунистов. Я получил телеграмму из Москвы: «Через Садата повлиять на суданское руководство, чтобы не казнили руководство компартии». Мы с послом поехали на дачу к Садату, километрах в сорока от Каира. Он сидел полураздетый под развесистым деревом. Была жара 40 градусов. На столе стояла бутылка водки и лед. Это в жару-то! Он пригласил нас за стол и налил по полному бокалу. Мы только пригубили. А он на наших глазах выпил полный стакан водки, предварительно бросив туда лед. Мы передали нашу просьбу. У него был прямой провод с Суданом. Он ушел, позвонил, потом вернулся и сказал, что было поздно. Он действительно страдал алкоголизмом. Видимо, этим пользовались люди, которые стремились свернуть Египет с пути дружественных отношений с СССР. Наконец патриотические силы организовались и покончили с ним. С тех пор наши отношения улучшились, стали крепче.

Предполагаю, что личная позиция Б.Н. Пономарева вряд ли нуждается в комментариях.

Высылка советского военного персонала из Египта была воспринята в Москве со смешанными чувствами. Конечно, это было политическое поражение. Конечно, ликвидация военных позиций в такой стратегически важной стране, как Египет, болезненно воспринималась советским руководством. Даже сама форма, в какой стала происходить эвакуация советских военнослужащих, была оскорбительной: в конце концов, их направили сюда по настоятельной просьбе Египта. Но одновременно пришло и чувство облегчения: Советский Союз уходил от угрозы прямого вовлечения в военную конфронтацию. Еще не умерла надежда на разрядку, и решение Садата как бы само собой убирало камень преткновения в отношениях с США.

Когда в ответ на столь драматичный жест ни со стороны США, ни со стороны Израиля не последовало никакой «платы», Садат понял, что войны с Израилем ему не избежать. А для этого нужно было пока продолжать сотрудничество с СССР.